За несколько тысяч километров от Киева, в Екатеринбурге, стоит деревянный дом. На почерневшем заборе прибита сильно поржавевшая табличка: "Злая собака!" - хотя никакой собаки за воротами нет. Раньше дом принадлежал ветерану войны, теперь там живет его сын Алексей, переехавший из Минусинска. Он работает электриком, и соседские дети Маша и Санька частенько бегают по двору в его каске, а еще - надевают на ноги монтажные "когти" и пытаются в них ходить, спотыкаясь и падая. Алексей на них не сердится - он вообще сердится очень редко. Приходя с работы, он садится на крыльцо и долго курит, поглядывая на небо, на пустую конуру с валяющейся цепью, и думает о том, что неплохо бы завести собаку.
Алексей любит охотиться, и дома у него, в длинном и узком несгораемом шкафу, даже стоит карабин "Сайга". Но если спуститься в погреб, то в дальнем углу, за банками с домашними соленьями, лежит тяжелый сверток, замотанный в мешковину. Если кто-то развернет сверток, он найдет там аккуратно смазанный РПК - ручной пулемет Калашникова. Но развернуть мешковину некому, а сам Алексей его не трогает. Ему незачем помнить про этот сверток, никто о нем не знает.
Во Владивостоке, в квартире с видом на бухту Золотой Рог живет Марина. Она студентка и учится здесь в институте. Про нее мало что можно рассказать, кроме того, что учится она хорошо и скучает по родителям, живущим в Советской Гавани. Сокурсники любят ее, и если кто-то из них празднует день рождения, Марину обязательно приглашают - потому что с ней веселее. Она хорошо играет на гитаре, хотя никогда ни у кого не училась этому, и приходя домой несколько минут просто лежит на диване, закрыв глаза и впитывая ощущения, накопившиеся за день.
В ящике этого дивана, под одеялами, которые обычно выдаются гостям, остающимся ночевать, лежит сверток, а точнее - деревянная коробка в кожаном чехле. Там, в темноте лежит пахнущий вычищенным металлом и смазкой "люгер". Гости никогда не видели этой коробки, а Марина, доставая одеяла, ее не замечает и не помнит о ней, хотя сама привезла с собой из дома.
В Москве, в Министерстве путей сообщения, несет государственную службу Георгий Александрович. Ему подчиняются многие, но сам он - редкий случай - обходится с этими своими подчиненными по-хорошему, не допуская никаких обид. Дела у него идут неплохо, и за этот год он уже трижды съездил в заграничные командировки. договариваясь о разных рабочих вещах и подписывая соглашения. Георгий Александрович почти живет на работе, потому что недавно у него умерла жена. а детей нет, и возвращаться в опустевший дом сорокалетнему вдовцу тяжело и неприятно.
Он живет на работе, а в сейфе, под папками, набитыми документами, лежит сверток. Впрочем, это большой конверт из толстой пергаментной бумаги, запечатанный гербовой печатью и засургученный. Конверт перекрещен витым шнуром, концы которого сходятся под сургучом. Железная тяжесть, которая чувствуется сквозь бумагу, принадлежит пистолету "лахти" - редкая модель, таких почти не осталось.
Перекладывая папки в сейфе, Георгий Александрович иногда отодвигает конверт в сторону, даже не сознавая этого и скользя взглядом мимо печати и шнура.
В Кустанае.
В Юрге.
В Новосибирске.
В Камышлове.
В Братске.
Однажды придет день, о котором никто не знает. И погода в этот день будет обычная, и под серым небом будут идти трамваи и автобусы, а люди все так же разбегутся по делам. В некий час этого дня или даже вечера, случится сигнал. Он именно случится, поскольку никто не знает, каким он будет - прозвучит ли, или будет написан буквами.
Тогда все они вспомнят.
Они молча достанут свои свертки - только тогда муж узнает, что у жены была своя тайна, но это его не удивит - достанут из них оружие. Выйдут из дома. Они будут стекаться к одной точке страны, слепые и бесчувственные ко всем другим вещам. Они соберутся и поглядят друг на друга.
А что будет дальше? - спросите вы. Нет, я вам не скажу. Тем более, если у вас тоже есть свой сверток, который ждет сигнала - вы забудете этот текст, едва прочитав его до конца. И больше никогда не вернетесь на эту страницу.
НУЛЕВОЙ ПОРЯДОК
А как же рыбам? Рыбам-то было как?
Я сижу у раскрытого настежь балкона, закрыв глаза и не открывая их. Я слушаю. Звуки повсюду. Они сталкиваются, точно подшипники в картонной коробке, или мраморные шарики, некрепко зажатые в кулаке. Некоторые звуки я могу угадать, когда они начинаются, а потом раскатываются по углам. Вот цоканье каблуков по асфальту. Это легко, человеческий шаг ни с чем не спутать. Особенно женский, если она торопится, если у нее в руках тяжелые сумки. Поправка: тяжелая сумка.
Этот звук перекрывается другими. Где-то разбилось стекло. Заплакал ребенок. Проехала поливальная машина. Лязгнула дверь подъезда. Лопнула шина автобуса. Залаяла собака, стараясь догнать другую. Гудит, ударясь об асфальт, мяч. Поправка: несколько мячей на баскетбольной площадке.
А как же рыбам? Рыбам-то было как?
Когда они выползали из воды на сушу, зрение у них было не очень, мутная пленка застилала глаза. И слух, впервые после того, как можно было всей чешуей принимать звуки под водой, стал ущербным, точно его отрезали ножом. Рыбы справились, потом поднялись на ноги, обросли перьями или шерстью.
Звуки второго порядка мне слышны не очень хорошо, но если постараться... Вот кто-то в доме напротив затушил сигарету в пепельнице, и короткое шипение метнулось оттуда. Я слышу шаги кошки, идущей по карнизу. Если же совсем позабыть про глаза и превратиться в слух, то можно услышать, как падают дождевые капли, раздвигая гладким телом воздух и расплываясь на ступенях со звонким щелчком; или как из-под земли с треском тянется росток тюльпана, ворочая песчинки, которые трутся друг об друга с каменным скрежетом.
Звуки третьего порядка... Я называю их так. Никто из живых их никогда не слышал. Кроме меня, конечно. Эти звуки пугают, они идут отовсюду и стекаются ко мне, точно я - позабытый приемник, настроенный на какую-то никому не известную волну. Или, скорее, карл у клары украл кораллы. Эта нелепая фраза помогает мне избавиться от восприятия третьего порядка. Когда я бормочу ее, перекатывая слова, звуки отступают. Главное - не переставать, проговаривая от начала к концу и наоборот. Карл у клары украл кораллы. Кораллы украл клары у карл. Я даже не знаю, кто такой карл и что такое кораллы, которые он украл. Я все забыл.
Но они очень неприятны, эти звуки третьего порядка. Нет, правда, кому захотелось бы услышать, как где-то в космосе, на пределах видимости телескопов переговариваются существа, описать которые нет ни сил, ни возможности. Не то, чтобы они были злые - как может быть злой целая галактика? Просто - неприятно, тем более, что вслушиваясь, начинаешь думать, будто понимаешь.
Бормотание про клару и кораллы помогает. Постепенно начинаешь спускаться на второй порядок, а оттуда - на первый. И снова все становится просто и понятно: вот цокот каблуков... скрип тормозов... звон стекла.
Главное - не открывать глаза. С открытыми глазами здесь все становится совсем по-другому. Нулевой порядок. Выгоревшая, спекшаяся земля, из которой торчат скелеты домов, призраки строений. Брызги расплавленного металла, сливавшегося в ручейки. Тучи, почти задевающие землю. С открытыми глазами я слышу только вой ветра, который не переставая, подметает эту бесконечную равнину со стесанным взрывами рельефом. Смотреть не хочется.
Я закрываю глаза. Я перехожу на первый порядок.
Рыбам было хорошо.
ПРО ОРУЖИЕ
Как метко сказал один преступник в фильме "Дежа Вю": "Мужчинам всегда не хватает алкоголя, табака и оружия".
Насчет алкоголя и табака можно поспорить - иногда их даже с избытком, так что и смотреть-то без отвращения не получается. Что же до оружия, то все верно. Старик Киплинг тоже был прав, когда писал строки о том, что "опьяняют сильнее вина женщины, лошади, власть и война".
Но я не о том.
Интересно, что чем дальше человечество уходит в развитии от средневековья и античности (хотя стало ли оно лучше, можно поспорить), тем чаще оружие становится просто механизмом. В древности все было проще. Копье ли, меч ли - все получали имена собственные. Особенно в средневековье, когда ни один хороший меч не обходился без имени - женского, если по европейским традициям. Прижав к груди Дюрандаль, падал на поле Ронсеваля Роланд (и вся страна вздохнула с облегченьем). Найденный в камне меч Эскалибур верно послужил королю Артуру. Бальмунг - он же Грам и Нотунг - не подводил Зигфрида. Сид Кампеадор берег свою Тисону. Жуайез (Радостную) крепко держал в руке Карл Великий. Зульфикар во славу ислама посносил немало голов, прежде чем перешел от Мухаммада к к Имаму Али. Когарасу и Нукэмару передавались в роду Тайра из поколения в поколение. Щчербец Болеслава Храброго вообще стал одним из символов польской короны.
Да и в исландских сагах не обходилось без того, чтобы герой, испробовав новый меч, не изрекал: "Имя тебе будет..." ну, допустим, Змеиный Язык. Меч переставал быть просто полосой металла, а становился чем-то (или даже кем-то) вроде спутника, на которого можно было положиться. При должном уходе, конечно. Кормить-поить, смазывать... все как полагается.