Пока я раздумываю, стоит ли это делать, Тана уже скрывается в толпе и вскоре как бы случайно оказывается рядом с двумя беседующими парами. Я наблюдаю за тем, как она знакомится с ними и на правах дочери хозяина дома заводит светский разговор. При этом я вижу, что отец также наблюдает за происходящим. Он одновременно зол и растерян и явно не знает, что делать дальше. Я поднимаю бокал, словно чокаясь с отцом на расстоянии, и обнаруживаю, что выпить-то мне уже и нечего. Встав с дивана, вновь иду к бару и заказываю себе виски. Вдруг меня окликает Дотти, до этого мирно беседовавшая с моей мамой.
- Ой, мне тут твоя мама рассказала, что ты в городе на работу устроился, - ласково, я бы даже сказал, льстиво щебечет Дотти. - Ты и жить туда переехал. Может быть, со временем поможешь Тане найти хорошую работу в Нью-Йорке. Я имею в виду, когда она в колледже доучится.
- Дотти, она же вся в вас, ну какой из меня ей помощник.
- Ах ты, проказник! - хихикая, произносит Дотти, слегка шлепая меня по руке ладонью, как игривая кошка.
Ей явно хорошо и весело, зато моя мама, особенно по контрасту с нею, выглядит на редкость грустной и уставшей.
- Мама, ты как? - спрашиваю я.
Она не отвечает. В дело вписывается Дотти:
- Джуди?
Мама словно выходит из ступора и говорит:
- Ничего-ничего, все нормально. Вот только… водички бы.
- Пойдем, - говорит Дотти и, взяв маму за руку, ведет ее в сторону кухни. - У меня в холодильнике как раз минералка есть, вроде бы даже "Эвиан".
Я высматриваю в толпе Тану. Оказывается, ее успел перехватить тот самый рэпер средней известности, и, похоже, она вовсе не против побеседовать и, быть может, даже пококетничать с ним.
- Коки? - раздается у меня за спиной знакомый хрипловатый голос.
- Да ладно выдумывать-то, - говорю я, оборачиваясь к соблазнительному "эльфу".
Официантка в ответ улыбается мне и говорит:
- Это блюдо из кухни кванза, вроде бы из гороха делается.
- Нет уж, я лучше по виски, - говорю я, поднимая стакан. - Наверное, нам нужно будет как-нибудь отдельно отдать должное кухне кванза. Только не здесь и не так.
- Интересно, как же? - игриво переспрашивает меня девушка.
Прежде чем я успеваю ответить, к нам подбирается Тана и, схватив с подноса весьма подозрительного вида закуску, говорит:
- Обязательно нужно попробовать.
"Озорной эльф" понимающе улыбается и отходит в сторону.
- Между прочим, дорогая моя, я тут с этой разносчицей коки вовсю заигрываю, а ты так бесцеремонно нас обламываешь, - говорю я Тане, убедившись, что официантка удалилась на достаточное расстояние.
- С кем? С нею? - Тана чуть не давится от смеха. - Я тебя умоляю.
- Не твое дело, - с улыбкой говорю я. - Ладно, удалось что-нибудь выяснить?
- Я выяснила, что наш гость Джей-Биг сам играет на всех инструментах.
Тана смотрит на рэпера. Джей-Биг перехватывает ее взгляд и улыбается. На половине зубов у него золотые коронки.
- Ну, это уж наверняка, - недовольно бурчу я. - Он тебе еще не предложил сыграть на чем-нибудь? На кожаной флейте, например?
Тана пихает меня локтем в бок и спрашивает:
- Эй, что с тобой?
- А что? Может быть, я ревную?
- Вот это правильно. Между прочим, он сказал, что мы могли бы вместе "замутить" что-нибудь.
- Bay, - говорю. - Ни дать ни взять - верная попутчица, одна из его шлюшек. Ладно, давай лучше рассказывай, что тебе удалось выяснить о нашей Белоснежке.
- Ты был прав, ее действительно зовут Джанни. Джанин Кентербери или что-то в этом роде. Замужем за Тедом Кентер-не-помню-как-правильно. Это тот, который в жутком свитере. Согласись, коричневая новогодняя елка - редкий маразм?
- Это что, отец пригласил ее сюда?
- Сомневаюсь. Вроде бы она знакома с Ларри, - говорит Тана и, увидев мою вопросительно вздернутую бровь, поясняет: - Знакома в чисто профессиональном плане.
- Маму все это, похоже, окончательно выбило из колеи, - говорю я, обводя взглядом гостиную.
Мама действительно так до сих пор и не вернулась с кухни.
- Думаешь, она уже в курсе? - спрашивает Тана.
Я пожимаю плечами.
- Слушай… Ты ведь вроде бы хотела поговорить со мной о чем-то важном.
- Потом, - говорит Тана. - Ты когда успел на виски переключиться? Похоже, мне долго придется тебя догонять.
На полдороге к бару нас перехватывает Дотти. У нее опрокинутое лицо, по щекам течет тушь с глаз. Минуту спустя я взлетаю вверх по лестнице на второй этаж и с воплями бегу по коридору, распахивая двери. И обнаруживаю то, что, в общем-то, и ожидал увидеть: в большом стенном шкафу гардеробной уединились - как подростки втихаря от родителей - Джанин и мой папаша. Отец растерянно разводит руками, Джанин одергивает и машинально начинает разглаживать задранное и помятое платье.
- Ну, в общем-то… - говорит отец, - я все равно собирался вас познакомить, не в такой, конечно, обстановке, но тем не менее…
Джанин вслед за отцом пытается делать вид, как будто ничего экстраординарного не произошло. Она улыбается и протягивает мне руку. Мне сейчас не до нее, как, в общем-то, и не до выяснения отношений.
- Мама, - говорю я. - Она там, на кухне… Потеряла сознание. "Скорую" уже вызвали.
Глава 12
Мы с отцом на время фактически поселились в приемном покое Медицинского центра университета округа Нассау. Мы старательно избегаем неловких тем и ограничиваем наши разговоры обсуждением явно уменьшающихся шансов "Нью-Йорк Айлендерс" на победу в чемпионате да обмениваемся пожеланиями на тему "что тебе принести", когда поочередно ходим в больничный буфет или за сигаретами. Постоянно появляющиеся в приемном покое врачи рассказывают нам о состоянии мамы. По телевизору, установленному в комнате для гостей, только и говорят о том, что Рождество на носу, что оно вот-вот наступит и что оно, оказывается, уже прошло.
Поначалу моя мама, а точнее, ее состояние, похоже, ставит докторов в тупик. Лечащий врач - доктор Уинфилд Эдгаре ("Зовите меня просто доктор Уин, мне так привычнее") - уже не настаивает на первоначально поставленном им диагнозе: "Больше всего меня беспокоит, что именно такие симптомы чаще всего проявляются при опухоли головного мозга". Вскоре я начинаю понимать, что беспокоит доктора Уина вовсе не ухудшающееся состояние мамы, а недостаток каких бы то ни было свидетельств в пользу поставленного им диагноза. Несмотря на бесконечные анализы, снимки и томографии, обнаружить опухоль врачам так и не удается.
На четвертый день доктор Уин заходит в комнату для родственников, сияя, как надраенный чайник.
Опухоли у нее нет. - В его голосе звучит едва скрываемая радость по поводу того, что ему все-таки удалось перехитрить симптомы маминого заболевания, так долго водившие его за нос. - Паранеопластический синдром. Еще несколько лет назад мы не смогли бы правильно его диагностировать. Мы и сейчас не совсем ясно понимаем, в чем его природа и как он развивается. Ее мозг - скорее, вся нервная система в целом - пострадал от иммунной реакции на воздействие иного рода. То есть то, что мы наблюдаем в ее головном мозге, является всего лишь симптомами, а. не подлинной причиной ее заболевания и ухудшившегося состояния. Пришлось здорово поломать голову и провести кучу обследований, чтобы понять, что же спровоцировало столь сильную иммунную реакцию ее организма.
- И что же? - осторожно спрашивает отец.
Доктор Уин просто сияет.
- Рак легких, - с профессиональной гордостью объявляет он.
- Да она ведь даже не курила, - говорю я.
- Среди близких есть курящие? - интересуется врач, старательно не замечая отцовские зубы и пальцы, желтые от никотина. - Причиной, кстати, может быть и асбест. У вас дом старый?
Доктор Уин сделал свое дело и уходит со сцены. Мы теперь будем молиться на доктора Веста из онкологического отделения. Он столь же заботлив и любезен, как и доктор Уин, вот только с профессиональным врачебным чувством юмора у него похуже:
- Девяносто процентов пациентов, у которых болезнь обнаруживается на этой стадии, умирают в течение пяти лет. - С этих ободряющих слов он начинает свой рассказ о том, что собирается назначить маме самый агрессивный вариант лучевой терапии.
Мне хочется плакать. Отец, по-моему, тоже готов разреветься. Но из уважения к давней негласной традиции мы предпочитаем не выражать такие эмоции на глазах друг у друга.
Эмоциональное состояние мамы прыгает, как на качелях, в зависимости от назначенных процедур и общего хода лечения. К своему ужасу, я начинаю понимать, что она, похоже, испытывает даже что-то вроде облегчения, понимая, как плохи ее дела. Вскоре она начинает настойчиво упрашивать меня возвращаться на работу:
- Поезжай. Живи своей жизнью. Какой смысл сидеть здесь рядом со мной - в этом никакой пользы ни для меня, ни для тебя.
Немного подумав, я решаю последовать маминым настойчивым советам. Несмотря на промозглую зимнюю погоду, жизнь в Нью-Йорке бьет ключом. Народу на улицах полно. Новый год на носу - и преподаватели со студентами разъехались из кампусов по домам. Мой бизнес на подъеме, за что мне только остается благодарить судьбу. Постоянные поездки и прогулки по городу помогают мне хотя бы на время забыться.