В истории молодежных субкультур были случаи пострижения волос ножницами как форма межгруппового насилия. Можно вспомнить, как в конце 1980-х годов любера ловили и стригли на дискотеках хиппи и металлистов. Уже в середине 1990-х представители казанских молодежных банд, нашедшие временный приют в спец. ПТУ для несовершеннолетних правонарушителей под Петербургом, хвалились, как они "поймали одного панка, волосатого, от. рили, побрили.".
Опять перед нами насилие как формирующая практика. Пострижение волос фигурирует и как внутригрупповая практика, тоже формирующая тело, но здесь насилие не так очевидно, поскольку совершается над самим собой (но - заметим! - от имени группы, т. е. обладатель волос - только адресат и объект воздействия, а источник его - группа, общественное мнение, выраженное в виде эстетических предпочтений, моды или идеологической установки).
Семантика пострижения волос многообразна, но главные здесь два мотива: разрыв связей и ограничение свободы. Скинхеды бреют голову наголо, национал-большевики стригутся очень коротко, "если есть желание, оставьте еж волос надо лбом", - сказано в "Программных документах НБП". Самими нацболами эта стрижка интерпретируется как: знак отличия от прочей публики, "в противовес цивильным прическам демократов и длинным волосам леваков и анархистов", т. е. знак межгруппового барьера, разделения; и проявление "тоталитарного стиля" - подчинения партийной дисциплине, принятия порядка, в частности, в форме довольно радикального воздействия групповой нормы на форму своей прически и, подразумевается, вообще на свое тело. Таким образом, значение стрижки волос - ограничение свободы.
Видимо, не зря и новобранцев в армии подстригают наголо - ребята, на ближайшие два года тю-тю вашей свободе.
Волосная расправа как средство выяснения отношений характерна в большей степени для женщин, подростков и молодежных группировок. У мужиков в драках страдает их мужская гордость - борода, а вместе с нею и статус. Драть бороду в драке может быть опасно для обоих: "Чужую бороду рвать - свою потерять", - предостерегает пословица. "Не хватай за бороду: сорвешься - убьешься". Борода - знак и гордость семейного мужчины, отца, хозяина, которому, отметим, не пристало участвовать в драках наравне с молодежью, чтобы не потерять свой авторитет.
Наконец, рот и нос (сусалы, рыло), зубы и щеки в качестве объекта силового воздействия чаще всего фигурируют в связи с тематикой питания и распределения ресурсов: "Дали похлебку в три охлебка", "Испекли лепешку во всю щечку" и т. д. (В прессе упоминалось уголовное дело: в 1997 г. в Красном Селе солдату сломали кости носа за то, что он отказывался приносить старослужащим деньги и сигареты. В других случаях солдатам, нарушавшим правила пищевого поведения, насильно запихивали хлеб, иногда разрывая рот.)
Объект приложения насилия - рот как орган питания; цель - навязать "правильный" способ функционирования этого органа: яркий пример насилия, рассматриваемого как средство формирования "правильного" (с точки зрения групповой нормы) тела.
Заметим и подчеркнем, что культура наиболее подробно разрабатывает и регламентирует именно случаи, когда объектом насилия становится голова или ее части (лицо, волосы, рот, нос, щеки, глаза, уши). Смысл силовых воздействий в этом случае обычно состоит в том, чтобы "дать ума", т. е. имеет в основе интенцию социализации. Чаще всего насилие такого рода фигурирует в ситуациях посвящения, наказания или межгрупповых столкновений и обычно имеет целью "направление" и "исправление" тела, а не его ликвидацию (убийство). Учитывая опасность неосторожного убийства в результате ударов по голове, культура стремится предостеречь участников столкновений, вводя всяческие ограничения: проломленная голова, просто появление крови, "капающей" с головы на рубашку (обычно белую) - служит сигналом к прекращению драки или наказания.
В связи с темой убийства в дискурсе чаще фигурируют ранения в грудь - в душу, под девятое ребро, - обычно табуируемые в гораздо большей степени, чем удары по голове. В задиристых песнях "под драку" ранение в грудь упоминается как причина смерти; обычно его получает атаман.
Из нагана вылетала
Черная смородина
Атаману в грудь попала -
До свиданья, Родина.
Примечательно, что ранение в грудь наносят ножом или из револьвера, применение которых уже само по себе рассматривается как нарушение правил, которое ставит применившего их вне закона и социальной защиты:
Ногалики-кинжалики,
точеные ножи,
Довели меня кинжалики
до каменной стены.
Ранение в грудь рассматривается в связи с темой героической гибели в бою и, с другой стороны, бесчестия противника, что и мотивирует, собственно, героизацию погибшего. Сравните с этим случаи гибели от удара по голове, которые обычно описываются как результат случайности и неосторожности, а не героизм. То же самое относится и к нынешней практике заказных убийств с их контрольным выстрелом в голову: в этом случае смерть безлична, здесь нет героизма, убийца не сражается с жертвой, а буднично "работает". Ранение и удары в живот артикулируются не так часто - обычно в связи с темой мучительного, но не всегда смертельного повреждения. Более обычны упоминания "боков", которые в драке могут намять, отмочалить, настрочить и иным способом "обработать". Удары в живот рассматриваются скорее как нарушение правил боя, случайное или намеренное.
Разбойники
Классическое воплощение насилия в фольклоре - разбойники, главные обитатели чистого, но дикого поля. Их социальная организация (ватага, артель, партия, компания) воспроизводит структуру вышеописанной компании парней во время деревенских гуляний: атаман, товарищи, молодежь на вспомогательных ролях (провокаторы, разведчики, гонцы и проч.). Сходство дополняет вполне конкретная установка: демонстрируемая теми и другими враждебность женщине, детям и всей сфере воспроизводства.
В фольклоре о разбойниках упоминается обычай "первой встречи": первого встреченного на пути человека разбойник обязательно должен убить, даже если это будет его родственник. Иначе он теряет разбойничью удачу, а вместе с нею и лихую свою голову. Когда молодая жена корит разбойника за то, что он убил ее брата с невесткою, тот отвечает ей:
Ох, глупая, молода жена,
Молода жена, неразумная!
Первая встреча не встречается,
Отцу и матери не спускается.
Тот же обычай упомянут и в другой песне - о девице-разбойнице. Она плачет-кается, что "в младых летах во разбой пошла", и вот как описывает начало своего лихого пути:
Лет пятнадцати стала души грабити.
Первая встреча - родной батюшка,
Вторая встреча - родная матушка.
Особенно подчеркивается, что этот обычай сильнее кровной связи и силы родства. Разбой предполагает готовность лишить жизни даже родную мать. Обычай "первой встречи" имеет свою параллель в культуре молодечества, т. е. традиционных способах инициации мужской молодежи. Местная печать начала XX в. фиксирует его проявления во время гуляний парней в деревнях Вологодской и Ярославской губ. В газете "Ярославские зарницы" за 1910 г. описан "обычай бить во время переходов из деревни в деревню первого встречного. Кидают жребий, а вынувший делается "героем дня"; он должен идти впереди и ударить первого, кто попадется. Если он струсит - самого изобьют.."
Фольклор подчеркивает преступление разбойниками родственных связей. Они совершают преступление против брата, сестры или родственников жены:
Как во городе было во Астрахани
Тут жила-была молода вдова;
Как у этой-то у вдовы
Было восемь сынов, а девятая дочь…
- поется в известной разбойничьей песне. Затем дочь выходит замуж "за море", а сыновья "в разбой пошли". Проходит девять лет, дочь родила сына и едет с ним в гости к матери. Здесь, в пути, и происходит драма.
Поехавши же, она встретилась
Со своим братцам, с разбойникам.
Они же, не узнав ее,
Морянчика в воду бросили,
А морянушку в полон взяли…
И только ночью старший брат, расспросив пленницу, выясняет, что
Убили мы зятя милого, морянина,
Племянничка же в воду бросили,
Сестрицу же родную в полон взяли!
Сюжет "братья-разбойники и сестра" относится к числу наиболее распространенных балладных сюжетов, зафиксированных в песенниках с конца XVIII века и бытовавших на Русском Севере, а также в Украине и Белоруссии.
Разбойники в фольклоре редко женятся, а если женятся, то оседают и перестают быть разбойниками. Настоящие лиходеи уводят девушек в плен, а затем расправляются с ними. До сих пор в деревнях поют еще жалостливую песню о Гале, сбежавшей с разбойниками, или как вариант - c казаками или солдатами. Позабавившись с нею, те привязывают ее за косы к толстой сосне и зажигают у сосны костер. Если они берут себе "полюбовницу", то могут бросить ее за борт, отдать своим товарищам или снести ей голову. Разбойник в народном понимании фигура безбрачная. Разбойничья ватага живет скорее по законам добрачных гуляний и бесчинств мужской молодежи, жестко и бескомпромиссно, как и другие категории дорожных людей.
Эти стереотипы поведения могут быть сопоставлены с некоторыми обычаями современной криминальной культуры. Упомянем, например, убийство проигравшим в карты первого встречного.