Она ковыляет ко мне. Не очень трезвая, но держит себя в руках. Когда знаком с симптомами, их трудно не заметить. Легкая томность в голосе, осанка, тело всегда чуть наклонено вперед, большую часть работы при ходьбе делает сила тяжести. А может, почки болят. Следом бежит шавка. Все время на шаг позади или впереди нее. Она подходит ближе, и я вижу, что фильтр сигареты вымазан тем же красным цветом, что и губы.
- Амина здесь больше не живет, я ее выгнала. И вовремя.
Песик прыгает ей на ноги, тявкает, чтобы привлечь внимание.
- Тихо, Шейла, тихо, я разговариваю с человеком.
Она слегка отталкивает собаку ногой.
- Посмотрите комнату? Может, хотите снять?
Я киваю.
Она вынимает из халата связку ключей, отпирает дверь.
- Вообще-то она казалась милой девушкой, было совершенно незаметно, что она из этих… Может, потому я и дала себя обмануть. Такая симпатичная девушка, говорила по-датски и все такое. Надо было задуматься, когда я услышала, как ее зовут.
Она толкает дверь. Собачка бежит впереди. Она находит выключатель справа от двери и включает свет.
- Вы не подумайте, я вообще-то против них ничего не имею. Просто не хочу сдавать им комнаты. Я сдаю только приличным людям… Ну вот, смотрите…
Комната не более пары метров в длину и ширину. Стены когда-то были белыми, но теперь окрашены сыростью и сигаретным дымом. У стены - кровать без простыни, на матрасе - большие пятна. Пахнет сыростью и грязью.
Она подходит к окну и отдергивает зеленые шторы.
Справа - дверь в ванную. Открываю. Воздух затхлый, влажный. Кафель на полу разбит.
- Если соберетесь снять, мы можем ее подремонтировать. Повесить новые шторы. Можете у меня телевизор одолжить. Он небольшой, но работает. Со мной можно ладить, сами увидите. И с ней мы ладили, хоть имя у нее и было странное.
- Сколько она здесь прожила?
- Может, чуть больше года. Сначала казалась такой приятной девушкой. Она мне правда очень нравилась. Однажды я пригласила ее к себе попить кофе. Но потом начал ходить этот парень.
- Парень?
- Да, такой, темненький.
- Они были женаты?
- Вот уж не знаю. Знаю, что сюда начал таскаться темненький парень, и я не понимала ни слова из того, что они говорили…
- И вы ее выгнали?
- Да, но, конечно, не сразу. Зачем мне проблемы? Но с тех пор, как он начал к ней ходить, нам больше не стало покоя. А когда он к ней переехал, вот тут-то началось. Но со мной можно ладить, я просто сказала, что если они собираются здесь жить, то должны платить больше.
- И они здесь оба жили? В этой комнате?
- Да, комната небольшая. Но они наверняка к такому привыкшие…
- Что вы имеете в виду?
- Ну, им ведь не нужно много места, этим… Они и по восемь человек могут жить в такой комнатке. Братья двоюродные, сестры, весь кагал.
- Сколько они здесь прожили?
- Месяцев несколько. Она все ж такая приятная была девушка, нравилась мне, я уже говорила. Все испортилось, когда этот ее друг переехал.
- Как испортилось?
- Эта их странная музыка и скандалы до полуночи. И машины, все время машины, приезжали посреди ночи, стояли и газовали. Из окон музыка эта дикая. Мне пришлось это прекратить.
- Да, с таким надо быть поосторожнее.
- И знаете что, я-то думала, она такая милая девушка. Казалась очень славной. Только когда вместе их увидишь, тогда только и заметно, что она тоже из этих…
- Из черножопых?
- Да…
Я смотрю в окно, у Амины была комната с видом на парковку за супермаркетом. Перевернутые тележки и мусорный контейнер. Я вынимаю из кармана пузырек с лекарством.
- Что это у вас там?
- Лекарство.
- Да? Вы что, аллергик?
- Это чтобы я тебя не задушил.
Ее шавка с лаем принимается прыгать на мою ногу.
- Убери свою вонючую псину, пока я ей ноги не вырвал.
Я оставляю ее в комнате номер четыре, успокаивать собаку.
23
Началось это в поезде, а в автобусе от Эстепорт стало еще хуже. Дрожь в руках, сильная потливость. Если бы я не был болен столько лет, подумал бы, что подхватил грипп. Но симптомы мне знакомы: скоро начнется приступ. Сильный. В голове слышно громкое бормотание, все чувства обостряются: звуки становятся громче, цвета - ярче. Через пару часов я буду потерян для мира. Я думаю о Карле, парне, с которым мы лежали в больнице. Выписавшись, он начал носить прибор для измерения пульса. Вокруг груди затягивался ремень, от которого на часы шла информация о пульсе. Он делал все, чтобы пульс не учащался. Если его окружали люди, которые его нервировали, и пульс учащался, он уходил. Позволял автобусу уйти из-под носа, лишь бы не ускорять ходьбы. Но это не помогло, он рассказал мне об этом, когда снова попал в больницу.
Я вхожу в квартиру брата. Пью лекарство. Нахожу снотворное. Принимаю пять таблеток. Недостаточно, чтобы умереть, если только я не уподоблюсь Джими Хендриксу и не захлебнусь собственной блевотой. Надо отключиться, пока мозг не взорвался к чертям.
Или можно возвращаться в больницу. Такого тебе не пропишет ни один врач, но я не знаю, что еще можно сделать. Лежу в кровати, сердце так колотится, что мне слышно звук. Бам, бам, бам, бам, как большой барабан, каннибалы готовят котел. Вся одежда пропиталась потом. Тут свет погас.
24
На следующий день я просыпаюсь уже за полдень. Снотворное еще не выветрилось, но психоз прошел. Выпиваю полный кофейник крепкого кофе. Пытаюсь преодолеть действие снотворного: хожу по квартире, хожу вверх и вниз по лестницами, между гостиной и кухней, обратно в спальню, затем снова на кухню. Принимаю холодную ванну и одеваюсь.
Пойду пешком. Идти далеко, но погода хорошая, а после вчерашнего приступа я боюсь рисковать. Не доверяю автобусам. Или себе.
Короткая дорожка, по обеим сторонам изгородь. Дорожка ведет к маленькой площадке с лавочками, расположенной перед низким бетонным строением. Рядом с дверью - латунная табличка с названием кризисного центра. "Предоставление помощи женщинам" - написано внизу. Я миную две двери, предбанник, вхожу в приемную. Самая обычная госконтора: стойка, стулья вдоль белой стены. Несколько репродукций то ли Моне, то ли Мане и детские рисунки в рамках. Женщина за стойкой что-то перепечатывает на компьютере с листа А4, лежащего рядом. Ей лет сорок с небольшим, на шее на нитке жемчуга висят очки для чтения. Волосы темные, окрашены в рыжеватый цвет.
- Извините.
Еще пара щелчков мышкой, и она дружелюбно на меня смотрит:
- Мужчинам здесь находиться запрещено.
- Я ищу одну девушку.
- К сожалению, не могу вам помочь.
Из правой двери выходит молодая азиатка. У нее на лице большой синяк, голубой, но уже начавший лиловеть. Увидев меня, она снова исчезает за дверью.
- К вам, вероятно, обращалась девушка по имени Амина, турчанка.
- К сожалению, я не могу вам помочь, мужчинам здесь находиться запрещено.
- Я ее друг.
- К сожалению, таковы наши правила.
Она смотрит куда-то через мое плечо, и только теперь я замечаю охранника, она, видно, сидела у двери. Здоровая светловолосая женщина, возраст примерно между тридцатью и сорока, в униформе, с большой грудью, оттопыривающей синюю ткань.
- Я просто хочу узнать, есть ли у вас ее адрес, ее новый адрес.
- Я не могу вам помочь, вынуждена попросить вас уйти. Как я уже сказала, мужчинам здесь находиться запрещено.
Одну руку охранница кладет мне на плечо, а другой берет за локоть. Всего только легкое прикосновение.
- Я просто хочу знать, что с ней случилось.
Женщина за стойкой снова поворачивается к компьютеру. Захват усиливается, и охранница ведет меня к двери. Положив руку на спину, не толкая, а всего лишь подсказывая направление, не грубо, но очень профессионально. Я не сопротивляюсь, я умею слушаться, я приучен делать, что говорят, я знаю, что в противном случае может произойти. Она открывает дверь и выводит меня. Встает перед дверью, скрестив руки на груди.
- Я просто хотел…
- Мы не можем вам помочь. Вы слышали, что она сказала?
- Но я не хочу ничего плохого, я…
- Идите домой. Если у девушки есть желание поговорить с вами, она сама вам позвонит.
- У нее нет моего телефона. Как она мне позвонит, если у нее нет…
- Лучше идите домой.
Я размышляю: может, есть волшебные слова, которые заставят ее понять, что я не бывший муж или любовник. Сезам, откройся. Она машет рукой: прогоняет, как собаку. Затем входит в здание и закрывает за собой дверь.
Бреду прочь. По асфальтированной площадке. Мне сказали, что делать. Затем поворачиваю. В дверь. Три быстрых прыжка к стойке, женщина испуганно на меня смотрит, словно я хочу дотянуться до нее и ударить.
- Я просто хочу знать: вы видели Амину?
Охранница уже рядом, заламывает мне руку. Она сильнее, чем я думал. Больше ничего сказать я не успеваю, потому что она разворачивает меня, и мы снова идем к выходу. Она толкает дверь ногой. Выйдя на улицу, пихает меня в спину так, что я падаю. Надеюсь, об Амине здесь заботились с таким же рвением.
- Если еще не дошло: катись отсюда, пока мы не позвонили в полицию.
Она уходит, закрывает за собой дверь. Я встаю, отряхиваю руки и лицо от гравия. Такие сволочи эти камешки: прямо под кожу проникают, ну как в детстве, когда упадешь с велосипеда.
Иду обратно, к двери.