По правде говоря, раздражителей у меня хватает. Взять хотя бы прошлую пятницу, когда снова положили Златогурова. С утра как раз подумал, что почка меня давно не трогала, а потом опять завелся как дурак из-за проклятых эндоскопов. Завелся, если честно, потому, что замаячила перспектива самому ехать в разрешающую контору, а это мне при моем спихотехническом характере поперек горла. Главная сказала, что сама вряд ли выберется, а от заместителя по хозчасти толку мало, поскольку ему без разницы, будут у нас гастроскопы или нет. Вот тут и раздался звонок Златогурова, который попросился опять в больницу, чтобы пройти курс вливаний, - боли замучили. Неудобно мне перед ним.
Может, и не надо класть - належался, слава богу, - может, на ходу подлечить? Надо посмотреть, а там видно будет.
Договорились, что за мной заедет Рая. В машине пытался ее расспрашивать о болях, о ногах, вообще о Леве, но она отвечала односложно, глядела перед собой - видно, езда для нее пока серьезная проблема. Больше не отвлекал. Машина ехала плавно, надо отдать Рае справедливость, напряжение давало плоды. Мысли мои тоже текли плавно - катилась машина, катились мысли, катилось время. Скоро уже приедем.
Вдруг мы резко замедлили ход. Посмотрел на спидометр - шестьдесят километров. Огляделся: соседи едут в том же законопослушном темпе. А, вон в чем дело - впереди патруль ГАИ, никто не осмеливается нарушить установленную законом скорость на глазах у движущейся милиции. И потянулись… Из переулка выскочит какая-нибудь машина, с ходу попытается выйти вперед, но через мгновение, увидев нашу отару, ведомую пастырем, тут же снижает скорость. Караван наш все увеличивался, никто не разбегался, не разбредался - все в куче, все под защитой, под охраной. "Вот и не страшны нам нарушители", - подумал я, еще не зная, как оценить ситуацию.
И накликал.
Рая не отвлекалась на размышления по поводу милицейской машины, она приняла общую скорость потока и продолжала смотреть вперед и в зеркальце на дорогу позади нас. Мне не было видно, что происходит сзади, а там на большой скорости нас нагоняла "Волга", то ли не желавшая принимать во внимание представителей власти, то ли не видевшая их. На левой дорожке машин было больше, а справа мы шли последними. Все это я понял потом. "Волга" сигналила нам, подмигивала фарами, но Рая не могла ни ускорить движение, ни уйти в сторону. А водитель не допускал, по-видимому, мысли, что можно не подчиниться его сигналам, и стремительно нас нагонял, подсверкивая огнями. Наверняка его заметил и патруль. Я видел лишь окаменевшее лицо моего водителя, услышал ее короткий вскрик и почувствовал удар по машине сзади. Рая тут же остановилась, а "Волга", как говорится, не моргнув фарой, - да, тут уж водитель не мигал! - обошла нас по обочине и рванула вперед, направляясь к маленькому проулку справа.
Рая растерянно нажимала на гудок. Из левого ряда, тоже сигналя, так что движение остановилось, выскочил патрульный автомобиль, из которого, словно с неба, гремел голос: "Водитель "Волги" (дальше шел номер), остановите машину!" Мы с Раей выскочили посмотреть, что у нас разбито сзади: погнут бампер, правый фонарь и крыло.
Водитель "Волги" стоял рядом с капитаном милиции. Когда мы подошли, капитан сурово чеканил:
- Ничего знать не хочу! Вы ехали сзади, ударили сзади, ваша вина не может быть оспорена. Виноват всегда тот, кто бьет сзади. Будем составлять протокол. - Повернулся к Рае, представился: инспектор ГАИ. - Ваши документы?
Рая молча подала документы. Было ясно, скажи она хоть слово, и слезный водопад откроется. Действительно, обидно. Что называется, на ровном месте поломать машину! Бедняга. Ни за понюшку табаку.
- Да чего протокол составлять, капитан? - сказал водитель без привычной заискивающей ноты. - У нас гараж ведомственный, поедем к нам, за час все сделаем.
- Вы согласны? - спросил капитан у Раи, и она молча кивнула. - Запишите все данные: телефон ГАИ, гараж, номер машины.
Рая все записала, и водитель обратился к ней:
- Теперь следуйте прямиком за мной. Не отставайте! - И уже из машины крикнул капитану: - Прощай, командир!
Мы поехали. "Волга" свернула направо, как и собиралась, с самого начала. Может, поэтому он и мигал, хотел предупредить об обходе справа по обочине, поскольку там у него гараж? Ехали довольно пустой улицей, "Волга" все повышала скорость, Рая старалась не отставать. "Волга дала себя догнать, снова рванула и вдруг… резко затормозила. Рая тоже нажала на тормоз, но не смогла предотвратить удар. Может, более опытный водитель и сумел бы, Рая не смогла.
Она плакала. Водитель "Волги" подошел, наклонился к плачущей Рае и, полностью пренебрегая моим присутствием, сказал:
- Квиты? Разошлись. Можете звонить в ГАИ. - И пошел к машине, даже не взглянув на дело своих рук. Спокойно, не суетясь. Потом приостановился и крикнул, высунувшись из окна: - Виноват всегда тот, кто бьет сзади!
Мы подвели итоги: оба бампера, три крыла, шесть фонарей.
Надо ехать в ГАИ оформлять аварию. Позвонили Льву, тот, естественно, распсиховался… Я не мог бросить Раю одну. В милицию поехали вместе.
Вечером приступ был дикий. Сначала перепробовал все доморощенные способы, потом все равно "скорая" - потом затишье и покой… А потом - опять звонок Златогурова. И к утру его привезли в больницу.
Когда разорвется этот круг? Что раньше кончится? И чем все кончатся? Все кружится в беличьем колесе: ноги Златогурова, камни моей почки, гастроскопы на балансе… сторонняя любознательность Глебыча, мои пустые размышления, правда без особых амбиций, с пониманием беспомощности, Егорово неустройство, сдобренное пришлой иронией…
15
Глеб Геннадьевич представился и предъявил свой мандат. Заведующий отделом с готовностью вышел из-за стола, предложил представителю прессы кресло и сам сел напротив по другую сторону журнального столика. В его готовности отвечать, разъяснять и даже, если это будет необходимо, защищаться и нападать чувствовалась привычная настороженность, с которой встречают человека из газеты.
- Слушаю вас, Глеб Геннадьевич. Какая жалоба на нашу службу привела вас в эти стены?
- Ну почему сразу жалоба? Я, видите ли, много занимаюсь наукой, в том числе медициной. Понимаю, что медицина естественным образом тяготеет к некоторой завуалированности, как писал поэт еще в давние века: "О тайнах сокровенных невеждам не кричи", - отсюда робость некоторых служб перед гласностью вполне понятная. Но общее здоровье - проблема общая, разве не так?
- Спорно, но весьма интересно…
- Ваш интерес, я понимаю, в каком-то смысле на уровне онегинской мысли: "Когда же черт возьмет тебя?" То есть меня с моими назойливыми вопросами.
Оба посмеялись. Первые мостки контакта пролегли.
- Ну что вы, Глеб Геннадьевич! Отдаю дань вашему остроумию.
- Итак, вопрос у меня конкретный и всего один: скажите, как в здравоохранении распределяются дефицитный инструментарий и аппаратура?
- Ну, это не совсем по нашему ведомству. Начинать надо не с нас…
- Понимаю. Есть заводы, есть промышленность, есть организации, занимающиеся мед обеспечением. А на том этапе что зависит от вас? Как участвуете вы в регулировке распределения?
Заведующий отделом привычно утопил ответ в подробностях и ответвлениях истины: цифры, названия дефицитных приборов и аппаратов, система подачи заявок, цены, балансы, кредиты… Повторять все это сейчас - только самим запутаться и окончательно лишиться читательской благосклонности. Но Глеб Геннадьевич был, как говорится, калач тертый и к беседе подготовился основательно. Все понимал с полуслова, изредка прерывал пространные объяснения встречными уточняющими репликами и, наконец, подвел разговор к частной, но весьма актуальной практике перевода аппаратуры с баланса на баланс. Собственно, тема сама неминуемо вывела представителя управления на это сакраментальное выражение, которое он первый и произнес вслух. Как говорится в древних книгах, "ты сказал".
Глеб Геннадьевич подхватился, зацепился, начал уточнять, как практически проходит и оформляется эта процедура, какие инстанции имеют право просить, разрешать и утверждать, если аппарат попал в руки к хозяевам нерадивым или, наоборот, чересчур рачительным, которые сундучат у себя на всякий случай все, что ни попадет в руки. И почему так получается: с одной стороны, энтузиасты, нуждающиеся в этой аппаратуре, а с другой - многие и многие организации, имеющие силу, право и деньги эту аппаратуру добыть, но не имеющие в ней никакой нужды? Тут и был случай Глебу Геннадьевичу привести в пример больницу, где эту процедуру передачи с баланса на баланс пяти эндоскопов не могут осилить уже бог весть сколько, и себя самого в качестве, так сказать, косвенно пострадавшего: будь в больнице гастроскоп, не пришлось бы, может, делать операцию.
- Минуточку, Глеб Геннадьевич…
Хозяин кабинета поднялся и подошел к столу. Полистал свой календарь и удовлетворенно хмыкнул. На сей раз он сел в кресло со значительно более спокойным и уверенным видом. От этой больницы он не ждал сокрушительного удара. И никакое вмешательство журналиста, тем более лично заинтересованного, серьезных неприятностей управлению и ему лично не сулит. Ну, больница… Ну, не получили… Ну, затянули… Ну, несовершенная система… Конечно, газета может как угодно повернуть случай и нагородить из него проблему, но всегда найдутся амортизаторы. Дефицит есть дефицит. А с больницей можно будет поквитаться. Потом. По крайней мере ясно, как вести себя сейчас. И заведующий отделом еще раз обстоятельно объяснил журналисту, как и в каких случаях оформляется перевод аппаратуры с баланса на баланс.