Я предположила, что он имеет в виду хозяина, и сказала:
- Сам сейчас в отлучке.
- Ну да, ну да, - кивнул Хендерсон. - Вербует избирателей, не иначе?
- Само собой, - ответила я, разумеется понятия не имея, о чем речь.
- Ну да, ну да, - повторил он и приподнял бровь. - И она там одна-одинешенька? Скучает в огромном пустом доме. Небось бедняжке и поговорить-то не с кем, а?
Хендерсон облизал кончики усов, понятно кого представляя в роли собеседника. При одной мысли, что он хотя бы приблизится к миссус, меня аж передернуло от отвращения.
- Вовсе нет, - говорю. - У ней полон дом гостей.
- Вот как?
- Да, у нас гостят несколько человек. Родичи миссус, из Англии. Вот почему нам понадобилось еще съестное, они подъели все подчистую. А теперь, с вашего позволения, я возьму шесть лепешек да пойду восвояси. Меня ждут.
Да уж, моя просьба явно была для Хендерсона наитруднейшей из всех мыслимых - так тяжко он вздохнул и так неохотно сполз с табурета, горестно качая головой, словно не в силах уразуметь, почему вообще кому-то взбрело на ум покупать ячменные лепешки. Подлинно душераздирающее зрелище. Наконец он упаковал шесть лепешек в пакет, и я выложила деньги. Он смахнул монетки с прилавка, поймал в фартук и из него вытряхнул в кассу. Ясное дело, не хотел дотрагиваться до них своими белоснежными ручками, чтобы не подцепить микробов от ирландской девчонки.
Арабелла.
Арабелла, Арабелла, прелестное имя. Всю обратную дорогу я вспоминала афишу, которую однажды видела у Королевского театра, там была нарисована балерина с кожей белее молока, наряженная в умопомрачительное бледно-розовое платье с пышной юбкой - не знаю почему, но имя Арабелла навевало на меня мысли о чем-то таком вот изящном, утонченном и прекрасном.
В отличие от имени Бисквит Кротки. Я обрадовалась, не увидав на турнепсовом поле давешнего угрюмца. Верно он ушел плевать на другое поле.
По возвращении в "Замок Хайверс" я застала миссус в кухне.
- Ты вернулась! - радостно воскликнула она (не иначе думала, что я сбегу с ее двумя пенсами).
Я отдала лепешки, и она тотчас показала мне ворох одежды, выложенной для меня на столе. Там фартуки, нижние юбки, чепцы и два ситцевых платья, одно в полосочку, другое темно-серое, оба маленько полинялые. Я мигом поняла, что все вещи не новые, не могла же она так быстро раздобыть новую одежду. По молодости лет я очень заботилась о своей наружности, а потому немного расстроилась, что мне придется ходить в обносках. Видать миссус заметила разочарование на моем лице.
- Думаю, размер примерно твой, - сказала она, потом добавила: - Они на время, пока мы не пошьем новые.
Я взяла полосатое платье и осмотрела. По крайней мере оно казалось чистым и пахло как свежеотутюженное.
- Надень, - говорит миссус.
- Мне прямо здесь переодеваться, мэм?
- Почему бы и нет?
Я сняла свое платье и стала надевать полосатое. Застегивалось оно на груди. Пальцы у меня невесть почему дрожали, и миссус подошла и сама застегнула все пуговки, одну за другой. Потом погладила меня по волосам, улыбнулась и отступила на шаг назад.
- Превосходно.
- Это ваши платья, мэм?
- Нет-нет, - сказала она и пояснила в ответ на мой вопросительный взгляд: - Они принадлежали девушке, работавшей у меня раньше. Она… она оставила здесь кое-какие свои вещи, когда уходила. А я убрала их на чердак… на случай… на случай, если она вернется.
И что-то странное было в том, как она запиналась и отводила глаза. Вы бы за милю по ветру почуяли неладное, даже с завязанными глазами зажатым носом, закупоренными ушами и с затычкой в заднице. Но прежде чем я успела задать следующий вопрос, миссус хлопнула в ладоши и весело рассмеялась.
- Итак, начнем, - сказала она, словно приглашая меня присоединиться к какой-то своей любимой игре. - Надень чепец и фартук. Сейчас придет преподобный Гренн, и мне бы очень хотелось, чтобы ты прислуживала нам в гостиной.
- Хорошо, мэм.
Я знать не знала преподобного Гренна, но могла бы побиться об заклад, что он из Объединенной Пресвитерианской церкви. Признаться сердце у меня слегка захолонуло от волнения при мысли, что я предстану в роли горничной перед Лицом Духовного Звания, пусть даже он принадлежит к тому, что моя мать называла Оппозицией. Не сказать чтобы она отличалась особой набожностью или благочестием, на самом деле в свой последний раз на мессу она заявилась распьянущая, с хохотом свалилась там со скамьи, а потом наблевала в ридикюль, но я знавала парочку таких синюх то бишь пресвитериан, от которых и святой бы весь исплевался.
К трем часам мое преображение завершилось, я превратилась в самую настоящую горничную. Полосатое платьице, белый фартук и чепец с оборками, волосы гладко зачесаны на уши и уложены в благопристойный узел на затылке. Я даже умыться успела. Сбежавшая девица явно была не из фигуристых, у меня титьки расплющились в лепешку под платьем, хотя в остальных местах оно не жало. Миссус осмотрела меня со всех сторон и сказала "очень мило", ну и правильно сказала.
Она велела мне разжечь камин в гостиной, потом отправила обратно на кухню с приказом намазать лепешки маслом, а сама уселась с шитьем у камина. В половине четвертого в переднюю дверь постучали. Я выбежала в прихожую и открыла, на пороге стоял преподобный Гренн, хорошо сложенный мужчина лет пятидесяти, с бакенбардами и благообразной старой физиономией. При виде меня он удивленно моргнул и недоуменно тряхнул кудельками - похоже ожидал увидеть кого-то другого.
- Господи… гм… помилуй! - Он старался говорить весело, но на мой слух у него выходило страшно натужно.
Я сделала реверанс, сказала "добрый день сэр" и пригласила войти, очень любезно.
- Да-да. А тебя я здесь не встречал прежде, знаешь ли. - Преподобный Гренн сказал это притворно-ворчливым голосом, а потом издал свой характерный звук - не то чтобы смешок, не то чтобы вздох, а что-то среднее между ними, такое задушевное "ахх-хах!"
- Верно, сэр. Я новенькая.
- Ахх-хах! - повторил он и принялся понимающе кивать, украдкой разглядывая меня, пока я брала у него шляпу и пальто.
Преподобный Гренн, как я вскоре узнала, воображал себя хитрой лисой, от чьих глаз ну ничего не укроется. От него странно пахло чем-то навроде парафина, и башмаки у него скрипели, как старый галеон.
Я повесила пальто на крючок и повернулась. Преподобный продолжал кивать с проницательным видом.
- Ах-хах, - опять произнес он. - Новая служанка значит. - Несколько секунд он любовно обдумывал эту новость, потом наконец изрек: - Полагаю, у тебя очаровательное имя!
- Меня звать Бесси, сэр.
- О… Ну не беда. Не в имени дело… значение имеет, слушается ли человек Бога. А также соблюдает ли субботу… это само собой разумеется.
- Да, сэр.
- Я уверен, здесь ты будешь очень счастлива… Да, у тебя замечательная госпожа… вне всякого сомнения… Мы с ней… очень хорошие друзья…
Судя по виду, он настроился произнести длинную речь, изобилующую долгими паузами, поэтому я поспешила ввернуть "прошу вас следовать за мной, сэр" и быстро направилась к гостиной. Но преподобный остался стоять на месте с опущенными по бокам руками и вздернутыми плечами, самодовольно улыбаясь. Он явно еще не закончил со мной, и я готова поспорить на любые деньги, что мы по сей день торчали бы там, не прерви я разговор таким вот бесцеремонным образом. В общем я подошла к двери гостиной и постучала.
- Войди! - сказала миссус.
Когда я вошла, она глянула на меня со своего места, где сидела с шитьем. Она опять переменила платье и красиво причесалась - хорошенькая как картинка ей-богу. Такую картинку да на стену бы, с подписью "Прекрасная леди Такая-то".
Только я собралась доложить о госте, а преподобный уже протиснулся мимо меня с прежней самодовольной ухмылкой, но глаза у него раздраженно поблескивали теперь, когда он понял, что от меня потачек не дождешься.
- Преподобный Хрен, мэм, - объявила я.
Миссус метнула на меня взгляд, поднимаясь навстречу гостю. Она наверно не поняла, послышалось ей или дело в моем акценте, а все внимание преподобного было поглощено хозяйкой, когда он двинулся через комнату с протянутой рукой.
- Преподобный Гренн, - говорит она. - Как мило с вашей стороны навестить меня!
- Ахх-хах! - откликается он.
Я решила, что пора ставить чайник.
Немного погодя я вернулась с подносом и услышала приглушенные голоса за дверью гостиной, но когда я постучала и вошла, миссус и преподобный резко умолкли, словно вели разговор, не предназначенный для моих ушей.
Они сидели по разные стороны камина, преподобный расположился в глубоком кожаном кресле и вытянул ноги к огню. Он явно чувствовал себя как дома.
- О, прекрасно, - промолвила миссус и указала на стоящий между ними столик, куда мне надлежало поставить чайные принадлежности.
Я приступила к делу страшно медленно, надеясь что они возобновят разговор. Выставила одно блюдце… потом другое. Выставила одну чашку… потом другую. Переложила с подноса одну ложку…
Преподобный откашлялся.
- Не помню, сказал ли я вам, Арабелла, но у меня есть весьма… гм… приятная новость.
Меня взяла досада, ведь он явно переменил тему.
- Неужели? - откликнулась миссус. - И какая же?
- Ну, - говорит он, страшно собой довольный, - меня уговорили прочитать понедельничную лекцию в Глазго.
- Правда? Замечательная новость.