"Вольные стрелки, пробирайтесь сквозь чаши, преодолевайте могучие потоки, укрывайтесь в тени, используйте сумерки, скользите по оврагам, переползайте, цельтесь, стреляйте, истребляйте захватчиков" .
Между тем правительство вело в это время переговоры с Бисмарком. Все военные операции были предприняты в таких условиях, что они заранее были обречены на неудачу. Нужно было только делать вид, что ведется борьба, и стараться, чтобы эти бои были совершенно бесплодными. Так Трошю осуществлял свой план, который он сформулировал следующим образом: "Мы не можем обороняться, мы решили не обороняться". Это была в какой-то степени та же "странная война", которую мы снова увидели в 1939-1940 годах. А для успокоения парижского населения ссылались на усилия, предпринимавшиеся в провинции Гамбеттой с целью организации национальной обороны.
Ненависть к народу обуревала "правительство национальной обороны", которое, по выражению Маркса, являлосьв действительности правительством "национальной измены". Эту ненависть разделяли с ним все реакционные круги, доверием которых оно пользовалось. Так, например, инициатор закона о религиозном обучении де Фаллу говорил, что благоразумных людей "внутренняя угроза должна беспокоить не меньше, чем внешняя угроза". А весьма известный в ту эпоху католический публицист Луи Вёйо был еще более откровенным: он заявлял, что побеждать не следует, что победа была бы катастрофой.
Что касается генерала Дюкро, то он откровенно заявил: "Если пруссаки под стенами Парижа, то в самом Париже и у нас в тылу существует столь же грозный враг". Дюкро выразил тем самым общее мнение генералов и адмиралов, которые выходили из себя при одном упоминании о возможности всеобщей мобилизации, о Франции, поднявшейся против нашествия .
Итак, руководящие круги буржуазии делали все, чтобы решить проблему войны и мира путем капитуляции, которую они подготовляли шаг за шагом. Депутациям от округов, которые требовали предоставить Парижу право голоса при решении вопросов обороны, избрания муниципального совета Парижа, его Коммуны, Трошю ответил, что "его положение не позволяет ему идти на уступки". Он один несет ответственность за национальную оборону, заявлял он. К тому же Трошю без конца повторял, что у него есть свой план. Действительно, в то время только и говорили, что о "плане Трошю", но, как показали события, это был весьма своеобразный план.
В самом деле, 13 октября был отбит Баньё; более решительная атака позволила бы взять и Шатильон, но у Трошю не оказалось резервов. 21 октября наступление на Мальмезон обнаружило слабость вражеского окружения. Но генерал Дюкро, который руководил операцией, ввел в бой только 6 тысяч человек, дав таким образом пруссакам возможность отразить нападение и даже захватить две пушки.
Таков был план генерала Трошю, который изображал все эти операции как удачные разведки, восхваляя в то же время великолепную оборону Шатодена и спекулируя на депешах Гамбетты, вылетевшего 8 октября в провинцию для организации обороны.
24 октября газета "Combat" опубликовала ужасную новость: "Базен собирается сдать Мец и начать переговоры о мире от имени Наполеона III; его адъютант находится в Версале". Генерал Трошю, председатель "правительства национальной обороны", тотчас же опроверг "столь гнусное" сообщение и заявил: "Базен, этот славный воин, непрестанно тревожит осаждающую армию блестящими вылазками". Это было 27 октября.
29 октября штаб Трошю возвестил о взятии Ле-Бурже. Но в течение всего дня солдаты оставались без продовольствия и без подкреплений под огнем пруссаков, которые на следующий день вновь заняли Ле-Бурже, захватив в плен и его защитников (1600 человек).
*
31 октября на Париж обрушилось сразу три удара: потеря Ле-Бурже, капитуляция "славного" Базена, которого генерал Трошю так защищал за три дня до того, и прибытие Тьера. При известии о предстоящем подписании перемирия в Париже произошли манифестации, участники которых кричали: "Долой Трошю! Не надо перемирия! Да здравствует Коммуна!"
Действенная оборона была возможна, ибо в Париже имелось 246 тысяч мобилей и моряков, 7500 офицеров и 125 тысяч национальных гвардейцев, готовых к наступлению, а также к обороне. Трошю же спрашивал: "Где взять тысячу артиллеристов?" На этот вопрос историк Коммуны Лиссагарэ ответил позднее следующим образом:
"В каждом парижском механике сидит артиллерист Парижской Коммуны. Париж изобиловал инженерами, техниками, мастерами, бригадирами, из которых можно было создать нужные кадры. В Париже имелось, буквально было под руками, все необходимое для победы".
Но "правительство национальной обороны" думало только о капитуляции, и приезд в Париж Тьера предвещал скорое заключение перемирия. В самом деле, одно извещение, подписанное Жюлем Фавром, весьма ясно говорило об этом:
"Г-н Тьер прибыл сегодня в Париж и тотчас же отправился в министерство иностранных дел. Он представил правительству отчет о своей поездке. Благодаря сильному впечатлению, которое произвело в Европе сопротивление Парижа, четыре великие нейтральные державы – Англия, Россия, Австрия и Италия – пришли к единому решению.
Они предлагают воюющим сторонам перемирие с целью созыва Национального собрания. Само собой разумеется, что это перемирие может быть заключено лишь при условии продовольственного снабжения Парижа в течение всего срока перемирия и проведения выборов в Национальное собрание по всей стране".
*
В свете всех этих фактов парижский народ все более и более убеждался, что правительство Трошю – это правительство измены. 31 октября в Ратуше произошли серьезные события. Перспектива перемирия, а также сообщение о капитуляции Меца вызвали возмущение парижан. Перед Ратушей собралась толпа и, преодолев заграждения мобильной гвардии, ворвалась в здание с криками: "Не надо перемирия! Долой Трошю! Всеобщая мобилизация! Да здравствует Коммуна!"
Трошю пытался обратиться к толпе с речью, но его голос был заглушен криками: "Долой Трошю!" Бланкисты, возглавлявшие манифестантов, потребовали низложения правительства. Из уст в уста передавались имена людей, которые должны войти в новое правительство. Но так как дело затягивалось, Трошю и его правительственная клика вызвали к Ратуше войска и организовали свою демонстрацию, так что вскоре на площади послышались возгласы: "Долой Коммуну!"
Тем временем мертворожденное правительство с участием Бланки и Флуранса обсуждало вопрос о созыве избирателей для выборов парижского муниципалитета.
Официальная афиша, назначавшая выборы Муниципального совета Парижа на 1 ноября из расчета по четыре советника от округа, была подписана Дорианом , председателем Комиссии по организации выборов, В. Шёльше, вице-председателем комиссии, мэром Парижа Этьеном Aparo и помощниками мэра Парижа Шарлем Флоке, Анри Бриссоном, Шарлем Эриссоном и Кламажераном.
Таково было положение к вечеру 31 октября. Но в полночь бретонские мобили, верные Трошю, ворвались в Ратушу и выгнали оттуда рабочих-активистов, которые расположились там. "Правительство национальной обороны" одержало верх и тотчас же приняло меры, чтобы помешать избранию муниципальных советников Парижа, а 16 ноября постановило лишить Париж права иметь собственный муниципалитет.
Трошю не хотел этих выборов, потому что они привели бы к учреждению новой власти, созданной на основе народного опроса и противостоящей правительству, не узаконенному народной волей. При таких условиях Парижская Коммуна очень скоро оттеснила бы клику 4 сентября.
Ввиду создавшегося положения Трошю и его коллеги опубликовали утром 1 ноября официальный документ, извещавший о проведении 3 ноября плебисцита. В этом документе говорилось:
"Правительство призывает все население Парижа ответить послезавтра на вопрос: хочет ли оно иметь правительство Бланки, Феликса Пиа, Флуранса и их друзей, подкрепленное революционной коммуной, или же оно по-прежнему доверяет людям, которые взяли на себя 4 сентября тяжелую обязанность спасти родину".