Как Джейн и рассчитывала, упоминание о деньгах оказалось для Стива слишком соблазнительной приманкой, и молодые люди, уйдя от неприятной темы, во всех подробностях обсудили прелести финансирования фильмов.
Ценой больших и осторожных усилий девушке удалось в конце концов перевести разговор на более интересную тему – на студенческие дни Стива, озаренные славой «Харлей-Дэвидсона». Однако история оказалась самой обыденной... В мотоклубе он никогда не состоял, не говоря уже о рокерских бандах. Для этого зануды мотоцикл был всего лишь удобным и экономичным средством передвижения, Одним из способов выгодно поместить капитал.
– Вот конформист! – пробормотала Джейн, с сожалением зачеркивая в уме соблазнительное видение: Стив, с ног до головы затянутый в кожу, восседает на роскошной машине из хрома и стали, насмешливо ухмыляясь и перекатывая в зубах сигарету.
Джейн попыталась найти этому образу какую-нибудь достойную замену, однако разговорить Стива оказалось непросто... Рассуждая на общие темы, он порою демонстрировал что-то похожее на красноречие, но как только дело доходило до личной жизни, снова замыкался, уползал в свою раковину.
Однако Джейн удалось кое-как связать разрозненные эпизоды воедино: рано осиротевший малыш, усыновленный чужими людьми, затем прилежный студент, упорно стремящийся к поставленной цели. Студенческая вольница – не для него. Он жил дома, а не в общежитии. Приемные родители Стива, люди богатые, не жалели денег на его образование, но свято верили в воспитательное значение труда, так что юноше приходилось работать и учиться одновременно, чтобы возместить расходы на свое содержание. Джейн призналась Стиву, что с тех пор, как доросла до статистки, сцены уже не покидала.
– И наслаждалась каждой минутой, – вздохнула она. – По крайней мере, вплоть до недавнего времени.
Джейн, сознавая, что ляпнула лишнее, прикусила язык, ругая себя на чем свет стоит, но было уже поздно. Стив перекатился на бок и подпер голову рукой.
– А теперь что не так?
Джейн не отрываясь смотрела в безоблачное небо. Во рту у нее пересохло... пересохло так, как это случалось иногда во время спектакля, в те кошмарные моменты, когда мысли мешались, когда она напрочь забывала, какая пьеса идет, и не могла вспомнить своей следующей реплики, осознавая только одно: на нее устремлены глаза – глаза из темноты, глаза друзей, поклонников, посторонних... и незнакомца, который наверняка там, следит, караулит, ждет слова, жеста, взгляда, которые смог бы истолковать как приглашение претворить свои чудовищные фантазии в жизнь...
– О, всего лишь небольшой кризис уверенности. Я справлюсь, – небрежно отмахнулась она, гоня горькие мысли.
– Кризис уверенности? Или верности?
Джейн резко вскинула голову. Похоже, этому остолопу вода в ухо попала.
– У-ве-рен-нос-ти, – по слогам повторила Джейн. – Я имела в виду сценическую уверенность. Когда играешь перед залом, нельзя выходить из роли. Как только позволишь себе задуматься о чем-то постороннем, начинаются проблемы. А уж если пугаться заранее, что в середине спектакля не удержишься, поддашься панике, то страх окажется пророческим...
Джейн оборвала себя на полуслове. С какой это стати она разоткровенничалась? Даже сестре-близнецу, своему второму «я», она не поверяла сценических тревог. Джейн гордилась своей способность противостоять неприятностям: никакие беды ей нипочем! А что, если хваленая способность ее подведет?
Девушка перекатилась на живот и на мгновение спрятала лицо в ладонях, не желая, чтобы собеседник догадался о ее состоянии: на выразительном лице актрисы, словно в зеркале, отражались все мимолетные оттенки чувств.