Художественный роман о русских готах.
Иван Аксенов
Готы
С уважением и благодарностью -
Т.Д., В.Ф., Д.С., И.К., Я.С., И.Ч.
Благодатский подъезжал к кладбищу. Синий трамвай за номером семьдесят восемь по обыкновению ни с того ни с сего останавливался на рельсах, тянувшихся вдоль краснокирпичной кладбищенской стены. Останавливался, немного не доезжая до ворот кладбища, стоял - словно думал о чем-то. Потом скрипел, трогался с места и проезжал мимо ворот метров сто - до остановки.
Над Москвой сгущался раннеосенний вечер. Последние торговцы пластмассовыми цветами сворачивали свой нехитрый товар и отправлялись домой, тихо переговариваясь между собою: сказывалась многолетняя привычка беседовать негромко, сидя целыми днями возле кладбищенской стены. Нечастые на московских улицах, свисали ветвями из-за высокого красного кирпича деревья: большие и старые. Их листья чувствовали на себе все усиливающееся дыхание близкой осени - желтели, краснели и принимались сыпаться: на землю, на могилы, на неширокие плечи кладбищенских крестов.
Благодатский выходил из трамвая, направлялся ко входу. Был хмур и сосредоточен. Одетый в черное, с хвостом темных волос, в ботинках на каблуке и с острыми носами, входил он на кладбище и шел вперед центральной кладбищенской аллеей, исподлобья внимательно смотрел по сторонам. Навстречу ему попадались уже не торговцы цветами, а - остроносые старушки в платках и с рыхлилками. Маленькие, сухие, спешили они покинуть кладбище: совсем немного времени оставалось до того момента, когда сторож должен опустить тяжелую задвижку и защелкнуть ее кольцо дужкой амбарного замка.
Почти в самом конце делившей кладбище на две половины аллеи, неподалеку от второго входа, - сворачивал на узкую дорожку между могилами. Приближался к полуразрушенному склепу, называемому за что-то "Вампирским". Время лишило склеп половины треугольной крыши, красиво лежавшей на трех толстых колоннах: раскололась, кусок упал и был утащен куда-то кладбищенскими рабочими. За Вампирским склепом тянулась прямоугольная площадка-возвышение: невысоко огороженная и со ступеньками. Там - располагались могилы, две лавочки: вдоль ограждения, и стена склепа с тремя колоннами и уцелевшей половиной крыши. В углах, образованных ограждением и стеной обыкновенно высились кучи мусора: бутылки, банки и пакеты.
Благодатский подходил совсем близко и видел троих: пацана и двух готочек. "Ого", - удивлялся Благодатский: смотрел, как одна из готочек сидела на корточках и ела из пластмассовой банки пластмассовой вилкой салат, заправляя его майонезом, который лежал у нее на коленях. Знакомился и разглядывал. Пацан и готочка с салатом были обычны и непримечательны, внимания заслуживала вторая - без салата: имела крашеные в черный, как и у большинства готов, волосы, изрядно пострадавшие от краски: у корня сантиметров на десять они казались совсем сожженными, а цвет имели грязно-оранжевый. "Во бля", - думал Благодатский. - "Такие волосы теперь только если совсем налысо сбрить, чтобы нормальные выросли. Вот у неё, лысой, рожа-то будет! А вообще-то она - ничего, нос только дурацкий какой-то…" Усаживался на каменную завалинку у подножья склепа: промеж двух колонн и прислушивался к происходившей беседе.
Пацан вставал вдруг, говорил:
- Ссать хочу, - и уходил куда-то.
Готочки продолжали разговаривать, изредка взглядывая на сидевшего рядом незнакомого. Благодатский курил и молчал.
- …потом взяли тачку и поехали - в "Авалон"! - говорила одна и сильно давила маленький пакетик с майонезом.
- Э, да, круто! Ты, выходит, сначала - с одним пацаном, а потом - с другим? А может и к третьему ночевать потом напросилась? - хихикала вторая.
- Неправда! Неправда! Не напрашивалась: сам позвал… - возмущалась.
- А выпили много?
- Ужас! Всего и не упомнишь… Я когда напилась сильно - на зеркале в туалете стала помадой рисовать!
- В мужском наверное туалете, в мужском?
- Ой, я уж и не помню…
Благодатский пробовал вступать в беседу, но ничего не выходило: странно косились на него, словно говорил что-то не то. Переглядывались, слушали улыбаясь, как рассказывал про свои последние посещения кладбища - шумные и многолюдные.
- Этого нам еще не хватало, - причитала готочка с салатом. - Только выберешься на кладбище отдохнуть по нормальному, поговорить - припрутся и давай орать…
"Другие, по крайней мере, салаты тут не жрут", - думал Благодатский и говорил вслух: - А вон, кажется, идут они уже!
Готы поворачивали головы, видели: по центральной аллее с небольшим разрывом двигались группки одетых в черное фигур. Слышался мат и смех.
- Бля, сюда, наверное… - появлялся из-за склепа отходивший пацан. - Всё, валим отсюда на хуй, а то с этими - проблем не оберешься.
- Валим, валим, - поднимались готочки: уходили. Не звали с собой Благодатского, даже не прощались. Оставляли после себя - мусор: пластмассовую баночку из-под салата, крышку и вилку от нее, майонезный пакетик; две бутылки из-под пива.
"Понятно, почему здесь в последнее время то и дело пизды дают кому-нибудь: когда все кому не лень - гадят так на чужих могилах. Трудно что ли - забрать да выбросить… Я вот - никогда не гажу!" - думал Благодатский. - "Могли хоть "пока" сказать, суки. Никакой культуры. Ну и хуй с вами, что не позвали, мне - насрать…" Знакомство с готами, которые не захотели звать его с собой и ушли, намусорив - оставляло неприятное впечатление. "Даже этим - не нужен", - так думал про себя Благодатский.
Тем временем к Вампирскому склепу приближалась новая порция готов: Благодатский видел множество незнакомых лиц: пили пиво из больших бутылей, шумели, громко и бестолково разговаривали. Не нравились Благодатскому. Думал: "Может, тоже свалить отсюда на хуй?", но не сваливал. Надеялся, что придет много готочек.
Всё сильнее темнело вокруг, и толстостволые деревья сливались в сплошную массу с надгробиями и ангелами, постепенно приближаясь к склепу, обступая его плотным кольцом. Благодатский невнимательно здоровался с подходившими и сразу же отходившими незнакомыми, разглядывал первых готочек. Одна - останавливалась вдалеке: с мальчишечьей рожей, в темных очках, с рюкзаком, украшенным красной звездой и лохматой рожей. "Дура какая-то", - заключал про себя и смотрел дальше. Еще две усаживались на лавочку с бородато-усатым пацаном, одетым почему-то не в черный, как все, а в цвета гнилой моркови свитер: пили что-то из маленьких бутылочек. Были крупны и толстощеки. Глупо смеялись и не переставая курили. Благодатский окончательно падал духом: теперь уже совсем никто не обращал на него внимания и не к кому было даже обратиться с ненавязчивым вопросом. Хотелось курить и пить спиртное. Курил. Вспоминал недавно ушедшую готочку без салата и пытался представить: какого размера и формы грудь располагалась под её черным свободным свитером. Прикрывал глаза, глубоко затягивался и думал: "Вот бы: затащить её в склеп. Там обычно инструменты всякие, лопаты, грабли… Она бы вяло сопротивлялась, говорила, что не нужно здесь, тихим прерывающимся голосом говорила бы. А я - целовал бы ее - в губы, в шею, и ничего бы не слушал, стянул бы с нее свитер: на пол постелить. Грудь у неё наверняка маленькая, а нижнее белье - точно черное. И пока я стягивал бы её узкие джинсы, трусики её намокли бы и стали горячими… Эх, всё "бы" да "бы"…" Так думал и вздыхал Благодатский.
- Ты пиво будешь? - вытаскивал из фантазий странный голос.
Благодатский поворачивал голову вправо, взмахивал в темном воздухе длинным хвостом волос. Рядом с ним сидела готочка из свежеприбывшей партии: прочие многочисленные готочки здоровались, целовались и искали место усесться. С благодарностью принимал бутыль из рук соседки, делал несколько больших глотков, возвращал. Говорил:
- Хорошо тут ты села.
Готочка в свою очередь поворачивала к нему голову, оглядывала Благодатского и спрашивала:
- Это почему? - не сумев как следует разглядеть - вытаскивала из лежавшей на коленях сумки свечу, чиркала зажигалкой и подносила дрожащий язычок пламени поближе к лицу Благодатского.
- Ну у тебя ведь пиво, вот и хорошо… - отмечал про себя небольшой рост, тоненькие густые волосы и крайне странную форму черепа и лицо: высоколобое и крючконосое. Интонации готочки казались необыкновенно вульгарными.
- А-а, - говорила она, закончив осмотр, вставала. - Пойдем.
Благодатский не уточнял - куда. Не мог также знать, каким увиделся он ей в темнеющем воздухе и неровном свете свечи. "Глаз при таком освещении не рассмотреть, конечно. Да и волосы тоже - в хвост стянуты…" - так думал Благодатский и шел туда, куда тянула его за руку готочка: на ходу умудрялась прикладываться к бутылке.
- Тебя как зовут-то?
- Ева.
"Бля, еврейка, что ли… Среди готок - полно евреек", - думал Благодатский и не говорил ничего вслух.
- Это не настоящее мое имя, но меня уже давно все так зовут, - уточнила Ева.
- А что, хорошее имя: Евочка. Такое, редкое… Ветхозаветное.
Евочка с уважением взглядывала на Благодатского.
- А как же твои друзья, ты ведь ничего даже им не сказала?
- Да какие они друзья, они меня заебали уже все… Скучно с ними, надоело. Хоть один новый человек появился.
- Я тут давно не новый. А тебя вот - первый раз вижу. К художникам идем, что ли?
- Ну да, к художникам…
- Тогда ты не туда рулишь, вот сюда нужно, - указывал дорогу Благодатский и вел сам, понимая: готочка была уже изрядно пьяна.