Сцена седьмая
Г-н Севен, Луи.
Г-н Севен. Милая барышня. Держу пари, она очень довольна сегодняшним днем. Трагическая сцена! Не хватает только герцогини де Розвиль. И готового ужина. Теперь она еще час будет сушить волосы.
Луи. У нее прекрасные волосы.
Г-н Севен. Да, и все остынет.
Луи. Чего вы хотите, Севен? Немного пофилософствовать?
Г-н Севен. Вы знаете, Саквиль, что между философией и мной нет ничего общего. И нет ничего, что я ненавижу так сильно, как сельские приключения… особенно в этот час.
Луи. Кстати о философии, вытащите-ка из Морле моего преподавателя риторики и пристройте его в королевский коллеж. Его отец выборщик и жестоко меня терзает… Если не можете, раздобудьте мне письмо от министра, как в прошлый раз, с обещанием при первой возможности…
Г-н Севен. Напишите сами расплывчатое письмо, в котором ни о чем не говорится; я отнесу его начальнику канцелярии, а тот велит его подписать и отправить.
Луи. Ну, в добрый час. Но… А скажите, знаете ли вы некоего господина Дебарана, богатого помещика из Морле?
Г-н Севен. Да, очень богатый человек. У него есть дочь.
Луи. Совершенно необходимо, чтобы вы помогли мне добыть ему крест.
Г-н Севен. Он у него будет. Я уже протолкнул его дело.
Луи. Ба, кто же вам о нем сказал?
Г-н Севен. Знакомые.
Луи. Я ваш должник.
Г-н Севен. Не за что благодарить. Помилуйте. Как только я сказал министру, что это за человек и каково его состояние, он немедленно все понял, и на этой неделе должен появиться приказ.
Луи. Все идет наилучшим образом. Я могу считать дело решенным?
Г-н Севен: Хотел бы я быть столь же уверен в том, что через час мы сядем ужинать.
Луи. Значит, я могу ему сообщить?
Г-н Севен. Если хотите… но тогда уж скажите ему, что это я говорил с министром.
Луи. Безусловно… но зачем?
Г-н Севен. Низачем. Пойдемте. Мы успеем прогуляться по саду. Как эти прекрасные волосы долго сохнут!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Сцена первая
Терраса. Почти темно. Восходит луна. Простой стол с чашками и кофе.
Саквиль, Луи, Г-н Севен.
Луи. Правило без исключения, дядюшка: у женщин никогда не найти сносного вина. Шампанское было сладковатым, бордо слишком молодым, и то и другое фабричные. Что скажет Севен?
Саквиль. Я не заметил.
Луи. Охотно верю. Вы не пили и не ели.
Саквиль. Я не знал, что ты чревоугодник. Редкость в твоем возрасте.
Луи. Это мой самый маленький недостаток; но сегодня все чревоугодники… даже Севен, этот будущий святой.
Г-н Севен. Еда - самое невинное удовольствие, однако, если подумать обо всех тех несчастных, для которых крошки с нашего пиршественного стола…
Луи. Вы совершенно правы; но не будем об этом, особенно после ужина. Это мешает пищеварению. Пока дамы пошли за своими шалями, не раскурить ли нам легкую сигару? А, дядюшка?
Саквиль. О, здесь это невозможно.
Луи. В деревне маркиза такое допускает. Возьмите эту, на вид она недурна.
Саквиль. По возвращении в Париж.
Луи. Там есть еще. Давайте, это здесь принято. Во время прогулки по аллее. Я вам не предлагаю, Севен?
Г-н Севен. Ах, Господи! Нет.
Саквиль и Луи уходят; возвращаются маркиза, Жюли и мисс Джексон.
Сцена вторая
Маркиза, г-н Севен, Жюли, мисс Джексон.
Маркиза. Ну, конечно, наши господа уже ушли? А с нами, как всегда, остается наш верный господин Севен. Тогда позаботимся о нем хорошенько.
Г-н Севен. Не понимаю этих господ, что покидают дам ради струйки дыма. Все пошло из Греции. Иксион был первым, кто покинул богиню, чтобы бежать за облаком.
Жюли. Господин Севен, держу пари: если подумать, то про этого Иксиона с его облаком можно сложить эпиграмму. Ну-ка, попробуйте! А я, покуда моя маменька заботится о вас, позабочусь о полковнике и отнесу ему кофе.
Маркиза. Нет, Жюли, останься, они сейчас вернутся. Не стоит приучать мужчин к попустительству их дурным привычкам… Ах, господин Севен, как прекрасна сегодня луна!
Г-н Севен. Да, когда я нахожусь в сельской местности в такую ночь, как эта, - тихую, спокойную, величественно освещенную бессмертным светом, мне кажется, я вижу глаз всемогущего духа, бдящего над уснувшей природой.
Жюли. Он что, одноглазый, ваш дух?
Маркиза(строго). Жюли!
Мисс Джексон. О мисс Джулия!
Г-н Севен. Мадемуазель, я всегда первый смеюсь вашим шуткам, когда они относятся только ко мне; но эта… поистине, она недостойна вас.
Маркиза. Заслуженный упрек. Не знаю ничего более презренного, чем высмеивать высокие и святые понятия. Это признак недалекого ума и, уж извини меня, дочь моя, жестокого сердца.
Жюли. Не сердитесь, маменька; господин Севен, я больше не буду. Продолжайте же, вы импровизировали.
Г-н Севен. Полковник кажется очень приятным человеком… хотя и несколько далеким от цивилизации… Это удивительно, что он так долго пробыл в Африке.
Маркиза. Ему там нравится.
Жюли. Я понимаю теперь, почему его называли Дон Кихотом. Он всегда готов бороться с несправедливостью… И еще я держу пари, что в Алжире у него есть Дульсинея.
Маркиза. Ты опять?!
Жюли. Впрочем, это мне в нем особенно нравится. Знаете ли, о чем я думала во время ужина?.. О том, что гораздо лучше три или четыре раза в неделю рисковать жизнью в Африке, чем прогуливаться в желтых перчатках по Итальянскому бульвару.
Г-н Севен. Ах, мадемуазель, я вас тоже приглашаю сочинять эпиграммы.
Жюли. Я не имела в виду вас, господин Севен. Вы, по крайней мере, ходите на проповедь, и вы секретарь всех благотворительных комитетов, распорядитель всех благотворительных балов; это еще более почетно, чем совершать набеги… О, надо у него спросить, как они совершают набеги!
Г-н Севен. Кстати, вот эти господа и возвращаются, сейчас они нас окурят.