Как-то, возвращаясь с ужина, он натолкнулся на сержантов, усевшихся возле барака на бревнах. Яркие звезды дрожали в небе, сильнее пахли цветы на забытой клумбе. Сержанты покуривали, зажав папироски в кулак, чтобы не были видны огоньки. Один из них, долговязый и нескладный, что-то с увлечением декламировал. Время от времени раздавались веселые взрывы смеха.
Саша прислушался. Сержант читал какую-то длинную, не очень складную юмористическую поэму о приключениях зверей, бежавших из зоопарка:
Мишка молвил здесь с укором:
"Жизнь паршивая актерам:
В нос кольцо тебе воткнут,
А по ребрам ходит кнут!" -
"Это что! Не то бывает...
Например, слоны таскают
Бревна в Индии. В лесах!
Тяжела работа, страх!.."
Покрышкин улыбнулся. Было что-то детское, ученическое в невинной забаве сержантов, тем более трогательной, что в эти самые часы теперь совсем близко шла жаркая кровавая борьба, и в Семеновке отчетливо слышалась стрельба. Снаряды рвались уже недалеко отсюда. Подойдя поближе, Саша спросил, когда сержант кончил читать стихи:
- Кто написал?
Сержант вскочил и ответил, немного замявшись:
- Доморощенное, товарищ старший лейтенант.
Его приятели зашумели:
- Это он, он сам сочинил! Андрей Труд!
- Труд? Хорошая фамилия. Самая подходящая для летчика. Если будете трудиться над подготовкой к полетам так же, как над стихами, дело будет...
Саша давно приметил этого долговязого парня, похожего на складной перочинный ножик. Он целый день толкался возле летчиков, жадно слушал рассказы о воздушных боях, встревал с наивными вопросами. Лицо у него было открытое, с большими серыми глазами, на губах блуждала хитрая улыбка, словно он только что напроказил и хочет вывернуться из беды.
Сержанты засмеялись. Саша спросил вдруг Труда:
- Ну, как вас там, в Каче, с пляжа гоняли?
Тот испуганно встрепенулся:
- А вы откуда знаете?
- А как же! Это ведь исстари ведется. Мы, думаешь, не любили купаться? Возьмешь книги - и под обрыв. А там часовые. Верно?
- Точно, - сказал с облегчением Труд.
- Ну, вот... А на чем вы летали?
- На "И-16".
- Стреляли? Воздушные бои вели?
- Немного.
Покрышкин усмехнулся:
- Ну, братцы, вам еще придется подучиться, прежде чем воевать!
Сержанты запротестовали, доказывая, что они готовы к бою, что, во всяком случае, бить по наземным целям, штурмовать умеют отлично и что в случае чего каждый из них готов на все.
- Это командир полка решит. Но я бы вас пока что к полю боя и не подпускал, - уже серьезно сказал Покрышкин. - Вот овладеете новой материальной частью, научитесь стрелять, драться, тогда вы - люди. А сейчас что? На один зуб "мессершмитту"!
Саша нарочно поддразнивал сержантов. Ему нравилась горячность молодых летчиков, их стремление как можно скорее начать драться с немцами. Но он понимал, что сержантов рано еще вводить в бой: им нужна была серьезная учеба. Понимал это и командир полка. И как ни сложна была обстановка, как ни нужны были люди, майор Иванов решил отвести пополнение на тыловой аэродром и там начать его боевую подготовку. Начальником группы он назначил своего заместителя капитана Жизневского, того самого, который в мирное время так безжалостно журил Покрышкина.
Жизневский, видно, понял теперь, что был неправ, когда пресекал любую попытку летчика нарушить букву устава, внести что-то свое, новое в тактику воздушного боя и рассматривал такие попытки чуть ли не как хулиганство. Но ему трудно было переломить себя, и он остался все тем же сухим педантом. Летчики недолюбливали его за придирчивость к мелочам. Но, может быть, для молодого пополнения нужен был именно такой придирчивый и жесткий наставник? Сержантам следовало сразу же показать силу воинской дисциплины, и командир, раздумывая и взвешивая все "за" и "против", окончательно утвердился в своем решении.
Сержанты перелетели на тыловой аэродром в Осиповку 21 июля. В тот же день немцы заняли Бельцы, и летчики 55-го полка получили задание штурмовать ту самую площадку, на которой еще совсем недавно дежурил с эскадрильей Покрышкин, а теперь расположились, как у себя дома, гитлеровцы. Было очень больно сознавать, что вот приходится бить по своему собственному аэродрому, где каждая землянка и каждый уголок стали родными. И летчики шли в атаку со страстью, со злобой, не щадя себя. Удар девяти "МИГов" был настолько ошеломляющим, что противник не успел ему ничего противопоставить. Бомбами и пулеметным огнем были уничтожены четыре "юнкерса-88" и восемь "мессершмиттов-109", стоявших на аэродроме.
Через день истребители повторили налет на аэродром в Бельцах. На этот раз гитлеровцы оказали ожесточенное сопротивление. Все же девятка "МИГов" сумела совершить три штурмовые атаки и уничтожить еще девять вражеских машин. Но и она понесла тяжелые потери: погиб Анатолий Соколов, учитель и друг Покрышкина, погибли Степан Назаров и Алексей Овсянников - храбрые летчики, смелые люди.
С каждым днем напряжение борьбы нарастало. 9-я армия, прикрывавшая правый фланг фронта, вела кровопролитные бои, преграждая путь фашистской группировке, продвигавшейся от Каменец-Подольска к Кодыме и важной узловой станции Слободка. Немцы наступали на Котовск и угрожали тылам наших войск, отходивших с боями из Бессарабии за Днестр. Части 9-й армии решительно контратаковали. Искусный маневр, быстрые фланговые марши, четкое взаимодействие, стальное упорство наших бойцов сорвали замысел гитлеровского командования. Тогда фашисты, стремясь любой ценой выйти на коммуникации наших войск, ввели в бой 16-ю танковую дивизию. Разгорелись ожесточенные танковые бои.
55-й истребительный полк в числе других авиачастей был переброшен на полевой аэродром для поддержки наших войск, оборонявшихся у Кодымы. Покрышкин вместе с другими летчиками штурмовал колонны наступающей вражеской мотопехоты. 25 июля девятка "МИГов" настигла у станции Слободка и сожгла много гигантских слоноподобных семитонных грузовиков с боеприпасами. И сразу же вражеская артиллерия резко ослабила огонь. Как сообщили потом пленные, она на протяжении трех дней оставалась без снарядов. Там же под Слободкой и Кодымой летчики сбили пять артиллерийских корректировщиков "хейншель-126", чем также помогли нашей пехоте: ослепленная фашистская артиллерия не могла вести прицельный огонь.
Отчаянным сопротивлением частей 9-й армии гитлеровские войска были остановлены, и угроза окружения наших армий, еще находившихся в Бессарабии, была снята. Но положение на Южном фронте продолжало оставаться очень напряженным. Войска отходили за Днестр, и часть самолетов 55-го полка, переброшенная в Осиповку, прикрывала переправы у Дубоссар и в Рыбнице.
Предприимчивый капитан Масленников, приторочив к мотоциклу походную радиостанцию, разъезжал вдоль Днестра, поддерживая связь с аэродромом. Когда гитлеровцы появлялись в воздухе, он вызывал по радио дежурное звено, и истребители набрасывались на фашистских бомбардировщиков. Такое оперативное использование радиосвязи тогда было новинкой. Другу Покрышкина Селиверстову, вызванному Масленниковым, удалось настигнуть под Рыбницей и вогнать в Днестр "юнкерс-88". Такие удачи бодрили летчиков. За этот месяц они накопили немалый опыт.
Горечь неудач, воспоминания о погибших и раненых друзьях, стремление отомстить за них сливались в один обжигающий сплав, и люди воевали с каким-то исступлением, пренебрегая жизнью. Неистовые, не укладывающиеся ни в какие уставные рамки действия советских летчиков пугали фашистов сильнее, чем самая грозная боевая техника...
В один из этих трудных дней над селом Фрунзовка, расположенном близ Осиповки, где стоял полк, шесть "мессершмиттов" настигли командира полка. Он маневрировал с артистическим блеском. Еще в мирное время Иванов славился как один из выдающихся мастеров высшего пилотажа. Но немцев было шестеро.
Увидев с аэродрома, что майор попал в беду, командир звена Дьяченко, приятель Саши, весельчак и любимец эскадрильи, молниеносно поднял свою машину в воздух. Вдвоем драться легче, чем в одиночку, но гитлеровцы все же были втрое сильнее, и вскоре Дьяченко ранили. Силы его слабели, сознание мутилось. Он резко спикировал и посадил самолет.
Задыхаясь от волнения, Дьяченко наспех перевязал рану и, откинувшись на бронированную спинку, поглядел в небо. Фашистские летчики зажали командира в клещи, не давали ему выйти из боя.
- Собьют, сволочи, - прохрипел Дьяченко и оглянулся по сторонам.
Как на беду, аэродром был пуст; все самолеты ушли на задание.
- Гриша, тащи баллон! - приказал он топтавшемуся у самолета технику Чувашкину.
Гриша недоуменно уставился на Дьяченко.
- Куда?.. Добьют же вас.
- Молчать! - крикнул Дьяченко. - Устава не знаешь? Командира бьют... - Лицо его покрыла смертельная бледность. Кровь проступила сквозь марлю, и сил с каждой минутой становилось все меньше. - Прилетят Селиверстов, Фигичев... Скажи... Если не встретимся, - привет, мол, передавал. Понял? Ну, давай...
Зашипел воздух, мотор взревел, и ослабевший от потери крови Дьяченко, захлопнув фонарь, поднял машину в воздух. Порой она клевала носом, но потом, видимо, Дьяченко собирался с силами и снова бросал самолет вперед.