Трудолюбивый парень, не отнять - пока мы по утрам дрыхнем, делом занимается: спаял "щелчок" для баса. На деревяшке с адаптером через радиолу "щелкает" не худо, испробуем сегодня на аппарате, а там и до ума доведем. Волокёт в мудрых делах. Пиздошн мне перепаял, скворчит теперь, как пускач к трактору "Беларусь" - сердце радуется. А поскольку совершенству предела нет, хочет "суистейн" смастерить, чтоб как у Сантаны звук до бесконечности тянуло. Схемка французская подвернулась с отечественными аналогами. Вот ужо дождусь, посантаню.
Пока со "щелчком" возились, да языком трекали, времечко и пролетело, бац - и Минька заваливается. Мать честная, с ним коза... За ноги в темном лесу подвешивай - красивее девки в нашем Тёмносранске видом не видывали. У меня аж голова закружилась. Словно на самом остром краешке стою. Лёлик вижу, тоже, оторопел. Если даже у него язык отнялся... Убил Минька наповал. Кокнул.
Дело такое - линять надо, а не хочется. На нее смотреть можно, как на открыточку, как киску гладить, да и просто рядом стоять. Ай вонт ту холд ё хенд.
Девица вроде разговор заводит весьма любезный, но мы боком-боком, да за дверь. Нам, мол...
От, Миня! Идем, языками цокаем, переживаем. Каких всё же девочек водит. Я, наверно, даже влюбился чуть-чуть. И такая - на лице написано - порядочная, - знает, ведь, курва, куда идет. И зачем. Ну, стервы, а? ну хоть одна девка нормальная осталась?
- В деревне они, коров за сиськи дергают, - Лёлик отвечает.
Я, оказывается, вслух размышляю.
Что ж, коль нет цветов среди зимы, то и грустить о них не надо. Мне с делами вендиспансерными совсем даже не до этого, но Мине мы дружно завидуем.
С голодухи аж в животе пищит. Орех не еда - растение, толку с него. Сварили у Лёлика супчик из пакета. Конечно, это не супчик, а кашка гречневая, но почему-то супчик получается.
Время вроде бы и идти - Мини нет. Ломится в дверь, кайф ломать - табу, тут хоть пусть небо падает: не твое засраное дело. Может он бился-бился, да только вставил, а тут бах-тара-бах в дверь? А заклинит? Хотя я не знаю у кого бы заклинило, но рассказывают, как потом вальс-бостон танцуют на пару до "Скорой". Выход есть, да знают не все. Может и врут, может это и не выход, Вольдемар говорит, что это точно не выход, а вход, но советуют в анус палец вставить, чтоб расслабило и отпустило. Во устройство! Только вот в чей анус - тут я запамятовал. Хотя альтернатива, в принципе, невелика.
Оделись. Ждем. Матюгаемся.
Влетает, змей.
- Ну что ты, ебентий!?
Бежим, такси хватаем. Отец, ну-ка, царя возили! Дави до полика, заждались нас.
Как да что - Миню теребим.
- Порожняка прогонял. Там мяукать и мяукать еще. В кино подобрался, чмокнул и абзац. Домашняя.
Лёлик злорадствует. Я в душе тихо радуюсь.
- Где ты таких-то находишь, - пытаем мы, - ладно блядво всякое, а такие-то ласточки где?
- Места надо знать. Там, Серый, такая подружка, такая лялька, ой-ей-ей.
- Лучше этой? Полно молоть.
- Что ты! Та ваще полный вперед. И отказа не будет.
- Чего ж ты эту снял?
- Да я там такую защиту Грюнфельда выстроил, горе от ума. Думал, как лыжник объехать их, а получилось по палкам прямо, как Волк в "Ну, погоди!" Перемудрил, зараза.
Так и не сказал, змей, где деву склеил.
Приехали. У кабака толпа, дверь на клюшке. Ритка заметила нас из окна и отворила калитку. Очередь заволновалась. Девица, с мертвой лисой на плечах, хахаля своего упрекнула - "видишь, как надо", - думала, что мы так, фраера. Чувак науськанный рванулся было, но Ритка и в грудь пихать не будет, сверкнула глазюками своими и всё!
Всё-таки какой-то бальзам в этом есть, вот так вот в закрытые двери входить.
Маныч уже аппарат подключил, колки подкрутил, даже покурить время есть.
Миня расслабился, стал рассказывать откуда дровишки. Козы, про которых так долго говорили, оказались с обкомовского огорода. Папы у них важными делами заняты, отпрыски, естественно, в столице, в институтах ("Ага, на дрючбу учатся", - вставил Лёлик), а здесь, собственно, на каникулах, на мамкины пирожки приехали, бока нагулять, и что всего лишь через неделю, мы, то есть, я и Миня, едем на дачу с этими козами вертухаться. Вот такой мат в три хода.
Понятно всё. Факаются там со столичными, мельхиоровая молодежь, а тут видно так: не всё булочки, хочется и хлебца, смычка города с дярёвней. Сразу облом в душе... Там, в москвах, сосёт, а здесь целку из себя строит. Знаем мы таких, "рибьята, кто паследний", по другому, как выгибая букву "а", и говорить уже не могут.
Сука! Тварь! Блядюга смазливая! Но какая, какая! я даже слов не подберу. Я под нее, как под груженый самосвал, с песней лягу. Я бы ее на руках, на край света, в тайгу, по глубоким снегам унес, спрятал бы там, чтоб никто, ни одна живая душа, кроме меня, глянуть не смела.
От такого - мрак, темно в глазах становится.
- А кабак, Миня? Суббота, наверно, в субботу.
- Ерунда, с арами договоримся на денек. Я Маринку упрошу. Или Маэстро подменит. Придумаем что-нибудь. Такие девочки! Побараемся в полный рост, Серый, а?
- Ты, Минь, может и побараешься, а мне не пить, ни бараться. У меня на полпятого. Подъемным краном не поднимешь. Куда там вставать. Как бы штопором не пришлось вытаскивать. Лёлика вон бери.
- Да залечат. Тоже мне, сопли эти. Сколько тебе уколов осталось?
- Миня, не бери его, мудака, - влез Лёлик. - Не хочет - не надо.
- Лёля, там такая лялька. С меня ростом, кобыла такая, ей-ей. Буфера, ножки... Пиздец! Антиквариат, а не женщина. Я как вспомню - трусы трещат!
- Ну, а этот что там будет делать, полхуйкин? - Лёлик на меня кивнул. - Ладно ты, с дымящимся наперевес. Давай-ка, Миня, вместе с тобой эту плантацию засеем. Грамотно, как Старик говорит. По уму.
- Да девица эта, - Миня показал на меня, - Серого предложила. Если б она вас не видела, я бы сказал, возьму кого-нибудь. Тогда бы всё абгамахт.
- Ох, Мишка, - сказал Маныч, появившийся от Зои, с рюмахой в руках, - гигант ты половой индустрии. Вот дождешься, оторвут тебе девки.
- Пусть лучше откусят, - не сдается Минька, - ноги. Мотовило будет до земли.
- Да по-другому научат. Вон, я знаю, одному и кусать не стали.
И рассказал Маныч забавную историю. Из антологии "Добрым молодцам урок".
Жил да был один гулёна. Вроде, как Минька наш. Одно что мориман. На чумазом буксирчике вдоль Черноморского побережья ходил, в каботажку. И по всему побережью, как морским уставом положено, у него по тихой гавани. На каждой пристани. Помимо отдыхающего курортного контингента.
Неутомимый дядя был, здоровущий. Видный такой, диван-кровать. "Двадцать шестой" кликуха. У каждого Якова не одинакова. То ли у него был двадцать шесть, то ли он мог двадцать шесть, - в любом случае важен результат, а в жизни всегда есть место подвигу.
Как-то зашли они в хрестоматийную Одессу-маму и намылился он, с дымящимся наперевес, как Лёлик говорит, на блядоход, по местам боевой славы. Всё уже схвачено у него: куда, как - явка не провалена.
Пришел. Ну, кирнули, тоси-боси. А тут еще одна, под звон стаканов, нарисовалась. Подруга подруги. Уже когда пир Араратом и титьки на боку. Эта подруга подруги, хлоп стакан, не глядя. И второй себе наливает. Смело эдак. Двадцать Шестой губищу-то и раскатал: тётки бодрые, игривые, чуть сами в штаны к нему не лезут - у него и запало: одна хорошо, а с двумя куда как веселей. Считарь.
Дальше неизвестно - подсыпали ему, или упился, или как - неважно. Откинулся, короче говоря. Пришел в состояние беспамятства. Известно одно. Сняли девки штаны с горемыки и закрыли это дело на замок.
Замочек хитрый: дужка маленькая, а сам, что называется - амбарный. Те, что на два пуда, обычно говорят. На лавках купцы, я думаю, раньше такие вешали. То есть через клубни при любом раскладе не снимешь.
Замок висит, это дело вниз тянет, того и гляди оторвет. Мужик сначала хи-хи да ха-ха, потом видит - нет, это серьезно. Психануть? Привязан. По рукам и ногам. К стулу.
Девушки же оказались с юмором. До конца не озверели. В допрос партизана гестаповцами играть не стали. Так, ради хохмы, подстригли его интересно. Модельная стрижка: "здравствуй, ужас".
В целом, есть на что поглядеть.
А ключик от замочка - в море-окиян, прямо на его удивленных глазах. Домик-то, как в романе, у моря стоял, у краешка.
Тут же объяснили за шо.
Мир тесен, прослойка узкая, тропинки не широкие. Подругу-то подруги он в давние годы обманул жестоко, да и посмеялся иронично: если, мол, не беременна, то временно, а если беременна - то тоже временно. А в этот раз не он скадрил, а его подловили. А что не узнал, так годы, как птицы летят, и люди меняются - упомнишь всё? И выпимши был.
Вот какая вышла ашипачка.
Обычно пиздострадальцы уж какие осторожные, ушлые прохиндеи, но... бывают и такие прострелы. От этого доской не загородишься.
Ладно не искалечили, не озверели. А то б... Море - оно не только ключик, оно много тайн хранит.
Приперся он на коробку, мотню двумя руками держит. А там стянуло, распухло - не то что-то, да и будет не то, ясное дело. Поржали, посмеялись - цирк приехал, - но мужика освобождать надо. Как? Перекусить - не перекусишь. Ни клещами, ни щипцами не подлезешь - только вместе с гениталиями.
Пилить давай.