– Теперь мы должны будем считать это капище – "стойбище Перуна" – казачьим лагерем?
– Чем вы станете считать свой хутор в душе – это ваше дело. Я же, ко всему прочему, – будущий гетман взглянул на дверь, из-за которой послышались шаги, и приглушил голос, – назначаю вас хранителем войсковой повстанческой казны, которая должна быть спрятана в одном из подземных тайников. Причем спрятана так… – потряс полковник перед собой кулаком, – чтобы никто и никогда…
– Вы готовы доверить казну человеку, которого впервые видите и которого совсем не знаете? – изумленно уставился на атамана Велес. Вот уж чего он никак не ожидал услышать за этим столом, так это разговора о сокровищах.
– Да, казны, которой пока еще не существует, но которая вскоре обязательно появится. А что касается нашего мимолетного знакомства, то разве на Сечи обнаружатся люди, с которыми я знаком ближе? И разве там хранить безопаснее?
– Значит, вы действительно намерены хранить награбленные, извините, добытые в боях сокровища здесь?
– Какую-то часть. Подумай, где и как спрятать его в здешних каменных подземельях. Причем схоронить надобно так, чтобы, кроме тебя и меня, ходу к нему никто не ведал. Ты понял меня, сотник?
– Но мне сказали, что в отряде ваш сын Тимош. Он в нашей "тайной вечере" не участвует.
– Вообще-то от сына у меня секретов нет. Но в этот, в тайну нашей казачьей казны, мы посвятим его позже. Значительно позже, когда придет время.
Велес понимающе развел руками: дескать, воля ваша, было бы сказано.
– Во всяком случае, теперь многое проясняется, – задумчиво постучал опустевшей кружкой по столу сотник. – Есть тут одна подземная пещерка, три подводы драгоценностей поместить можно. И ход к ней – мудреный. Но главное, чтобы как можно меньше людей знало, о том, что на стойбище Перуна казна казачья хранится. Что она находится именно здесь, что сами следы ее ведут в нашу местность.
– Всех особо интересующихся будем истреблять, – кротко заверил хранителя святынь будущий повелитель.
– Более надежного способа хранения тайн человечество не придумало.
Полковник внимательно присмотрелся к выражению лица Велеса: не искажено ли оно гримасой насмешки.
– Кажется, ты пока еще тоже сказал не все, что хотелось бы. Говори, коль уж выпали минуты откровений.
– Задумка у меня возникла: построить на этом месте монастырь.
– Казачий монастырь, – тут же уточнил Хмельницкий, ничуть не удивившись появлению этой "задумки".
– Православный и, конечно же, казачий. Поскольку иного на Сечи не воспримут. Но в нем будут храниться те языческие святыни и реликвии, которые ждут своего часа в тайнике нашего скита.
– Здесь хранятся реликвии язычников? Не ожидал.
– И даже старинные летописи, тексты языческих треб, которыми пользовались волхвы и до введения на Руси христианства, и после ее крещения. Только, извините, полковник, сейчас я не стану вскрывать эти тайники и демонстрировать вам какие бы то ни было реликвии.
– Не думаю, что они удивят меня или откроют нечто такое, с чем бы я не познакомился в иезуитском коллегиуме, – как можно безразличнее парировал полковник. – Выкладывайте свой замысел дальше.
– Еще там, в бурсе, я задумал возвести монастырь, в котором бы язычники могли молиться Иисусу как одному из богов наших предков. Чтобы не вводить христиан и язычников во вражду, а, наоборот, объединять их. Кстати, об этом мечтал еще мой прадед, Властибор Велес. Дед и отец тоже до последних дней жизни оставались его последователями. Точнее, они мечтали о таком учении, такой вере, которая сумеет соединить православие и язычество в единой вере русичей.
– Итак, вы намеревались создать религию русичей? То есть ты, лично ты, сотник, намерен творить сейчас эту веру?
– Намерен.
– Именно поэтому отец отдал тебя в науку? Рассчитывал увидеть в тебе творца святого писания новой веры?
– Писания, которое он когда-то назвал "Языческой Библией от Велеса". Понимаю, вам, выпускнику иезуитского коллегиума, мое увлечение может не понравиться.
Хмельницкий снисходительно улыбнулся, однако улыбка эта едва "прочитывалась" в аскетической строгости его лица.
– Прежде чем попасть в науку к католикам-иезуитам, я окончил школу Православного Братства.
– Редкое сочетание религиозного образования.
– Не столь уж и редкое, как вам кажется. И вот что меня смущает в вашем замысле, сотник. Мы же не можем дойти до того, чтобы у каждого народа существовала своя собственная вера. В конце концов, Господь один.
– Что не помешало христианам уже сотворить десятки всевозможных церквей и сект, причем все они воинственно настроены друг против друга.
Полковник понял, что втягивается сам и пытается втянуть в диспут этого хуторянина-скитника, хотя еще в иезуитском коллегиуме дал себе слово никогда в подобные схоластические диспуты не вступать.
– Хорошо, я не стану возражать против зарождения здесь, посреди Дикого поля, новой веры, – вздохнул он. – Кто знает: вдруг со временем она действительно сумеет вырвать украинский народ из-под власти и католиков, и православных, вечно и кроваво враждующих на этой земле?
– Вот! – едва не подхватился со своего места Велес. – Эта вера может стать нашей, сугубо национальной верой, наподобие тех, которые уже существуют у армян, евреев, некоторых других народов.
– С этой мыслью я и дам тебе со временем денег на строительство монастыря, который, по традиции, станет и казачьим госпиталем. Кроме того, подберу нескольких выпускников Киево-Могилянской и Острожской академий, которые не успели закостенеть в церковно-христианских догматах. Потому что только такие люди способны будут скопировать и осмыслить те летописи и требы, которые хранятся в вашем ските, сотворив из них некое подобие Нового Завета новой веры.
– Только теперь меня осенило, что для начала эта языческо-христианская вера вполне могла бы стать верой украинского казачества.
24
Графиня Ольбрыхская появилась на окраине Грабова под вечер, когда большой повстанческий разъезд уже преследовал ее карету, охраняемую лишь небольшим отрядом надворных казаков; поэтому трем десяткам дворян, поскакавшим навстречу графине, пришлось ружейным огнем рассеивать бунтовщиков по окрестным перелескам, чтобы дать возможность Власте добраться до ворот.
– Вы – хранитель этого замка? – испуганно спросила она, увидев перед собой рослого, увешанного оружием норманна, вышедшего к воротам, чтобы встретить гостью.
– Никто не осмелится утверждать, что это не так, графиня. Смею вас заверить, что на эту должность меня назначил сам владелец замка.
– Мне передали, что я смогу найти приют в вашей цитадели. Что такова воля королевы.
– Вы спокойно могли найти приют здесь и по собственной воле, – заверил ее Ярлгсон. – И не только сейчас, но и в любое важное или трудное для вас время. Как видите, замок пока что не отстроен, значительная часть его все еще пребывает почти в руинах, а посему в нем тесновато. Тем не менее, комната для вас будет подготовлена.
Они вошли в лишь недавно отреставрированный замковый дворец, прошли в отведенную Власте комнату, и служанка-няня принялась за пеленание уснувшего ребенка.
– Это верно, что замок принадлежит князю Одар-Гяуру? – спросила между тем графиня, устало опускаясь в кресло рядом с кроватью, на которой служанка возилась с ее дочуркой.
– Теперь это известно всем в округе.
– Вот видите, а я узнала об этом только сегодня, причем совершенно случайно.
– Это каким-то образом меняет ваше отношение к нашей обители?
– Во всяком случае, для меня это очень важно.
Хранитель замка заинтригованно взглянул на гостью, но тотчас же отвел глаза в сторону.
– Совершенно верно: замок принадлежит князю Гяуру. До недавнего времени в здешних краях мало кто знал об этом. А если и знал, то весьма смутно представлял себе, кто таков этот князь Гяур, где он обитает и какое отношение имеет к Речи Посполитой.
– Когда же это стало известно местной шляхте?
– В те дни, когда здесь неожиданно появился молодой князь Одар-Гяур. Кстати, тогда же шляхтичи узнали, что, если не ошибаюсь, замок этот принадлежал еще прадеду нынешнего владельца.
– Странно, раньше мне и в голову не могло прийти, что на земле Речи Посполитой у князя находятся какие-либо владения, а тем более такие.
– Лично я ничего странного в этом не нахожу, – заметил хранитель, извинившись за свое несогласие, и тут же добавил: – Князь – состоятельный человек, происходящий из древнего рода, вполне достойного королевской короны. Впрочем, вас это смущать не должно. Чувствуйте себя в его скромных покоях настоящей хозяйкой.
– Даже думать об этом не смею, – лукаво улыбнулась Власта, стараясь при этом скрыть свою улыбку от шведа.
– Как только восстание будет подавлено, вы сможете занять несколько покоев, отведенных пока что спасающимся за этими стенами местным дворянам.
– Что вы, господин Ярлгсон, – вновь мягко улыбнулась графиня. – Я никогда не посмею чувствовать себя здесь хозяйкой. Другое дело – она, – указала на расплакавшуюся дочь, озарившую комнату своим ангельски чистым, розоватым тельцем.
Швед истолковал ее слова как шутку и попытался улыбнуться. Но оказалось, что он попросту забыл, как это делается. А тут еще и Власта согнала с лица улыбку, чтобы куда тверже добавить:
– Не удивляйтесь, господин хранитель. Судьбе было угодно, чтобы перед вами во всей своей красоте предстала дочь Одара-Гяура великая княгиня Ольгица Гяур.