Он знал, что огромным кольцом лес охватывает Борки, Слободу Вишенки, Пустошку, и уходит дальше на Бобруйск с одной стороны, и на райцентр – с другой. От Руни вглубь он тянется километров на сорок в соседний район. Антону можно было бы пойти на восток, а не на запад, как он идет сейчас, но там тоже огромные болота, о которых ему известно, что пройти ими невозможно. Да это будет еще дальше от дома, огромный крюк, и неведомо, чем туда может кончится поход. А здесь ему все знакомо, исхожено. Осталось только дойти до топей, и найти способ их преодолеть. Само болото в районе Руни в ширину не более полутора километров. Для себя он уже решил, как будет пробовать пройти его, хотя в уме держал и запасной вариант – сместиться вдоль болота резко вправо, и идти вдоль до Вишенок. Именно оттуда оно начинается. Там уже смело можно двигать к Боркам. Но это тоже, судя по его подсчетам, километров двадцать. А сейчас важно подальше уйти от партизанского лагеря и не застать себя врасплох при случайной встрече с ними. Сколько раз корил себя Антон за то, что так глупо попался тогда в первый же день. Так и не смог найти свою ошибку, хотя и пытался критически осмыслить все свои действия. Да, позор! Такое больше не должно повториться. Поэтому, лучше продлить этот поход на сутки – другие, чем прервать свою жизнь.
Несколько раз попил из лужицы, от воды в животе урчало, бурлило, хотелось есть. Часто попадались сыроежки, он срывал их, долго жевал, глотал, пока не начало тошнить. Ягоды не встречались. Наткнулся на большой муравейник: сунул в него длинный прутик, потом лизал его кисленький. Это на время заглушало чувство голода, но не надолго. Он знал, что на подходе к болоту пойдут заросли черники, там он подкрепиться ими. Конечно, не хлеб, но все же….
День подходил к концу, солнце сместилось на запад, было прямо перед глазами Антона, как он вдруг обнаружил сломанную ветку олешника: она оставалась висеть на дереве. Так сломать ее мог только человек! Антон насторожился, присел, и стал внимательно осматривать окрестные кустарники: это могут делать новички в лесу, оставляя для себя метки. Так и есть: чуть впереди справа еще одна. Надлом свежий, не успел еще покрыться бурым цветом. Значит, человек прошел недавно.
Щербич весь подобрался, и с еще большей осторожностью двинулся дальше. Сверив эти две метки, определил для себя направление, куда мог уйти незнакомец, и направился по этому следу. Вот и отпечатки сапог четко просматриваются на земле: быстрее всего, прошли два человека. Еще через несколько метров он увидел след в обратном направлении, но уже один. Похоже, в засаде остался один партизан.
Антон делал шаг, и замирал, чутко вслушиваясь в шум леса, внимательно осматривая все вокруг. Сейчас он походил не на человека, а на лесного зверя, который вышел на охоту: уже не шел, а крался от дерева к дереву, от куста к кусту, готовый мгновенно упасть, спрятаться, раствориться в лесной чаще.
Для себя сделал вывод, что где-то на его пути стоит партизанский секрет, засада. Он хорошо помнит, когда его вели в плен, то довольно часто их останавливали еще на подходе к партизанскому лагерю. Вот и теперь, возможно, он вышел на одну из таких точек. Если попытаться ее обойти, то еще не известно, не наткнется ли он на следующую? А эта явно где-то здесь. Самый надежный способ – это разыскать ее и уничтожить.
Встречные следы, что он обнаружил, могли говорить лишь об одном: произошла смена наблюдателей – один пришел, другой – ушел. И кто-то из них, боясь заплутать в лесу, оставил себе метки с помощью сломанных веток. Значит, в засаде в этом месте находится один человек. Это дает шанс.
Теперь после каждого шага Антон надолго замирал, затаив дыхание, вслушивался, осматривал местность, пытаясь заранее определить место засады. Даже следующий шаг не делал до тех пор, пока не убедится, что под ногой ни чего не хрустнет, не треснет. Его внимание привлекали не только кустарники, но и деревья, особенно, их кроны. Он не исключал, что наблюдатель может находится и на дереве в густой листве: и обзор хороший, и самого вряд ли заметишь с земли.
Выделил для себя стайку немолодых уже елей на крою поляны: они росли кучно, сцепившись ветками почти до самых вершин, и снизу окружив себя густо нависшим над землей лапником. С точки зрения Антона – позиция идеальная для засады, но сам бы он ее не выбрал: слишком заметна. Но на всякий случай решил проверить. Для этого ему пришлось отойти немного назад, и приблизиться к елям не сбоку, как было сейчас, а с тыла. Если там и есть партизан, то вряд ли он будет контролировать пространство позади себя, а, быстрее, с боков и спереди. На это и рассчитывает Щербич.
Солнце уходило за горизонт, на прощанье осветив вершины деревьев, смеркалось, еще немного, и темнота поглотит собой весь лес.
Его внимание привлекла белочка, она выскочила откуда-то из-под кустика и направилась к ели, за которой он стоял. В последнее мгновение она учуяла постороннего, и бросилась назад, к сосне, что была чуть впереди справа, и стала взбираться на нее, как вдруг камнем слетела вниз, и пустилась в чащу. Это насторожило Антона: он присел, и начал внимательно осматривать дерево. Так и есть: где-то на уровне глаз несколько сучьев срезаны, образовав естественную лесенку. Стоило только подтянуться до нее, и можно спокойно взбираться на дерево. На сосне, в самой ее кроне, сидел человек, обхватив ствол ногами!
Стало легче: засада обнаружена! Теперь надо дождаться, когда партизан покинет свой наблюдательный пункт. Можно, конечно, с ним не связываться, сместиться влево или вправо, и обойти его.
Но, где гарантия, что в пределах видимости не находятся еще такие же секреты? Напороться на них в темноте легче легкого. Да и оружие не помешает. С ним чувствуешь себя гораздо спокойней.
Антон затаился, крепко сжимая в руках палку.
Ждать пришлось недолго: сначала на дереве стало заметно некоторое движение, потом он увидел, как ловко человек спускается вниз. Вот он мягко соскочил на землю, и тяжелый кол опустился на его голову. Подхватив обмякшее тело, Щербич оттащил его немного в кусты, для надежности еще передавил горло, и только полностью убедившись, что партизан мертв, стал обыскивать его.
В боковом кармане пиджака лежал завернутый в тряпицу хороший кусок хлеба со шматком сала и луковицей. Отцепил с пояса нож, снял сапоги и тут же натянул их себе на ноги без портянок. Забрал из другого кармана гранату, еще один магазин с патронами, немецкий автомат перекинул через плечо, и растворился в лесу.
Уходил быстро, наверняка зная, что на этом участке леса, который был под контролем незадачливого наблюдателя-партизана, ему уже ни кто не угрожает. Да и оружие придало смелости: в любой момент был готов дать отпор любому, кто посмеет покуситься на его свободу. Шел долго, пока не почувствовал себя в безопасности, и усталость не начала валить с ног. По всем расчетам, он подходил к болоту: все чаще появлялся мох под ногами, редел лес, уступая место кустарникам.
Заночевал под густой молодой елочкой, уютно расположившись на мягком покрывале из осыпавшей хвои. Вокруг нее густо раскинулись заросли березняка вперемешку с папоротником, надежно укрыв уставшего путника от посторонних глаз. Решил хорошенько отоспаться: завтра предстояло перейти через топи.
С утра долго бродил вдоль болота, то пытался заходить в глубь, то опять возвращался к берегу на твердую почву. Наученный в прошлый раз, Антон не стремился преодолеть его сразу: понимал, что неподготовленный человек здесь потенциальный утопленник. Не для того он перенес столько трудностей, страха, чтобы утонуть в болоте. Наконец, нашел то, что так долго искал: огромные заросли камыша в окружении густых кустарников. Можно было работать, не боясь быть замеченным случайным путником.
Камыш вырывал прямо из воды, и складывал на бережку. Когда образовалась большая куча, приступил вязать из него плот. Таки плоты Антон делал в детстве вместе с Ленькой Лосевым, чтобы плавать по Деснянке.
Этот способ переправы пришел ему на ум еще в землянке, когда лежал под нарами после ухода партизан, поэтому веревку, которой были связаны руки, не выбросил, а взял с собой.
Плот получился небольшим, компактным, и, главное, легким и надежным. Надежность плота испытал тут же, у камышей. Вытащил к воде, лег на него, и оттолкнулся от берега. Плот хорошо держал! Осталось найти место, откуда начнется его переправа на тот берег.
Хлеб, сало и луковицу, что достались от партизана, еще с прошлой ночи разделил на пять равных частей. Решил, что за столько суток сможет добраться до Борков, поэтому пищу надо беречь.
Еще раз проверил плот, узлы, что стягивали отдельные вязанки камыша, накинул на себя лямку, и поволок его по берегу до выступавшей в глубь болота длинной песчаной косы. Остановился у самой кромки, вернулся в лес, и вырезал хорошую длинную жердь – слегу из лещины. Опять накинул на себя лямку, и смело шагнул в болото. Сразу определил для себя ориентир, в направлении которого следует продвигаться, а то может получиться, что будет преодолевать болото не поперек, а вдоль.
Первые шаги были довольно успешными: удавалось без особого труда перескакивать с кочки на кочку, помогая себе слегой. Немножко оттягивал назад, не давал свободы для прыжка зацепленный за Антона плот. Однако, приноровившись, справился и с этим неудобством. Когда не мог определить место, куда должна стать нога, подтягивал к себе плот, перебрасывал вперед, ложился на него, и с помощью слеги добирался до следующей точки опоры. Если по пути попадались островки твердого грунта, не пропускал такой возможности отдохнуть там, набраться сил.