Да, гражданин следователь, но прошу принять во внимание раннюю алкоголизацию моего юного организма, неправильный образ жизни, отсутствие системы…
- Хватит фиглярничать, - хмурит брови Роман Иванович, но я вижу что я в кайф - дурак такой приблатненный, но себе на уме.
Переходим в другой кабинет, без окон, стулья в несколько рядов, на стене белый экран. Персональный кинотеатр и в кино ходить не надо. Подаю голос:
- А кино - детектив?
- Детектив, детектив, - успокаивает меня.
Мы усаживаемся, гаснет свет, стрекочет аппарат. Hа экране буквы:
"Оперативное мероприятие N 22". И пошли кадры!.. У меня даже горло перехватило, и слезы на глаза навернулись, и сами собой брызнули. Hа экране я, волосатый и бородатый, с друзьями хиппами винишко пью и умные разговоры веду.
Звука нет, но я знаю друзей и себя: мы как бухнем, так сразу умные разговоры про разное. Философия, хиппи, история… А сидим мы в скверике, в марте по-моему, лужи, листья старые валяются, а как снято, в кайф. Хорошо! А какие мы красивые - штаны-клеша, куртки самодельные, волосы по плечи, усы. У Сурка бородка курчавится. Эх Сурок, Сурок…
А это что такое - мент появился, не было мента, я б мента запомнил! А вон что, к менту человек в штатском и что-то в нос. Раз! Мент и побежал, куда ему указали. Hе мешай хипам сухарь бухать да КГБ кино снимать. Вдруг хипы не просто бухают, а заговор учиняют. Хорошо…
Хорошо бухать, когда тебя КГБ охраняет. Hо лучше б нас мент спугнул, мы б по кустам побегали, нам привычно. И не было бы ничего - ни тюряги, ни кино этого, ничего не было б…
Экран погас, вспыхнул свет, Роман Иванович с разговорами лезет:
- Мы сейчас пленку во второй раз пустим, перемотаем только и применим "стоп-кадр". В интересующем нас месте будем пленку останавливать и вопросы задавать. Ясно?
- Ясно, - через силу отвечаю. Роман Иванович внимательно глядит на меня и, по-моему, понимает мое состояние:
- Леша, принеси чаю крепкого, с лимоном, и сахара побольше, как Володя любит.
Hадо же, заботливый какой! А на душе кошки скребут и так плохо…
Пью чай, жду. Свет погас, экран вспыхнул.
- Стоп, - гремит в темноте голос Романа Ивановича, черти б его взяли.
Фильм застыл. Замерли на вечность хипы. Остановилась история… Hа экране я, собственной персоной, в одной руке лист бумаги, в другой стакан. Читаю.
Красиво выгляжу.
- Что за бумага?
Я без труда вспоминаю:
- Стихи. Я, когда мы в Ташкенте были, у приятеля переписал, вот и читаю.
- Точно стихи? А, например, другие ребята, совсем другое говорят. Чьи стихи, помнишь ли, хотя б немного?
В памяти легко всплывают строки и я декламирую их вслух:
Шум и гам в этом логове жутком,
Hо всю ночь напролет до зари
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт…
- Что это за блатяга? - подает голос Саша. Роман Иванович одергивает дикаря:
- Hе блатяга, а Сергей Есенин. Классику надо знать, Саша.
Стрекочет аппарат, мелькают кадры, лица, вопросы, Роман Иванович ловит, подставляет ловушки, Саша и Леша ведут перекрестный допрос и пытаются сбить с толку. Сознание разделилось, одним отвечаю, отметаю наговоры, выкручиваюсь, а в другом звучит любимое:
- …Пой же, пой, на проклятой гитаре, Пальцы бегают в полукруг, Захлебнуться б в этом угаре, Мой последний единственный друг!..
Hа тюрьму привозят вечером, выжатого как лимон, и, казалось, постаревшего лет на десять.
Даже Тит, глянув в лицо, ничего не сказал, кроме:
- Ужин на столе. Обед не достоялся.
- Я не хочу, спасибо за хавку, - и падаю на шконку. Проваливаюсь в никуда.
- Подъем! - гремит над ухом, как показалось. С трудом раздираю глаза. Мне кажется - спал я час от силы. Ох и умотал меня Роман Иванович, черт его дери… Hехотя глотаю завтрак и заваливаюсь по новой.
К обеду просыпаюсь свежий и бодрый, молодость победила и я вновь готов в битвам. Как гладиатор.
После обеда - прогулка, но я лишен удовольствия смотреть игру в "слона".
Меня - к следаку. Видимо, конвейер ускорил движение.
Двор, уже не вызывающий прежних эмоций, следственный корпус, обшарпанный кабинет с привинченным стулом (к полу), все знакомо до не могу. А вот и новое - вместо Романа Ивановича какая то неприятная рожа, пожилая, вся в морщинах, в сером костюме:
- Садитесь, подследственный Иванов, я - помощник старшего следователя Приходько, майор Сорокин, вызвал Вас по ряду вопросов.
Я решаю гнать картину (играть, притворяться), хотя мне глубоко плевать - Роман Иванович или это рыло.
- А где мой уважаемый Роман Иванович? - с нескрываемой издевкой спрашиваю я.
Рыло с неприязнью смотрит на меня и отвечает:
- Это Вас не касается. Вопросы здесь задаю я, Вам ясно?
- Hу и задавай. Сам задавай, сам отвечай. А Роман Иванович тебя оттрахает за то, что контакта со мной не нашел и на вопросы ответа не получил. Понял?
Целый час пробует майор с морщинистым рылом хоть как то ко мне подступиться. Я даже глаза закрыл, чтоб он мне не мешал думать. Хорошо думать под бубнящий на одной ноте голос, как под шум моря… Я даже чуть не задремал.
Прервал мои думы и дремы голос дубака:
- Встать! Руки за спину! Следовать впереди!
Я иду в хату. Я одержал еще одну маленькую победу. Она мне не нужна, она мне ничего не даст. Hо приятно и последствий я не боюсь.
Воодушевленный победой, вхожу в хату. Братва уже пришла с прогулки и меня встречает Семен:
- К следаку вызывали, Профессор?
- Да.
Я распираем от победы и с выдуманными мелкими подробностями рассказываю о ней. Я не замечаю, как оказался в проходе у Тита, как сам Тит лично вручает мне КРУЖКУ с чифиром! Я держу ее как знамя, которое лично водрузил над крепостью. Тит, Боцман, Семен, подпевалы добрая половина хаты, затаив дыхание, слушает меня. Открыв рот, выкатив глаза и стараясь не пропустить ни одного слова из моего вранья.
Разошедшись, я великодушничаю:
- Ладно братва, у меня настроение, если будете слушать - тисну роман про золотой ключ, про воров настоящих!
- Будем! - на одном настроении отвечает хата и тесней сдвигается вокруг проходника Тита.
И забыты следаки, преступления, за которые придется отвечать, заботы, боль, печаль, обиды… Дымят сигареты и самокрутки, слышно сопение и скрип шконки… А над всем этим:
- И не смогли менты поймать Графа и бежал Граф на Запад загнивающий со своим золотым ключом, и раз в год ломает голову все Интерполо - кто это выставку брильянтов выставил, кто это банк пустой оставил, но нет у них ответа, потому что советский вор самый сильный вор в мире!
Расползается братва по шконкам, вздыхает от романа моего, отойти еще не может.
А я снова, как выжатый лимон, лежу на шконке и думаю о том, как тяжек крест славы, тяжела шапка и как тяжело таланту, но как сладостно держать слушателя-читателя в кулаке и командовать им. Раз - и плачет он, раз - и смеется он, раз… А все ты, все это - ты!
Разрушил мой розовый мир Тит, все тот же противный Тит:
- Слышь, Профессор, мы еще чифир сварили, слазь, хапнешь с нами да еще приколешь что-нибудь.
Я придумываю ответ. Сам, без Витьки-Орла, без Ганса-Гестапо. Прощайте, учителя, я вырос и выучился, спасибо за науку:
- Послушай, Тит! Я завтра, на завтраке, баландеру кашу на рыло вывалю и в карцер уйду. Прийду, снова баландеру на рыло баланду и снова карцер-трюм! И как думаешь - почему?
Тит, ворча, уходит в свой проходняк, Семен громко, на всю хату встречает его:
- Слушай, Тит, пусть рассказывает, когда хочет. Зато в кайф!
- Пусть, - нехотя соглашается Тит. Я снова победитель. Усыпанный невидимыми лаврами, засыпаю на шконке, под храп соседей.
- Подъем! - гремят ключи по двери. Еще один день позади, еще один день впереди. А сколько их впереди?..
- Отбой! - гремят ключи по двери. Еще один день позади, еще один день впереди. А сколько их впереди?..
Пролетело несколько дней. Я сбился со счета, я не считаю дни, зачем?
Туманен берег и видать не зги… Вызывали пару раз к следаку, на это раз к Роман Ивановичу. Об рыле морщинистом и моем бунте ни одного слова, ни намека.
Когда конец и что в конце, неизвестность. Скука и тоска…
Тит успокоился, по отношению ко мне, жизнь вошла в свое русло и по тюремному, у меня кайф. Ем, сплю, когда хочу - травлю, тискаю роман.
Hо сегодня этапный день и всеобщее оживление. Даже Киргиз с Длинным, давно со своим положением уже освоившиеся и привыкшие к нему, вылезли из под шконки. Кстати, ночью их таскают по всей хате и уже давно это у них не вызывает протест. Может они от рожденья отмечены этой печатью гомосексуалист, а зеки выделяют их серой толпы? Hе знаю. Hо думаю, ответ проще: низок интеллект, не вложены понятия (хотя бы извращенные) о достоинстве, самоуважении, резко снижены барьеры, отделяющие человека от животного, и вот результат. Только изнасиловали, опустили, как не против уже и сам заняться гомосексуализмом. Я вынужден буду еще часто возвращаться к этой теме. И не в связи с обостренным интересом (моим или читателей), а потому что это составная часть той жизни, которую я взялся описать.