- Во, хорош? - оглядев его, сказал старшина.
- Пуля попала, - прошептал Гафуров, потупясь.
Вслед за ним появился Киселков, потом ездовой Дементьев и писарь Кардончик. Все они были с термосами.
- Здравствуйте, товарищ капитан, - весело сказал Киселков и, взглянув на Гафурова, засмеялся.
- Здравия желаю! - встав по команде "смирно" и взяв под козырек, сказал Дементьев с очень строгим лицом.
У писаря Кардончика был вид ошеломленного человека. Он, вероятно, был до того изумлен тем, как они прорвались сюда, что лишь галантно поклонился мне.
Они стали снимать друг с друга термосы, и только Гафуров продолжал стоять посреди блиндажа, глядя себе под ноги, и был похож на провинившегося школьника с ранцем за спиной.
- Давай вызывай из взводов, пусть присылают за кашей, котелок на двоих, - распорядился старшина, обращаясь к Шубному. Потом он сел рядом со мной на пары и, поглядев на Гафурова, безнадежно махнул рукой:
- Глаза бы на тебя не глядели!
Но, очевидно, старшине как раз только и хотелось сейчас все время глядеть на повара. Он тут же сказал:
- Иди сюда!
Тот, покорно вздохнув, подошел. Видно, он давно уже на ждал для себя ничего хорошего.
- Повернись! - приказал старшина.
Гафуров повернулся.
- Гляди, командир, - старшина щелкнул ногтем по термосу.
В термосе были две дырки. Одна справа, другая слева.
- Вот входная, а вот выходная, - стал объяснять старшина. - Не уберег.
- Кашу? - спросил я.
- Водку! Я же, как ты велел, водку нес сюда. Сегодня же двенадцатое, юбилей батальона, а она вся на штаны ему вытекла.
И тут только я заметил, что шаровары у Гафурова совершенно мокрые и от них пахнет водкой.
- Я ж вам говорил, товарищ старшина, дайте я буду заведовать водкой, - сказал Киселков, на голове которого уже была поварская шапочка, а в руках - половник.
- Иди, - не скрывая досады, сказал старшина Гафурову, - я за тебя кашу раздавать буду? К печке только не подходи, а то сгоришь вместе со штанами.
- Как вы пробрались ко мне? - спросил я, гордясь в душе мужеством этих неутомимых тружеников.
- Как! - сказал старик. - Где по-пластунски, где вприскочку. Кругом стрельба, ничего не поймешь. Спасибо, разведчики выручили. Хорошие ребята!
В самом деле, сегодня эти лентяи показали себя очень хорошими, смелыми ребятами. Всеобщий наступательный порыв увлек их, они весь день были в бою, взяли в плен четырех офицеров, а теперь прикрывали меня с тыла. Не напрасно ли я так резок и груб был с ними? Пришли Макаров с Веселковым. Узнав, что прибыла каша, обрадовались.
- Давай, сейчас пробу снимать будем.
Каша была пшенная, с мясными консервами, и чуть попахивала дымком. Повара начали раздавать ее посыльным из взводов. Все посыльные были в гимнастерках. Макаров, набив полный рот кашей, беспечно сказал:
- А у нас, капитан, полны траншеи немцев. В какой взвод ни придешь, кругом немцы.
- Что это значит? - насторожился я.
- Да ничего, - они с Веселковым переглянулись и захохотали. - Холодно на улице, так солдаты пробрались в тот склад и понадевали немецкие шинели.
- А эти? - кивнул я в сторону посыльных, получавших кашу.
- А они, как войти сюда, в траншее раздеваются. В темноте-то ничего, а на свету вроде и неудобно в таких шинелях.
Вот, значит, почему командиры взводов так туманно отвечали, что им тепло!
- Как взойдет солнце, так мы со всех снимем, - сказал Макаров.
- И с себя в первую очередь, - подсказал Веселков.
Они опять переглянулись с Макаровым и захохотали.
"Черти драповые, - подумал я, глядя на них. - Никогда не унывают!"
XIX
Я вышел из блиндажа. Было тихо. На востоке начало светать, словно там в густую синеву неба подлили зеленовато-белесой краски и она теперь растекалась все шире и шире, гася собою звезды. Я долго стоял в траншее, прислушиваясь к настороженной тишине.
"Молчат, - думал я. - Молчат. Почему они молчат?.."
Где-то переговаривались солдаты:
- У нас шинели не в пример лучше. Эти вроде бы как из тряпки сделаны.
- Сейчас бы после каши в самый раз поспать.
- Он тебе поспит! Опять, гляди, где - не то полезет.
- Вася, у тебя табачку на закруточку не осталось?
- А бумага есть?..
Веселков и Макаров снова ушли в боевые порядки. Немного погодя выбрался из блиндажа и старшина.
- Я, командир, пойду.
- Подожди.
- Дело не ждет.
Пришел офицер-разведчик. Лицо у него было серое, усталое. Видно, он еле держится на ногах. Это был тот самый молодой человек, который уже дважды приходил к нам в овраги.
- Как там, товарищ лейтенант, можно в тыл проползти? - спросил у него старшина.
- Наши трое сейчас ползали, ничего.
- Так я пойду, командир, - решил Лисицын и закричал в блиндаж: - Дементьев, Гафуров, Киселков, Кардончик! Ты гляди, уже спать завалились!
- Спроси у наших ребят, - напутствовал его разведчик, - они покажут, где удобнее проползти.
- Вот что, лейтенант, - сказал я, проводив старшину. - Пришли ко мне связного.
Мы спустились в блиндаж. Лейтенант встал возле печки, вытянул к ней руки и закрыл глаза. Было видно, как сон шатает его.
- Нет, не дело, - сказал он, тряхнув головой. - В сон клонит. Я пойду.
- Иди.
Я связался со взводами. Беспокойство все больше охватывало меня. Может, многим это покажется смешным и нелепым, но я верю в предчувствия. Это, конечно, никакое не суеверие, но если мне становится беспокойно, это уж наверняка, что со мною скоро должно что-то случиться. Так было и на этот раз. Только я вызвал Лемешко, как вмешался Сомов, и доложил, что на него движется четыре танка и цепь пехоты. Об этом сообщили и с КП Веселкова:
- Квадрат тридцать четыре "В". Четыре танка типа "пантера" с пехотой. Батарея в боевой готовности.
Вот как они, стало быть, задумали - в лоб. Я перебросил к Сомову резервные ружья ПТР и разведчиков, охранявших тыл. С тыла немцам ко мне теперь все равно было не подобраться. На улице совсем уже рассвело, и меня видели оттуда, с нашей передовой.
Ударила всю ночь молчавшая артиллерия немцев. Снаряды обрушились враз. Возле блиндажа затряслась, словно в ознобе, земля. Я покосился на потолок: черт их знает, насколько прочно они построили этот блиндаж.
- "Меркурий", я "Орел", - крикнул я в радиотрубку.
- "Меркурий" слушает.
- Квадрат тридцать четыре "В". Танки и пехота.
- Делаем.
Заговорил Кучерявенко:
- Держись, "Орел". Даю на подмогу артдивизион. Держись!
Я схватил телефонную трубку:
- Сомов, как дела?
- Принял бой. Есть pa… - он умолк. Вообще в телефоне сразу стало тихо. Где-то, должно быть, перебило главный провод. Я взглянул на Шубного, мы встретились с ним глазами, он понял, почему я поглядел на него, побледнел и выскочил на улицу под снаряды, как выскакивают под дождь, немного помешкав в дверях. Некоторое время спустя в трубке что-то зашуршало, и я услышал, как ругается Макаров:
- Шубный, черт бы тебя, что ты молчишь! - а узнав мой голос, торопливо сказал: - Командир, передай "Катюшам" ближе сто. Пехоту положили, танки идут.
- За танки не беспокойся, - закричал Веселков. - Это моя забота. Я их сейчас поставлю на прикол. Ты смотри, между тобой и Лемешко немцы хотят просочиться.
- Ставь, Вася, ставь на прикол!
- Гляди, Макаров, делаю!..
Я крикнул радисту:
- "Меркурию" ближе сто!
- "Меркурий", я "Орел". Ближе сто! - крикнул радист и, немного погодя, тише, в мою сторону: - Принято, товарищ капитан.
В это время дверь в блиндаж резко и бесшумно распахнулась, на пороге встало ослепительное пламя, пахнуло дымом, и уже потом раздался взрыв. Мы все повалились на пол, а когда дым рассеялся, то увидели, что вместо двери остались одни щепки, печь продырявило сразу в нескольких местах и стало видно, как горят дрова.