Благодатский читал книгу: следил за движениями, переживаниями и отношениями персонажа. Дочитывал до - сцены: приезжал там герой к своей бывшей жене, с которой развелся неделей раньше: ради другой, и вдруг неожиданно - укладывал ее на пол и принимался раздевать. Член за ширинкой Благодатского - вздрагивал и медленно поднимался, когда персонаж стягивал с женщины остатки белья, просил лечь - на живот, и прямо на полу с силой входил в нее сзади.
Представлял себе сцену в деталях - с собой в роли главного персонажа: ощущал бархат женской кожи и проступающий на нем первый пот, вдыхал знакомые, переворачивающие всё внутри - запахи. Ни на секунду не покидал чужое воображаемое тело: отводил женщину в ванную комнату, где продолжал: прижимая её к голубому кафелю стен и не переставая сжимать ладонями крупный упругий зад. Кончал внутрь и ждал, пока она - вымоется после произошедшего, сходит наверх и пригласит соседку: чтобы они могли уже втроем пить вино, танцевать и смеяться. Новоприбывшая вскоре - укладывалась на скатерть стола, разводила свисавшие с него ноги и подавалась вперед: входил в нее и начинал двигаться: чувствовал, как сзади - пытается его бывшая жена добраться языком до - органа. Помогал, расставляя пошире ноги.
Сквозь ткань джинсов Благодатский мял незаметно для Неумержицкого - член, думал: "Дочитаю - пойду в туалет…" Вдруг Неумержицкий вставал и уходил куда-то.
- Ты - куда? - равнодушным голосом спрашивал Благодатский.
- Да мне там нужно было сходить - к одной. Забыл совсем. Через пятнадцать минут - приду… - уходил, хлопал дверью.
Сразу почти вставал с кровати Благодатский, подходил к двери и запирал её. Возвращался к книге и в то же время - освобождал член: большой, нервно подрагивающий. Скользил по нему рукой, стягивая и натягивая кожу. Не прекращал чтения: продолжал двигаться между ног извивавшейся и кричавшей на столе, чувствовал легкие прикосновения языка к незадействованной части члена. Задирал футболку и, одновременно с персонажем, - плескал спермой: только не в горячую женскую глубину, а - на свой живот. Закрывал и клал на стол книгу, отворачивал покрывало и одеяло: выправлял из-под матраса простынь и углом её - стирал бледные крупные капли со смуглой кожи живота и нежной красной - головки члена.
К приходу Неумержицкого - кровать была уже аккуратно заправлена, а Благодатский - стоял скрестив на груди руки возле окна и смотрел сквозь него. Там, за окном, - полным ходом катился по улицам города октябрь. Вовсю сыпали с деревьев желто-коричневые листья: валились в разлитую тут и там по дворам и дорогам жидкую грязь, которой брызгали машины и пешеходы: пачкали колеса и обувь. Высоко в сером небе плавали тяжелые тучи, готовые ежечасно проливаться дождями, и беспокойные черные птицы: нервно кричали, метались из стороны в сторону и улетали куда-то.
- Осень, - грустно говорил Благодатский.
- Осень, - понимающе соглашался с ним Неумержицкий.
А вечером, когда темнело, Благодатский не сдерживался - вновь отправлялся к тому дому. Злой и грустный, одетый в черное, дорогой заходил он в магазин: покупал спиртное. Пил маленькими глотками, закуривал сигаретой.
Доходил до разрушенного взрывом дома: высокий и страшный, продолжал он стоять и смотреть на прохожих пустыми черными окнами без стекол. Оказывался вдруг завешенным: строительной зеленой сеткой, сквозь которую - еще страннее, еще объемнее казались трехстенные комнаты-декорации. Замечал в собравшейся кое-где складками сетке - мертвые листья. Шел дальше.
Видел знакомые окна, видел серебристый силуэт Останкинской телебашни: как ни в чем не бывало, высилась она в темное небо, освещенная сильным светом прожекторов. Хмуро смотрел на нее Благодатский, вспоминал свой сон. Допивал и выбрасывал в сторону бутылку, курил. Чувствовал, как поднимается внутри волной тепла опьянение и путаются в голове мысли. Понимал: опять не сможет войти в подъезд и подняться лестницей на третий этаж: вжать кнопку звонка и попасть после удивленного приглашения - в квартиру. "Блядь, что же я за урод такой?" - возмущался про себя. - "Подумаешь: пришел в гости к девке, с которой давно знаком - помириться… Она, может, сама этого давно уже хочет и ждет, просто не знает - хочу ли я… А какого черта в таком случае - трубку не брала и на мои звонки не отвечала? Может, оттого - что у них на автоответчике номера сотовых и таксофонов не отображаются, они ведь вечно шифруются от кого-то…" Крепкая злоба вдруг побеждала все прочие чувства и ощущения: но - не бросал уже камнями в стекла, просто - смотрел по сторонам в поисках того, на кого можно вылить возросший негатив. Видел - двух маленьких гопников: шли в стороне дорогой, курили и громко ржали. Думал: "Нет, нельзя - маленькие, не смогут нормально ответить… Нехорошо". Видел с другой стороны - взрослого здорового мужика с целлофановым пакетом и в шляпе. Отказывался и от этой кандидатуры: "Взрослый мужик, серьезный наверное - а я к нему с бычкой полезу… Хули я - гопарь, что ли…" Решал - возвращаться, бросал напоследок взгляд на всё: на окна, на Останкинскую башню, на разрушенный взрывом дом. Шел к огороженному с двух сторон высокими заборами проулку через густо покрытую грязью территорию стройки надземной линии метрополитена.
Заходил на доски под несколькометровым навесом: видел вдруг - мента. Мент казался совершенно пьяным: маленький, коренастый, с круглым красным лицом и съехавшей на лоб фуражкой, стоял он - неровно покачиваясь, и - мочился на забор, за которым тянулась стройка. Благодатский видел, как вилял из стороны в сторону освещенный свисавшей с крыши навеса и спрятанной от дождя ржавым абажуром лампочкой - ментовский член: щедро брызгал он на штаны и на темные ботинки с высокой шнуровкой крупными каплями. Решал: "Достойный противник… Менту уебать - святое дело, опасно, правда: так этот, кажется, не то что - сопротивление оказать, но даже - разглядеть меня толком не сможет. Правда, у него практики много, а я - пиздиться не умею почти: надо его сразу повалить, ебнуть куда-то посильнее: в солнечное сплетение или - по яйцам. Лучше - по яйцам: надежнее… Тут грязно, следов - до хуя: мои среди них никто не сможет найти, да и не станет искать. Разве будет мент рассказывать кому-то, что его, бухого, пацан отпиздил… Нужно подождать, пока - закончит и с досок выйдет в проулок, там - места больше. Блядь, да он ведь меня в упор, с трех шагов не видит! Мерзкий ебаный мент!.." Так и делал: ждал, а когда мент убирал в штаны член, не сумев до конца застегнуть ширинку, - тихо следовал за ним: пониже надвигал капюшон куртки: на всякий случай. Мента качало: почти заваливался на стену и бормотал что-то невнятное себе под нос. Почувствовав вокруг себя достаточно пространства, Благодатский окрикивал:
- Эй ты, бля! - и быстро догонял мента: приближался вплотную.
Мент медленно и не сразу разворачивался, пытался понять - что происходит и зачем его окрикнули. По привычке - разгибал сутулость, расправлял плечи и тянулся рукой - к поясу, на котором болталась резиновая дубинка. Пытался вытащить ее. Не получалось: не мог сразу отстегнуть застежку, а пока делал это - сгибался от сильного удара Благодатским - в пах: охал, хватался руками и оседал в грязь.
- Ах ты - сука! Ах ты - ебаный мент! - приговаривал Благодатский: ослепленный злобой, уже не глядя и не думая - наносил по крючившемуся серому телу удары: куда попало. Вскрикивал от боли мент, и хлюпала, брызгая в стороны, - грязь, задеваемая ногами Благодатского. - Убью на хуй! Убью, сука!
Слышал, как звучит в октябрьской темноте слово "убью" и вдруг - останавливался. Отходил на шаг назад, смотрел на мента: с открывшейся под упавшей с головы фуражкой - ранней лысиной, противный, извивался он в жидкой грязи, хрипел и продолжал держать руки в области паха. "Может, все-таки - нехорошо сделал?" - думал Благодатский. - "Он ведь беспомощный был, как дитё, а я его - так… Нет, ни хуя не нехорошо, хорошо! Он ведь - мент, а кто заставлял его быть ментом? А если мент - значит, говно, сука и пидор! И хуй с ним, с ублюдком, пускай корчится тут в грязи - будет в следующий раз думать, прежде чем гулять, нажравшись на пизженные деньги!.. Очень хорошо я сделал!"
Прежде чем совсем уйти - подбирал ментовскую фуражку: не понимая сам - для чего. Бросался бежать с места происшествия, испуганный и удивленный тем, что сдавленные крики мента не привлекли до сих пор к месту происшествия никого из случайных близких прохожих. "Зассали, наверное, просто… Зассали… Зассали…" - думал на бегу Благодатский и слушал, как гулко колотится внутри большое от радости и страха сердце.
В общаге - падал на кровать: вспотевший, в забрызганной грязью одежде. Дышал глубоко и часто.
- Опять пизды получил? - интересовался поднявший из-за книги глаза Неумержицкий.
- Не получил - дал… - отвечал Благодатский.
- Ага, заливай… Поэтому - грязный такой… Бля, а это у тебя откуда?! - замечал крепко сжатую рукой Благодатского - ментовскую фуражку, коричневую от жидкой, чуть подсохшей за время бега грязью.
- Скальп противника… - чуть подумав и посмотрев на неожиданный им самим головной убор, отвечал Благодатский. - Я, Неумержицкий, имел сегодня удивительную встречу с представителем правоохранительных органов…
- Хочешь сказать - мента отпиздил? - поражался.
- Именно…
- Да за что? Да как так получилось? - требовал объяснений Неумержицкий.
- Так… Просто так, - улыбался Благодатский. - Потом расскажу, сил нет…
Вытягивался на кровати - как был: в грязной одежде, скидывал только на пол кеды. Засыпал.