Вот они, динамички. Тяжёленькие. А высокочастотники, трубы иерихонские не выдрать. Их ацетоном надо отмачивать. Долго, нудно и муторно. Ишь, дедушко бровя насупил - разули, мазурики, "Заветы Ильича". Знаем, что архи-архи-прескверно, а куда мы, батенька, денемся? Что там определяет подсознание? Так то. Всё подворотня, её, милой, влияние. Родинки.
С фильтрами возиться не стали - темно, батарейки садятся. Переднюю стеночку на место аккуратненько, заднюю завинтили до упора, со скрипом. Пока кинодеятель додует присутствие динамиков проверить... Сначала усилитель в ремонт свезет, и все ручки-тумблеры закрутит-перекрутит. Тут уж отвертки не жалей, пусть попотеет. Представил я его разбойничью рожу, как охренеет он, до истины добравшись, со смеха еле сил хватило на чердак забраться. Минька шипит, а меня от икоты ноги подкашиваются.
Миня наивно иконки по углам пошарил - только тут тебя и ждали, - пыль да голуби, да куча лозунгов и портретов всех времен и народов. Третьяковка. Храм культуры.
Через чердак на крышу.
С крыши - по пожарной лестнице и перебежками по канавам-ямам. Вот она романтика неба в клеточку.
На электричку дуром из кустов выскочили, юрк в последний вагон, и на лавки завалились - дрыхляем, а бутылку порожнюю пустили рядышком кататься, чтоб не лез никто, да и нет никого, только мертвые с косами стоят.
Мандраж настоящий задним числом пробрал, в зобу дыханье сперло когда подъезжать стали. Из вагона выскочили на другую сторону, на пути, и с вокзала к общаге пробирались по помойкам, перестраховщики. И зашли через блядский ход на цырлах.
Лёлик заждался, испереживался. То-то восторга в глазенках! то-то радости на ребячьих лицах! А разговоров! А воспоминаний! а смеху! Хоровод чунга-чанга вокруг добычи. Ритуальные омовения исстрадавшегося организма нонешним пивком. Наука побеждать!
Дальше - лучше. Лёлик и фильтр спаял, и колонку рассчитал, как наука велит - в этих делах у него голова больше чем у Ленина. ДСП для корпуса тоже не проблема - у сельхозников новый корпус через дорогу строится, полгорода скобянкой-деревянкой кормится. Вырезы для динамиков меленькой стальной сеточкой задрапировали, краской-серебрянкой отпульверизировали - "Динакорд" да и только. Дио дивное. Вот он удел желанный. Лёлику праздник: бас поплотнел, помощнел, туману поднапустил. С такой колонкой в ансамбль к Пугачевой возьмут не глядя, на стадионе запросто можно лабать, только мощи подваливай. Дерьматина вот пока нет, но и так стоит, хлебца не просит.
5
Рано-рано два барана постучали в ворота. По кабацкому времени это на зорьке - около девяти. Первую пару мы стабильно спим: недоспал - день пропал, да и ложимся в лучшем случае не раньше часа ночи, а то и вообще... Дело-то молодое.
Баран молотил не то что за двоих - за всю отару. То Минька прискакал на страусиных ногах. Так твою через эдак, а вставать надо - замок, если кто дома, снаружи не откроешь - техника!
- Сдурел что ли, дверь ломаешь? Еще лыбится. Ты у меня поспишь как-нибудь.
Минька дверь - чик! на три оборота. Банку холодного чая в один пристой паленой лошадью - хлоп! Рубаха - до пупа, взгляд дикий, грудь молодецкая ходуном-паровозом, с лица сбледнувши.
- "Динамо" тоже бежит? - спросил я, обратно заваливаясь.
- Все бегут, - получил ответ с мутной улыбочкой.
- А дверь чего закрыл? Сейчас Лёлик должен за мной зайти, - зевнул я. - Уж больно ты встревоженный. Поди сифон на конец подхватил? - с надеждой в голосе спрашиваю.
- Подожди. Посижу спокойненько.
- Ну, сиди, - повернулся я на бочок - хоть минутку прихватить. - Сиди, коль охота.
Задремал, но спросонья слышу - бормочет себе под нос, посуду на столе переставляя:
- Есть Бог на свете. Есть-есть.
- Бога нет, но есть удача, - возразил я в стенку дурацкой фразой из дурацкого фильма.
- Мне сегодня повезло. Ой, повезло, Серый. Так повезло, что я свечку пойду поставлю.
- Ну-ну, расскажи-ка расскажи своё интересное кино, - ответил я, не поворачиваясь.
- Помнишь ту козу замужнюю из "Кулинарии"?
- Ну.
- Так ты выдру помнишь эту?
- Помню, помню. Я тебе уже сказал, что - помню.
- Всю дорогу она меня к себе на хату таскала.
- Ну и что?
- В общагу, говорит, ни за какие пироги - меня, мол, полгорода знает. Ее, то есть. А не меня.
- Ну и что? - незаинтересованно прошептал я, эка удивил - но это было уже во сне, это мне уже снилось, а когда я выпутался из сонной липкой паутины, Минька уже далеко заехал:
- ... кончает, как фонтан на ВДНХ, аж по ногам у ней бежит. Но злоебучая, - осудил он. - Такая ненасытная, я те скажу, не отстанет. Кусаться будет, придуряться - любым путем вынудит, а план выполнил - и становится радостно на душе у бойца, - хохочет, стерва довольная. Ты спишь что ли?
- Короче, Скликасофский, - отозвался я вяло.
- И человек хороший, копейка у нее не щербата. Как-то гуляли, давай, говорит, зайдем в Универмаг. Ну, давай, мне что? Хочу, говорит, чтобы ты был красивый, говорит. И костюм мне выбирает. Я отказываться, а она - бери и всё, а то я обижусь.
- Это тот бостоновый костюм? - дошло до меня.
- Да-да.
- Ну, ты даешь!
- Всучила мне, - продолжал Минька, - и говорит: "Пустячок, а приятность себе сделала. Мне нравятся мужики солидные - в костюмах, в галстуке".
- Богатая Мальвина.
- Толковая коза, - мечтательно напел Минька. Он взял чайник и пошел в коридорчик, чтобы набрать воды из крана. - Была, - сказал он оттуда трезвым голосом. - Как-то, значит, в Аквариум зашел, - продолжал он, - взял кружечку, пью себе. Мужик за столик подошел, тоже пиво сосет. Здоровый такой кабанюра, в дверь не пролезет. Руки, что у меня ноги. Попил он пивка и говорит мне: "Это ты, что ли, поганец, с моей бабой трёшься?" Я охуел. Стою, ни жив, ни мертв, в яйцах щекотно. "Смотри, гаденыш, поймаю - из окошка выкину". А ведь там, Серый, девятый этаж, - Минька положил руку на сердце.
- А если он знает, чего тогда кралю свою?.. Взял бы пополам да надвое.
- А она его не боится. Посылает подальше. И всё. Ты же ее видел.
Я пожал плечами. Ну, видел. И что?
- Симпатичная вообще-то мормуленция.
- А он на хлебозаводе работает, урод. Ты бы только поглядел - по нему же видно - темный, как земля. Ему меня всё равно что клопа задавить - душу вынет и рукавичек нашьет. Я тогда решил: надо ку-куруку-ку, умывать ноги. Я нутром почувствовал, - Минька мелко постучал себя в грудь, - убьёт. И не поморщится. А ее, суку, не тронет. Ну я и потихонечку завязал с ней - то, да сё, да некогда - отпизделся. Недели три не встречались. А вчера вечером она в общагу приперлась.
- К нам?
- Ну да. Ты как раз у Лёлика был. А я спать лег. Слышу - стучится кто-то. Стучит и стучит. Ну что ты будешь делать! Вышел прямо в трусах - она стоит. "Что не заходим, кобелино иваныч?" Кирнутая уже, блестит, как Эйфелева башня. Я ей говорю: "Мужик твой убить обещал". Смеется, зараза: "Вот уж не думала, что ты такой трусишка. Пойдем, Мишенька, пойдем, сладкий мой. Он сегодня в ночную, назавтра только объявится". Когда, спрашиваю? Полвосьмого, говорит. Я ей умом, паскуде - давай здесь, у меня. Нет - уперлась и всё. Барана безмозглая. Ну, ладно. Рви малину, руби смородину! Пошли. Раз зовет - шурупит, наверно, своей бестолковкой, чтоб всё нормально было. Все дела, бутылочку расстегнули, тарики-татарики, тыщу за одну ночь. Просыпаюсь. Глядь на будильник - ёёёёёё... Сердце петухом зашлось - без пяти восемь! У меня волосы там и там встали дыбом. Я же его на шесть ставил! Не слышал! - ужаснулся Минька. - Эта дрыхнет, хоть бы что. "Лежи, - говорит спросонья, - мы ему не откроем". Ага, не откроешь такому. Он так не откроет! Вскочил, майку в пакет, трусы в карман, нырь в джины, рубашку накинул, хвост в зубы, пятки за уши, и прямо в носках на последний этаж лётом. По крыше перешелестел, через соседний подъезд спустился, и бегу, бегу, остановиться не могу. Через два квартала гляжу - туфли-то в руках, ибаный в рот. До Герцена добежал, левой пяткой перекрестился от радости. Вот, Серый, история, - скривился Минька. - А ведь выкинул бы, - убежденно сказал он. - Точно выкинул бы. Из окошка! Я! Чув! Ству! Ю!
Н-да, наша доля и опасна и трудна - могут и ноги выдернуть ни за понюх подмышки. А с другой стороны, сам виноват - нехер с замужними, ячейку разрушать.
Институт сегодня загнули. У Мини настроения нет, мне тоже за пять лет упёрлось.
Сходили в блинную. По двойной порции мясных взяли со сметанкой. Оно, конечно, мясные - одно название. Да и какое там мясо? Ухо-горло-нос, жопа, писька и хвост. Мясом пахнет и ладно. А на большее ты не рассчитывай.
По проспекту пошаркались. В "Букинист" зашли - нет ли хорошего чего. Прошлый раз "Иностранной литературы" прикупили аж три журнала шестилетней давности: в одном сценарий фильма где музыка Пинкфлойдовская - "Забрийски Пойнт", в другом Мигель какой-то, но не слабый, вещь называется "Когда хочется плакать, не плачу", и что-то женское - "Немного солнца в холодной воде".
Не то что мы читари какие, эстетствующие. Нет. Так. Иногда. Не газеты же читать.
Вот тут, на днях, Минька в нашем киоске, что на Герцена, сентябрьский номер "Иностранки" прикупил. Взял, говорит, чисто из-за названия: "Регтайм". Начало с продолжением. А вещь вполне. Теперь окончание ловить надо, десятый номер, а то ни вашим, ни нашим.