И можно на ты. Только когда офицеров вокруг нет.
— Да ладно, товарищ Тонзиллит. Я привык уже. Ну так я к вам, то есть к тебе, зайду с кружечкой!
Фил явно решил, что Сява собрался зачифирить, чтобы подольше посидеть за науками. Деркачёв его уже не слышал — схватив банку, он бегом нёсся по коридору ловить своего комара. Скрипнула дверь в сержантскую комнату, и Фил машинально засёк время. Кипяток будет готов минуты за три, ещё минут пять надо подождать, пока чифирь настоится. Значит в девять тридцать можно заходить — тягучий тонизирующий чаёк будет в самый раз. В положенное время Феликс, прихватив горсть карамелек, вошёл в комнату к Деркачёву. Сержант опять лежал на полу, теперь прижавшись щекой к прикроватному коврику и приктыв один глаз. Он матюкаясь шарил лучём своей лампы во все стороны — комара опять нигде не было.
— Чего ищем, товарищ серж… э-э-э… виноват, Тонзиллит?
— Да комара! Живого и редкого. Даже супер-супер редкого. Если заметишь — не убивай! Мне его, гада, живьём взять надо.
— Да вот он, на твоей подушке сидит!
Деркачёв поднялся и накрыл сидящего комара Феликсовой банкой. Потом не отрывая банки, он снял с подушки наволочку и обмотал её вокруг горлышка. За наволочку можно не переживать, у сержантов такого дерьма в запасе порядочно — всё равно они их на подшиву, в смысле на подворотнички пускают. Затем банку поставили на стол, достали громадную энтомологическую лупу, открыли атлас на нужных страницах и принялись устанавливать уже точную видовую принадлежность. Тут уже ошибка стопроцентно исключалась.
— Слышь, Фил, как ты думаешь, откуда у нас эта гостья?
— Да притащили курсанты с Пятого Факультета. Какие-нибудь там сльвадорцы или никарагуанцы…
— Глупость городишь, Фил! Комар не глиста и даже не вошь — его на себе не протащишь. Антропоносительство можно исключить стопроцентно.
— Ну тогда с каким-нибудь товаром. Вон кофе у меня бразильский, расстворимый…
В ответ Деркачёв уже заржал в голос:
— Не тупи, Фил, ты же в Акадении учишься! Пойми ты — нимфы ауронифелиид моментально умирают от простого высыхания. Однако во влажной среде могут кратковременно терпеть довольно низкие температуры, но без мороза. Кратковременно — сответсвенно без гибернации! Не может ни этот комар, ни его личинка, ни даже яйцо пережить русскую зиму. При морозе они впадают не в анабиоз, а сразу в полный пиздец. А раз эта тварь живая, то должна она размножаться ни где-нибудь — а у нас в общаге! Где могут жить её ларвы? Должно быть относительно тепло и постоянно мокро, но не вода — мокрая почва, болото.
— Ну тогда в душевой. Там тепло и всегда мокро.
— Вряд ли. На кафельной плитке что-ли? А чего им там жрать?
— Выпавшие курсантские лобковые волосы и смытый с кожи эпидермис!
— Ой, Фил, может за рабочую гипотезу и сойдёт, да как-то не верится. Пошли посмотрим.
Они спустились в душевую. Там как раз наряд приступил к наведению порядка — все горячие краны открыты, и из клубов пара валят потоки кипятка. Курсант из факультетского наряда остановил эту долину гейзеров, перекрыв главный винтиль на трубе с горячей водой. Уняв стихию, он в сердцах плюнул на кафельный пол, потом обильно полил его лизолом, затем хорошенько посыпал хлоркой и принялся развозить эту гадость шваброй. В глазах сразу защипало, а в горле запершило.
— Тут жизни нет! — констатировал Тонзиллит и пулей вылетел из душевой. Следом кашляющий дневальный принялся опять откручивать винтиль, пуская кипяток на «моечный автопилот».
— Слышь, Сява! Давай в подвал слазим. Там замок правда…
— Наука требует жертв!
С этими словами сержант Деркачёв пошёл в чулан-инвентарку и вскоре вернулся с громадным ломом и карманным фонариком.