- Тетушка Саломия, очень тебя прошу, не сердись. Разве ты не знаешь, каковы они, люди? В свое время была ты красавицей, носила жемчужное ожерелье, как говорит дед Констандин. А иначе из-за чего же вились вокруг тебя мужчины, улыбались и всячески улещали тебя? На других женщин они и не глядели, потому что никто не мог сравниться с тобой. И люди, что собрались здесь, чтобы поразвлечься разными историями, такие же: кто краше расскажет, тому и похвал больше. Этот старик и слеп и немощен, но зато он и рассказывать и петь умеет, на это у него дар божий. Если ты радуешься цветочку, что он и красивый и пахнет хорошо, то не обижайся на другой из-за того, что он невзрачный и запаха никакого не имеет - он в этом не виноват.
- Зато он для лечения хорош! - отрезала тетушка Саломия.
- Твоя правда, что он хорош для лечения, так оно и есть. Но здесь мы собрались не ради лекарского искусства. Прежде чем ты здесь появилась, другие тоже, как и этот слепой, рассказывали разные истории, от которых у меня даже кровь леденела и которые я не забуду до самой смерти. А теперь послушаем, что конюший Ионицэ расскажет. Он все сулит такое, чего никто не слыхивал.
- Это ты про тощего рэзеша говоришь?
- Про него, тетушка Саломия.
- Да я вроде бы его уже видела, и сдается мне, что и слышала как-то раз. Он и правда кажется недюжинным человеком. Вот я гляжу на всех, кое-кого я даже знаю, приходилось встречать здесь же, на постоялом дворе, и могу поверить, что каждый из них может поведать про разные случаи. Но какая вера может быть самому распоследнему нищему? Я его привела, я его перед всеми выставила, а сижу себе в сторонке, а ему полный почет и уважение!
- Но теперь речь не про меня, - продолжала Саломия, пронзив меня взглядом. - Вот я сижу здесь среди вас, но гляжу я на человека, который на своем веку чего только не пережил. Пусть он расскажет чего-нибудь, тогда мы посмотрим, на что годится слепой со своими байками. Или послушаем конюшего Ионицэ, наверное, это будет занятнее.
- Тетушка Саломия, - спросил я, - что это за человек, о котором ты говоришь, будто он многое пережил на своем веку?
- Да ты его знаешь. Вот он сидит между монахом и чабаном.
- Да это же дед Захария, колодезник. Пока он тут сидит, он даже рта не раскрыл. Слепые тебе не нравятся, видать, нравятся немые.
- Не бойся, никакой он не немой. Выпить он любит, поэтому ему не до разговоров. Но если он расскажет, что с ним приключилось, ты ушам своим не поверишь!
- А что же с ним приключилось?
- Что приключилось? - вмешался и рэзеш, не зная, о чем идет речь. - С кем приключилось?
- Да вон с тем человеком, достопочтенный конюший, - ответил я, - с Захарией, колодезником. Это мне тетка Саломия поведала, что с ним приключился небывалый случай.
- Где же это?
- А пусть он сам расскажет, - предложила Саломия, и голос ее прозвучал неожиданно мягко. - Попросите его, чтобы он рассказал, что с ним случилось в лесу за рекой. Дядюшка Захария! - звонко окликнула она.
Колодезник повернул свою лохматую голову с всклоченной бородой.
- Чего? - отозвался он, словно из глубины колодца.
- Дядя Захария, почтенные гости хотели бы услышать, что приключилось с тобой в лесу за рекой, когда ты еще был парнем.
- В Пэстрэвень, значит.
- Там, там, дядя Захария, на поляне, да ты сам знаешь…
- На поляне, которая была и которой нету, потому что весь лес давно вырубили. Называли ее поляной Влэдики Сас.
- Слыхали? - произнесла Саломия, расплываясь в улыбке и отстраняя кружку, которую ей протягивал рэзеш. - Премного вам благодарна, достопочтенный конюший. Но потому как хвораю я, то вина в рот не беру. Вот ракию я пью. Могу и пирога откушать из того, что помягче, потому что не те у меня зубы стали, как раньше, и не могу я кусать все подряд, как бывало в молодости. Хороши пироги, ничего не скажешь, такие и я пекла. А теперь я, пожалуй, осмелюсь хоть губы обмочить в вине, особливо если оно не очень старое. Расскажи же, дядюшка Захария, что с тобой приключилось на поляне Влэдики Сас.
- А что там случилось? - нехотя переспросил колодезник.
- Расскажи про то, как тебя призвал к себе на двор боярин из Пэстрэвень и приказал найти воду на той поляне.
- Так, так, - подтвердил старик. - Призвал он меня и велел: "Найди мне воду и выкопай на поляне колодец. Этой осенью будет там большая княжеская охота, расположатся они на поляне отдыхать, потому и вода нужна".
Колодезник Захария умолк.
- Ну и что? - заинтересовался конюший.
- Вот и все.
- Как это все? - тряхнула головой Саломия. - Очнись, дядюшка Захария, расскажи все, как было: как ты пришел с боярином на ту поляну, как ты топал ногами по земле то в одном месте, то в другом, как высматривал приметы, ведомые только тебе. Потом ты вынул из-за пояса свой отвес, который никогда тебя не подводил, установил его на землю и стал смотреть…
- Стал я смотреть, - подхватил Захария, - а боярин этот, Димаки Мырза, тоже вроде бы смотрит на отвес, только ничего не понимает. Вот с этим самым отвесом я воду нашел на поляне Влэдики Сас.
Дед Захария вытащил с левого бока из-за широкого пояса две круглые, соединенные между собой деревянные палочки, которые от старости блестели, словно их специально отполировали, и стал сматывать с них какие-то невидимые нити. При мерцающем свете костра блеснул серебряный шарик.
- Отвес этот сделан из кизилового дерева, - пояснил он. - Э-хе-хе! Кто знает, кем он сделан и когда! Достался он мне от стариков, которые тоже занимались колодезным делом. И не упомню, сколько с его помощью нашел я ключей и вырыл колодцев. И тогда на глазах боярина Димаки Мырза я отыскал воду на поляне. Вот так!
- Что же потом было?
- Да расскажи ты, человече, - вновь принялась понукать его Саломия, поворачивая нос в сторону Захарии и хмуря брови. - Расскажи им, как топнул ты постолом и сказал: "Вот здесь, боярин, вода!" - "В этом месте?" - "В этом самом, боярин. Дай мне цыган с кирками и лопатами, распорядись привезти сюда двадцать возов камня и сложить его рядышком, выдели мне помощников, какие понадобятся, и напиши корчмарю, чтобы вина было вволю, а потом, глядишь, много времени не пройдет, как я позову тебя сюда с хрустальным стаканом, чтобы ты испил слезы земли".
- Все так и было, - подтвердил Захария.
- После этого боярин и говорит: "Быть по-твоему, копай мне колодец!" Пошел он с колодезником во двор и кликнул писаря, чтобы тот принес гусиное перо. Когда принесли гусиное перо, он потребовал чернил, столик и лист бумаги. Написал он корчмарю записку, которую просил у него Захария. А потом вызвал слуг и распорядился, чего каждому делать, сколько цыган отрядить землю копать, сколько человек послать камень возить, что нужно приготовить, чтобы мастер мог колодец выложить. Слуги все выслушали, поклонились до земли и стали пятиться задом, чтобы разбежаться в разные стороны выполнять приказания.
- Все так и было, - подтвердил Захария. - Боярин только прикрикнул на них: "Цыц!" - такая уж у него привычка была, и хмуро так посмотрел. Слуги в страхе божьем разбежались кто куда.
- Разбежались они, - подхватила Саломия, - а потом все сошлись в одном месте и в один час. Цыгане принялись кирками да лопатами землю копать, возчики возить камень и складывать его на лугу, а дядюшка Захария устроил подстилку из листьев, полеживает себе, смотрит на них да из кружки прихлебывает.
- Дрожжевую ракию из Котнарь, - уточнил колодезник.
- Верно, верно. Лежит он себе в шалашике на подстилке, а цыгане кирками и лопатами сначала землю черную выкопали, потом стали глину наверх выбрасывать, потом дошли до песка и мелкого камня. А вот когда земля размокшая пошла, тут Захария встал и подошел к краю ямы и сказал: "Эй, цыгане, если вам пить хочется, то погодите немного, скоро появится вода".
Как он сказал, так и случилось на том самом месте, где отвес указал. Появилась вода, люди добрые, а цыгане стали копать дальше, поднимая бадьями наверх жидкую грязь. Копали так, что пот с лица вытирать не успевали. И все спрашивали: "Много еще осталось, мастер Захария? А то, глядишь, дыру на тот свет прокопаем". - "Копайте, копайте! - отвечал им колодезник. - Пока не скажу - хватит".
Так оно и было. Встал он в один прекрасный день и сказал: "Довольно! Теперь выложим края, заложим добрые подпорки и примемся возводить стены".
Так они и сделали. Спустился он в колодец вместе с каменщиками и стал выкладывать стены. А когда над поляной закружились желтые листья, приехал боярин с хрустальным стаканом отведать, какова вода, как и приглашал его Захария.
- Так все и было! - подтвердил старый колодезник. - Боярин Димаки сказал: "Ц-ц! Добрая вода, Захария!" И правда, вода была добрая. Но только вино я пью с большим удовольствием, вино мне куда больше на пользу.
- Ну а что потом? - спросил конюший.
- А потом ничего. Делу конец. Колодец я выкопал, и живите себе с миром.
- Погоди, дядюшка Захария, не все так просто, - усмехнулась Саломия. - Уж лучше я все расскажу этим людям, что ты там видел, что с тобой было. Уж лучше я за тебя похвастаюсь. Так вот, после того как покончили они с колодцем, приехал из стольного города гонец от господаря, чтобы известить о княжеской охоте. Прискакал гонец, боярин Димаки вновь сзывает всех слуг и распоряжается, чтобы расчистить на поляне место и поставить шалаши для княжеской охотничьей свиты. А когда господарь сойдет с коня, то Захария должен подать ему в кувшине воды, а из кувшина налить ее в стакан, а рядом должен стоять цыган с подносом, а на нем блюдце с вареньем и серебряная ложечка.
Все так и сладили. Вот и приехал в Пэстрэвень господарь с преогромной свитой.