Прошлой ночью я принял остатки из раствора Яхе, который привез из Пукалльпы. Никакого смысла отправлять лозу в США. Она не продержится больше нескольких дней. Этим утром по-прежнему под кайфом. Вот, что мне пришло в голову. Яхе – космическое путешествие во времени. Комната, казалось, сотрясалась и вибрировала при движении. Кровь и сущность многих рас – негров, полинезийцев, горных монголов, кочевников пустыни, полиглотов Ближнего Востока, индейцев – новых рас, еще не зачатых и не рожденных, еще не воплощенные сочетания проносятся сквозь мое тело. Миграции, удивительные путешествия через пустыни, джунгли и горы, стазис и смерть в закрытых горных долинах, где растения вырастают прямо из Скалы и огромные ракообразные вылупляются внутри и проламывают панцирь тела, в каноэ с выносными уключинами через Тихий Океан к острову Пасхи. Составной Город, где весь человеческий потенциал разбросан на огромном безмолвном рынке.
Минареты, пальмы, горы, джунгли. Ленивая река, вздрагивающая от всплесков развратных рыб, безбрежные, заросшие сорняками парки, где мальчики лежат в траве или играют в таинственные игры. В Городе ни одной закрытой двери. Каждый может зайти в твою комнату. Шеф полиции – китаец, который ковыряет в зубах и выслушивает доносы какого-то ненормального. Время от времени китаец вынимает зубочистку изо рта и разглядывает ее кончик. Хипстеры с гладкими, словно медными лицами, бездельничают в дверях, вертят иссохшими головами, увешанными золотыми цепями; их лица пусты и выражают невидимое спокойствие насекомого.
Позади них за открытыми дверями, столами и кабинками, стойками, комнатами, кухнями и душевыми – совокупляющиеся пары на рядах латунных кроватей, на перекрестьях тысяч гамаков, джанки, перетягивающие жгутом руки, курильщики опиума, гашиша; люди едят, говорят, купаются и вновь погружаются во мглу дыма и пара.
Игорные столы, где на кону – умопомрачительные ставки. Периодически какой-нибудь игрок вскакивает с отчаянным нечеловеческим криком: проиграл свою юность старику или стал Латахом своего противника. Но есть ставки – более высокие, чем юность или латах. Игры, в которых только двое игроков во всем мире знают, каковы ставки.
Все дома в Городе примыкают друг к другу. Дома из дерна – и высокогорные монголы моргают в прокуренных, пахнущих дымом закопченных дверях; дома из бамбука и тикового дерева; дома из сырца, камня и красного кирпича; жилища тихоокеанского юга и маори; дома на деревьях и речных лодках; деревянные дома в сто футов длиной, где находят кров целые племена; дома из старых ящиков и рифленого железа, где старики в полусгнивших лохмотьях сидят и говорят с самими собой и разогревают жестянки с сухим спиртом; громадные ржавые железные каркасы, воздымающиеся на двести футов в небо из болот и мусора, с хилыми перегородками, построенными на многоярусных платформах и гамаками, раскачивающимися над пустотой.
Экспедиции с неведомыми целями отправляются в неизвестные места. Чужестранцы прибывают на плотах из старых упаковочных корзин, связанных гнилой веревкой. Пошатываясь, они выходят из джунглей; с глазами, опухшими от укусов насекомых; они спускаются по горным тропам на потрескавшихся, кровоточащих ногах; бредут через пыльные, пронизываемые ветром окраины Города, где люди срут рядами вдоль саманных стен и грифы дерутся за рыбьи головы; они опускаются в парки на залатанных парашютах. Их сопровождает пьяный легавый, чтобы зарегистрировать в огромном общественном сортире. Данные заносятся на газетные передовицы и используются в качестве туалетной бумаги.
Кухонные запахи всех стран висят над городом; дымок опиума, воскурения гашиша, смолистый красный дым кухонного запаха джунглей, и соли, и гниющей реки и высохших экскрементов, пота и гениталий. Горские свирели, джаз и би-боп, однострунные монгольские инструменты, цыганские ксилофоны и арабские волынки.
Город охватывают эпидемии насилия, и неприбранные трупы пожирают на улицах стервятники. Похороны и кладбища не разрешены. Альбинос мерцает на солнце, мальчики сидят на деревьях, лениво мастурбируя, люди, пожираемые неизвестными болезнями, плюют в прохожих, кусают их, швыряют гной, струпья и избранных переносчиков (насекомых, подозреваемых в распространении болезней), надеясь заразить кого-нибудь.
Куда бы ты ни попал, пьяный, с провалом памяти, ты просыпаешься в своей постели с одним из этих зараженных безликих жителей, который провел ночь в попытках заразить тебя, истощивших его изобретательность. Но он не знает, как передаются болезни, если, конечно, они заразные. Эти зараженные нищие живут в лабиринте нор под Городом и неожиданно выскакивают где угодно, часто прогрызая дыры в полу переполненного кафе.
Приверженцы немыслимых устарелых ремесел, болтающие по-этрусски; наркоманы еще не синтезированных наркотиков; пушеры убойного "хармалина" – джанка, низведенного до чистого привыкания и сулящего сомнительную безмятежность овоща; жидкости, чтобы стимулировать латаха; разбавленные антибиотики; Титонова сыворотка долголетия; спекулянты с черного рынка Третьей мировой войны; уличные торговцы, толкающие лекарства от лучевой болезни; исследователи нарушений, разоблаченных вежливыми параноидальными шахматистами; вручатели бессвязных ордеров, изложенных гебефренической стенографией и предписывающих невыразимые мутации духа; бюрократы призрачных департаментов; чиновники неконституционных полицейских государств; карлица-лесбиянка, усовершенствовавшая операцию Бигагат, эрекцию легких, удушающую спящего врага; продавцы оргонных резервуаров и релаксирующих машин, торговцы поддержанными изысканными грезами и воспоминаниями, проверенными на повышенно-чувствительных клетках джанковой болезни и обмененными по бартеру на сырые ресурсы воли; доктора, поднаторевшие в лечении скрытых болезней, дремлющих в черной пыли разрушенных городов, которые накапливают вирулентность в белой крови безглазых червей, медленно, наощупь выбираются на поверхность и ползут к человеческому хозяину паразитирующего организма; недуги океанского дна и стратосферы, болезни лабораторий и атомной войны, ампутаторы телепатической чувствительности, остеопаты духа.
Место, где неизведанное прошлое и нарождающееся будущее встречаются в вибрирующем беззвучном гудении. Личиночные существа, поджидающие живого человека.
Уильям Ли
Семь лет спустя (1960)
10 июня 1960 Эстафета Коррео, Пукалльпа, Перу
Дорогой Билл,
Я все еще в Пукалльпе – столкнулся с маленьким пухлым приятелем, Рамоном П. – другом Роберта Фрэнка (оператора нашего фильма) в `46-м или около того. Рамон взял меня к своему курандейро – в которого он безоговорочно верил и о сверхъестественных исцеляющих Силах которого говорил много, даже слишком много – Маэстро, как он его называл, оказался очень мягким и на первый взгляд простым парнем лет приблизительно тридцати восьми – и на следующий вечер он приготовил нам троим напиток; а прошлой ночью я в числе тридцати других мужчин и женщин посетил обычное питейное собрание в хижине у Курандейро, – в заросших джунглями предместьях Пукалльпы, рядом с площадкой газового завода.
Впервые действие оказалось гораздо сильнее, чем у того напитка, который я пробовал в Лиме. Айахуаску можно разливать по бутылкам, перевозить и она останется эффективной, пока не забродит – нужна хорошо закрытая бутыль. Выпил чашку – слегка устаревший продукт, простоявший несколько дней, а также немного забродивший – прилег и спустя час (в бамбуковой хижине по соседству с хибарой, где он готовил) – начал видеть или чувствовать то, что, как я полагал, было Высшим Существом, или неким ощущением Его, приближающимся к моему сознанию как большая влажная вагина – лежал в таком состоянии какое-то время – единственный образ, которому я мог соответствовать – это большая черная дыра Божественного Ока, сквозь которую я всматривался в мистерию – и черная дыра окружалась всем сотворенным – особенно цветными змеями – все реально.
Я чувствовал себя как то, что этот образ представлял, и ощущение его было невероятно реально.
Глаз – придуманный образ, чтобы дать придать жизни рисунку. Испытывал к тому же великое ощущение удовольствия в своем теле, никакой тошноты. Это продолжалось в различных фазах около двух часов – воздействие сошло на нет после трех – галлюцинация сама по себе продолжалась от трех четвертей часа после того, как я выпил раствор, до более менее двух с половиной часов.
Вернулся и говорил с Маэстро, дал ему 35 солей (1,50 доллара) за услуги, побеседовал с ним о пейоте и ЛСД – он слышал о пейоте – Маэстро – метис, обучающийся в Сан-Мартине (верхняя территория Хуаллага) – он дал мне образцы его раствора – при подготовке использовалось молодое растение айахуаски, выращенное в его садике за домом, и смесь около половины на половину с катализатором, известным как "мескла", другим растением, известным на языке индейцев Чиму, как кахуа (произн "коура"), а местное название, данное ему в Пукалльпе, звучит как чакруна. Сказал, что он может дать мне еще больше образцов, чтобы отправить их в Музей естественной истории в Лиме для определения. Весь день вместе готовили смеси и фильтровали раствор, устроив высушенным листьям вторую готовку. Во всяком случае приготовление раствора не такой уж секрет – я думаю, что Шульц видел и знает как это делать. Можно еще добавить листьев других растений, я не знаю, как проверить эти комбинации – он, казалось, в общем интересуется наркотиками – серьезное отношение – и вовсе не корыстное – хороший тип – имеет здесь довольно много последователей – лечит болезни тела, это его специальность.