Увлекшись борьбой, я не заметил, как ко мне подскочил еще один "воин Аллаха". Этот бы обязательно всадил свой длинный нож мне в спину, но в тот момент, когда он уже хотел нанести мне удар, Савельев сразил его очередью из автомата. Шестой моджахед, юркнув под руку капитана, бросился наутек. Савельев дал очередь, но в чеченца не попал. Савельев снова выстрелил - и снова промах. Чеченец понял, что в него стреляют, и начал петлять по лугу, словно заяц. Он был ловок и шустр, и это давало ему шанс остаться живым. Высокая пожневая трава мешала ему. Он падал, снова вставал и бежал, бросаясь то в одну сторону, то в другую. Савельева не на шутку разозлило такое положение вещей. Он решил во что бы то ни стало сразить чеченца. Но это ему по-прежнему не удавалось. Тогда он побежал следом за моджахедом. Он бежал и стрелял, стрелял, стрелял. В эту минуту он был похож на азартного охотника, который, чтобы не подмочить свою охотничью репутацию, изо всех сил старался добыть трофей. Наконец одна из пуль достала чеченца. Он будто бы обо что-то споткнулся и упал. Но тут же поднялся. И в этот момент очередь прошила его спину.
Когда Савельев вернулся, я поблагодарил его. Капитан пожал плечами.
- Да что там, - сказал он. - Вы бы и без меня справились…
Мы снова стали заниматься ранеными, которые продолжали и продолжали поступать в наш полевой лазарет. Вместе с нами работал весь медперсонал полкового медпункта, позже к нам присоединились санинструкторы и санитары из батальонов. Одни носили раненых, другие перевязывали их, мы же с Савельевым, орудуя инструментами, выполняли роль хирургов, извлекая из тел раненых осколки и пули. Пахло кровью и смертью.
VII
А потом в небе появились боевые "вертушки". Это означало, что о нашей заварухе узнали в штабе дивизии и решили помочь. Вертолеты стали яростно терзать ракетами склоны гор, где засели моджахеды. По ним били гаубицы полкового артдивизиона, танки, самоходки. От грохота у нас едва не лопались ушные перепонки. Земля гудела и сотрясалась. Скорее бы все кончилось, скорее бы! - шептали мои губы. Но бой продолжался. Мятежники и не думали отступать. В такие минуты нам казалось, что они обкурились анашой. На нас они уже не бросались, засели на зеленых склонах и поливали нас оттуда свинцом. Ну когда же их выкурят оттуда? - думал я, с надеждой поглядывая в сторону гор.
Мы все в крови. Измазались ею и теперь похожи на киношных вампиров. А раненые все прибывали. Теперь санитары доставляли их уже не на себе и даже не на носилках - когда рассвело, отыскались транспортеры переднего края, которые мы здесь называли попросту ТПК и которыми были оснащены батальонные медпункты, и теперь работа идет шустрее. Легкораненых тут же перевязывают, предварительно обработав раны йодом, тем же, у кого раны более серьезные, мы с Савельевым делаем операции. Бойцы притащили откуда-то доски и соорудили два операционных стола. На них мы с капитаном и пашем.
Савельев - выпускник медакадемии, он мог бы стать неплохим хирургом, но у него абсолютно нет практики. Хотя за работу берется смело, будто бы он академик Амосов. Правда, при этом кромсает мужиков будь здоров. Где нужно сделать разрез в два сантиметра, у него получается целых двадцать - будто бы он хочет с головой окунуться в рану. Такие разрезы обычно делают молодые хирурги. Чтобы вырезать аппендикс, они готовы развалить полживота. Не случайно наставники таких вот зеленых айболитов постоянно носят с собой ученические линейки, чтобы при случае проверить, какой длины их подопечные сделают разрез.
В отличие от Савельева мне долгое время пришлось работать в военных госпиталях. Что только не приходилось делать! Я уж не говорю о банальных операциях по удалению аппендиксов - мне приходилось оперативно лечить язвенную болезнь, вскрывать грудную клетку, сшивать разорванную печень, удалять камни из почек… Были на моей памяти и раненые - неосторожное обращение с оружием, неумелое пользование гранатой… Было что-то еще, но упомнить всего невозможно. Работа военного хирурга - беспрерывный поток ушастиков и головастиков мужского рода, которые попали в беду и которых нужно сохранить для их матерей и будущих жен.
Кстати, о женщинах… Мне не раз приходилось принимать и роды. Сколько их было, этих рожениц - вспомнить не могу, но я знаю, что только моим именем было названо пять или шесть пацанов. Благодарные у нас люди, так и норовят увековечить имя своего благодетеля.
- Товарищ майор, мы тут начфина привезли… Он тяжело ранен…
Занятый работой, я вначале не обратил внимания на эти слова, сказанные мне кем-то из санитаров. В голове гудело, перепонки продолжали трещать от непрекращающихся взрывов. И лишь когда я услышал голос Макарова, я встрепенулся.
- Жигарев!.. Ну что же ты, ей-богу? Я ведь помираю…
Я подошел к транспортеру. Это был небольшой плавающий автомобильчик, выполненный на базе известного "луазика". Впервые эти "труповозки", а так их прозвали в армии, были применены в Афганистане, где наши войска сражались с тамошними моджахедами. В автомобильчике, похожем на тележку в продуктовом магазине, находился Макаров. Он сидел на носилках и держался за бок. Как и многие здесь, он походил на служивого, который вышел по команде "подъем" на зарядку: на нем кроме брюк со спущенными подтяжками была только белая футболка. Та была вся в крови; кровью была пропитана и верхняя часть брюк, и Макаров со своим круглым животиком походил на роженицу, у которой отходили воды.
- Что случилось? - спросил я капитана.
Он поднял руку от раны, и я увидел в его боку какой-то предмет.
- Жигарев, что у меня там такое? - дрожащим голосом спросил он меня. - Ты скажи мне, что там такое?
Я и сам не понимал, что у него там в боку.
- Ну, что молчишь? - снова обращается он ко мне.
- А что говорить? - пожал я плечами.
- Как что! - возмущенно воскликнул Макаров. Голос его был слабым - видно, он потерял много крови. - Ты же врач! Ты обязан…
Он захлебнулся в собственном бессилии. Не зная, как его успокоить, я решил отделаться шуткой.
- А не ты ли на днях говорил, что мою должность нужно вычеркнуть из штатного расписания полка? - улыбнувшись, произнес я.
- Я и сейчас это могу сказать, - заявил Макаров. - Ну, что ты стоишь? Действуй! Вытаскивай из меня эту хреновину.
Я распорядился, чтобы Макарова положили на импровизированный операционный стол и сняли с него футболку. С гор дул колючий ветерок, и люди не чувствовали холода только потому, что были заняты делом.
- Холодно? - спросил я Макарова.
- Да нет, ничего, - ответил он слабым голосом.
- Так уж и ничего! - сказал я. - Тогда отчего так дрожишь?
Я попросил санитаров, чтобы те повернули начфина на бок и укрыли его чем-нибудь теплым. Теперь он лежал на белой простыне, а поверх него была накинута солдатская шинель.
Подошел Савельев.
- Что там у него? - спросил.
- Сам понять не могу. Что-то торчит в боку, а что - хрен его поймет.
Савельев наклонился и стал внимательно разглядывать предмет, торчащий из правого бока Макарова.
- Так это же граната, товарищ майор! Самая настоящая граната, - заявил Савельев.
- Какая еще граната! - не понял я. - При чем здесь граната?..
- Так ведь гранаты бывают разные, - поняв причину моего недоумения, сказал капитан. - Есть гранаты ручные, а эта выпущена из подствольника.
Я кивнул головой. Дескать, понимаю. С подствольными гранатами калибра сорок миллиметров я был немного знаком. Однажды во время полковых стрельб мне даже позволили сделать залп из подствольника по движущейся мишени. Я тогда промазал, но заставь меня сейчас повторить тот выстрел, я бы без труда смог это сделать. Разве сложно загнать в подствольник небольшой снарядик, похожий на обыкновенный патрон, взвести, как в охотничьем ружье, курок, а потом нажать на спусковой крючок? Но одно дело выстрелить, другое - извлечь из тела бедолаги Макарова снаряд.
- Приведите кого-нибудь из саперов, - распорядился я, и кто-то из санинструкторов тут же кинулся выполнять мой приказ. Вскоре в наш импровизированный полевой лазарет прибыл начальник инженерно-саперной роты старший лейтенант Барсуков. Он не был мне знаком, но с Савельевым они были на "ты".
- Володя, посмотри-ка, что там у капитана в боку торчит? Нам кажется, что это граната из подствольника, - сказал он.
Барсуков попросил всех отойти подальше.
- И ты, Ваня, отойди, - сказал он Савельеву.
Мы отошли. Барсуков рассматривал предмет недолго.
- Да, это граната, - заявил он. При этих словах, как мне показалось, Макаров даже икнул от страха.
Барсуков отошел от стола и направился в нашу сторону.
- Точно граната? - переспросил старлея Савельев.
- И вопросов нет, - заявил Барсуков.
- А почему же она не взорвалась? - удивился я.
Барсуков немного помедлил, а потом спросил:
- Вы знаете, как устроена граната? - Не дожидаясь нашего ответа, он стал объяснять: - При выстреле пороховой заряд выбрасывает гранату из подствольника. При попадании в цель или просто при ударе срабатывает взрыватель, после чего происходит взрыв. Граната разлетается на осколки. А в данном случае взрыватель не сработал.
- Значит, граната может рвануть в любую минуту? - спросил я Барсукова.
- Так точно, - вздохнув, ответил он.
Я тут же подумал о незавидной участи начфина. Как же нам его все-таки спасти? - спросил я себя. Впрочем, а есть ли вообще возможность его спасти? Барсуков будто бы услышал меня.
- Спасти раненого можно, - сказал он. - Но операция будет проходить с большим риском для жизни…
- Чьей жизни, Володя? - спросил Савельев.