- Ты можешь понять, что есть вещи, которые могут быть важны для других людей? Можешь ты это уловить?
- Ты должен меня отсюда забрать.
- И письма, эти твои вонючие письма по всей спальне.
- Мне нужно выйти, ты должен меня отсюда забрать.
- Надо было выкинуть эти письма.
- Ты этого не сделаешь.
- Мне надо бы сейчас пойти домой и выкинуть их.
- Тогда я тебя убью.
Он встает, почесывает подбородок, поправляет галстук. Кивает Карин, она откладывает журнал. Он не ждет, пока его проводят, сам выходит из столовой и идет по коридору. Карин отводит меня в комнату. Все прошло нормально, говорю я ей. По-моему, все прошло нормально.
- Где Микаель?
Еще одна бессонная ночь, я сам начал снижать дозировку. Всё, антипсихотические препараты, психолептики, или нейролептики, как их иногда называют. Лекарства против побочных действий антипсихотических препаратов. Снотворное, из-за которого голова не работает весь следующий день. Когда мне дают таблетку, я ее раскусываю и глотаю половину, остаток держу во рту. Когда я наконец попадаю в туалет и могу ее выплюнуть, язык ничего не чувствует, а весь рот жутко вяжет.
- Он в отпуске.
Карин встала, отложила в сторону роман Стивена Кинга, я вижу, как ее рука потихоньку поглаживает тревожную кнопку под столом.
- Когда он вернется?
- Думаю, через недельку. Может быть, я смогу помочь?
Ты можешь дать мне большой кусок мыла и гуталин, чтобы я сделал себе бутафорский пистолет. Можешь попросить мою мамочку запечь вонючую ножовку в вонючий пирог.
- Если ты о чем-то хочешь поговорить, Янус… то я с удовольствием…
- На следующей неделе?
- Да.
Я возвращаюсь в комнату, ложусь лицом к стенке и засыпаю под звук тяжелого дыхания старика, сидящего на стуле напротив.
49
Я сижу в комнате отдыха, болтаю с новым другом Ляйфа. Телевизор на стенке работает с выключенным звуком. Парень говорит, его зовут Каспер. Рыжий, с длинным лицом и ранами на руках. С длинными резаными ранами от ножа, которым он, по всей видимости, себя резал. Разговаривая, он отковыривает корочки. Рассказывает мне печальную историю, которую я забуду через час. Как он жил с мамой в маленькой квартире; как они не ладили; как он обкурился и чуток сдвинулся; как она его положила, но вообще-то он не болен; как приятно здесь находиться, он сможет немного отдохнуть, собраться с мыслями, потому что вообще-то, конечно, не болен; чем он займется после выписки, он бы хотел заниматься мотоциклами, разбирать их, собирать; и как в будущем он будет лишь изредка курить по выходным, потому что вообще-то он не болен. И - о да, он подустал от Ляйфа.
А я спрашиваю, не хочет ли он позабавиться.
Иду с Томасом по коридору, время обеденное. Говорю ему, что он меня возненавидит. Действительно возненавидит. Сначала он мне не верит. Нет, ты меня и вправду возненавидишь, обещаю я ему, но надеюсь, что потом когда-нибудь простишь. Хорошо, говорит он.
Мы с Томасом сидим в конце длинного стола в столовой. Напротив нас сидит Каспер и его уже не такой хороший друг Ляйф. Пришедший позже всех и попросивший девушку по имени Мария, в очках с очень толстыми стеклами, подвинуться, чтобы он смог сесть рядом с Каспером. И мы едим тефтельки в соусе карри, которые очень слабо приправлены, и нужно заранее знать, что туда положили, чтобы почувствовать вкус карри. Из-за лекарств многие в отделении не выносят приправы, так что нам не дают ни чили, ни лука, ни карри, ни тмина, ни кориандра, ни перца. Сколько раз я сидел здесь и представлял себе хюнкар бегенди, или фиринда пилич, или другие блюда, которые описывала Амина в своих письмах. Но не сегодня. Каспер широко улыбается, у парня есть тайна, его лишь отчасти занимает разговор с Ляйфом о том, какая кинозвезда круче. Изо рта Ляйфа летят брызги супа, оставляя мелкие пятна на столе.
- А я говорю, и это мое мнение, что у Ван Дамма против Дольфа Лундгрена нет никаких шансов. Ты видел, какой он здоровый? Он же настоящий, блин, викинг. А что может Ван Дамм? Только прыгать и задницей вертеть…
- А как насчет Сигала? Дольфу Сигала не взять.
- Ладно, у Сигала, может, и есть какой-нибудь восьмой дан в айкидо, но что такое это ваше айкидо?
Ляйф продолжает говорить о Дольфе Лундгрене, но Каспер больше не слушает, он улыбается Томасу. Томас увлеченно гонял по тарелке фрикадельку, но теперь он поднимает глаза.
- Ты не любишь растения, да?
Ляйф не знает, что разговор окончен.
- Я просто говорю, что Дольф им всем надает, он им так надает и…
- Я слышал, ты не любишь растения. Как, блин, можно иметь что-то против растений?
Томас смотрит на тарелку, в которой, по крайней мере, нет ни намека на овощи.
- Да, я не очень… растения… Не знаю… так уж получилось.
И Каспер начинает смеяться:
- Так тебе, наверное, не понравятся…
И он вытаскивает из-под рубахи букет разных цветов. Одуванчики, сныть и что там еще можно найти у изгороди вокруг прогулочного дворика.
- …эти цветочки!
Томас смотрит на них, реакция следует незамедлительно. Он начинает судорожно глотать воздух. Глаза выкатываются. Он поднимается из-за стола и падает, сбрасывая на пол тарелку, кувшин с жиденьким красноватым компотом и вообще все, что стоит поблизости. Извивается на линолеуме и пытается уползти подальше от стола. Изо рта у него вылетают кошмарнейшие звуки, какие только при мне издавал человек. Я встаю. Иду к двери в кухню. Сейчас. Шаг за шагом, не бежать, к двери, которую открывают только на время еды. В кухню, где окна полностью открываются, чтобы можно было проветрить, в отличие от прочих помещений в больнице.
К Томасу направляются санитары. Я знаю, мне бы не подобраться так близко к двери, если бы они не отвлеклись на Томаса, бьющегося в припадке. Я знаю, что опыта им не занимать, и если бы я просто встал посреди обеда и пошел в сторону кухни, я бы и полпути не прошел. Но сегодня они сражаются с Томасом. А я так близко к двери, так близко, когда она открывается, и в проеме встает жирная кухарка, со скрещенными руками, в жирном переднике, и смотрит на извивающегося Томаса. У меня нет ни единого шанса пройти мимо нее. А если ее толкнуть, она начнет кричать, и Томас тут же отойдет на второй план, и меня до Рождества продержат в смирительной рубашке.
Я поворачиваюсь и иду в свою комнату, я все еще слышу вопли Томаса. Не крики - вопли. Мне бы хотелось верить, что он делает это ради меня. Что ему, конечно, не по себе из-за этих чертовых цветов, но по большей части он старается ради меня. Но звуки, которые он издает, - их не подделать. В комнате я отдираю монеты, приготовленные для поездки на автобусе, я прилепил их скотчем к груди, и теперь наслаждаюсь болью, обдирая волосы и кожу. Я зарываюсь головой в подушку, но все равно слышу Томаса. А я-то думал, что хуже уже быть не может.
50
- Не можем же мы играть втроем…
Мы стоим в прогулочном дворе с футбольным мячом. Они называют это внутренним двориком. А мы - прогулочным двором, как в тюрьме. Я, правда, никогда не видел, чтобы здесь кто-нибудь прогуливался. Видел только, как народ часами по кругу ходит. Видел, как, взывая к небу, они рисуют странные знаки мелом на асфальте. Круги, треугольники, неизвестные символы.
Но гулять никто не гуляет.
Мы - футбольная команда нашего отделения, Каспер, Ляйф и я. Сливки футбольного общества психов. Периодически в окно выглядывает медсестра. Смотрит, не идет ли у кого кровь, не вопит ли кто, не срет ли.
- Не можем же мы играть втроем.
И Каспер, по сути, прав. Он стоит, облокотившись на крошечные футбольные воротца, и курит.
- И что вообще с этими воротами. Это же детсадовские ворота.
- Это чтобы ты не смог на них повеситься.
- Ага. Так что мы будем делать? Как насчет Мортена? Спросим его?
Ляйф качает головой, продолжая самозабвенно гонять мяч.
- Он в полной отключке, после того как они засунули его в…
Ляйф в очередной раз пытается попасть по мячу внутренней стороной ноги, чтобы затем подбросить его и ударить головой. Мяч снова от него укатывается.
Он поднимает голову, широко усмехается:
- Можем спросить Жирную Грету, твою подружку, что скажешь, Янус?
Ляйф громко смеется над своей шуткой. Каспер тоже смеется, из-за чего Ляйф начинает смеяться еще громче. Он только разогревается.
- Чур она будет в моей команде. Эта свинья все ворота закроет…
Каспер пинает асфальт носком ботинка. Мне хуже, но я сдерживаюсь. Каспер поднимает голову:
- Как насчет Томаса? После той моей выходки было бы…
- Нет.
Хотя по обе стороны и находятся колючая проволока и низенькие постройки, здесь все же слишком много зелени. Кроме того, последние два дня он лежал привязанный. Каспер плюет через изгородь.
- Может, нам задвинуть эту идею…
- Давайте просто играть втроем.
- Да ты что, Янус?
- Вы двое против меня.
- Нет, ёлки-палки…
- Давайте.
- Да у тебя не будет ни одного шанса, Янус.
- Боитесь? Чертовы педики, боятся играть со мной в мяч. Гребаные козлики, дырки, педики вонючие.
- Ладно, Янус, ладно, успокойся, играем…
Проходит всего несколько секунд, и Ляйф забивает первый гол. Он делает победный круг, задирает рубашку, показывая живот. Я вытаскиваю мяч из ворот и спокойно веду его по полю. Ляйф идет наперерез, и я бью. Мяч попадает в стену и отскакивает к Касперу, который его поднимает. Ляйф удивленно спрашивает:
- Разве можно бить в стену, разве это не "вне игры"?
Каспер стоит с мячом под мышкой, прямо как настоящий вратарь.