***
Габриел заставил себя слушать виртуозную пьесу, полную трудных пассажей, которую Мэри Джейн играла перед затихшей гостиной. Он любил музыку, но в этой вещи не улавливал мелодии и сомневался, чтобы ее мог уловить кто-нибудь из слушателей, хотя они и попросили Мэри Джейн сыграть. Четверо молодых людей, появившихся из столовой при первых звуках рояля, остановились в дверях гостиной, но через несколько минут потихоньку один за другим ушли. Казалось, музыку слушали только Мэри Джейн, чьи руки то бегали по клавишам, то, во время пауз, поднимались вверх, словно у посылающей кому-то проклятия жрицы, и тетя Кэт, ставшая рядом, чтобы переворачивать страницы.
Глаза Габриела, утомленные блеском навощенного пола под тяжелой люстрой, скользнули по стене за роялем. Там висела картина – сцена на балконе из "Ромео и Джульетты", а рядом – шитый красным, голубым и коричневым гарусом коврик, изображавший маленьких принцев, убитых в Тауэре, который тетя Джулия вышила, еще когда была девочкой. Должно быть, в школе, где сестры учились в детстве, целый год обучали такому вышиванию. Его мать когда-то, в подарок ко дню рождения, расшила маленькими лисьими головками жилет из пурпурного табинета, на коричневой шелковой подкладке и с круглыми стеклянными пуговицами. Странно, что у его матери не было музыкальных способностей, хотя тетя Кэт всегда называла ее гением семьи Моркан. И она, и тетя Джулия, казалось, немного гордились своей серьезной и представительной старшей сестрой. Ее фотография стояла на подзеркальнике. Она держала на коленях открытую книгу и что-то в ней показывала Константину, который в матроске лежал у ее ног. Она сама выбрала имена своим сыновьям: она всегда очень пеклась о достоинстве семьи. Благодаря ей Константин сейчас был приходским священником в Балбригене, и благодаря ей Габриел окончил Королевский университет. Тень пробежала по его лицу, когда он вспомнил, как упрямо она противилась его браку. Несколько обидных слов, сказанных ею, мучили его до сих пор; как-то раз она сказала, что Грета – хитрая деревенская девка, а ведь это была неправда. Грета ухаживала за ней во время ее последней долгой болезни, у них, в Монкзтауне.
Должно быть, пьеса, которую играла Мэри Джейн, подходила к концу, потому что теперь опять повторялась вступительная тема с пассажами после каждого такта; и пока он дожидался ее окончания, враждебное чувство угасло в нем. Пьеса закончилась тремоло в верхней октаве и финальной низкой октавой в басах. Громкие аплодисменты провожали Мэри Джейн, когда она, красная, нервно свертывая ноты в трубочку, выскользнула из гостиной. Сильнее всех аплодировали четверо молодых людей, которые ушли в столовую в начале исполнения, но вернулись и снова стали в дверях, как только рояль замолк.
Началось лансье. Габриел оказался в паре с мисс Айворз. Это была говорливая молодая женщина с решительными манерами; у нее были карие глаза навыкате и все лицо в веснушках. Она не была декольтирована, и воротник у нее был заколот большой брошкой с эмблемой Ирландии.
Когда они заняли свои места, она вдруг сказала:
– Я собираюсь с вами ссориться.
– Со мной? – сказал Габриел.
Она строго кивнула головой.
– Из-за чего? – спросил Габриел, улыбаясь ее торжественному тону.
– Кто такой Г. К.? – спросила мисс Айворз, пристально глядя ему в лицо.
Габриел покраснел и хотел было поднять брови, словно не понимая, но она резко сказала:
– Скажите, какая невинность! Оказывается, вы пишете для "Дейли экспресс". Не стыдно вам?
– Почему мне должно быть стыдно? – сказал Габриел, моргая и пытаясь улыбнуться.
– Мне за вас стыдно, – сказала мисс Айворз решительно, – писать для такой газеты! Я не знала, что вы англофил.
На лице Габриела появилось смущенное выражение. Он в самом деле давал литературный обзор в "Дейли экспресс" по средам и получал за него пятнадцать шиллингов. Но из этого еще не следует, что он стал англофилом. В сущности, он гораздо больше радовался книгам, которые ему присылали на рецензию, чем ничтожной оплате. Ему нравилось ощупывать переплеты и перелистывать свежеотпечатанные страницы. Почти каждый день после занятий в колледже он заходил к букинистам на набережной – к Хикки на Бэчелор-Уорк, к Уэббу или Мэсси на Астонской набережной или в переулок к О'Клоисси. Он не знал, что ей возразить. Ему хотелось сказать, что литература выше политики. Но они были давнишними друзьями, вместе учились в университете, потом вместе преподавали; с ней неуместны выспренние фразы. Он все моргал, и все старался улыбнуться, и наконец невнятно пробормотал, что не видит никакой связи между политикой и писанием рецензий.
Когда они вновь встретились в танце, он все еще был смущен и рассеян. Мисс Айворз быстро сжала его руку в своей теплой руке и сказала дружески и мягко:
– Полно, я пошутила. Скорей, наша очередь расходиться.
Когда они опять оказались вместе, она заговорила об университетском вопросе, и Габриел почувствовал себя свободней. Кто-то из друзей показал ей рецензию Габриела на стихи Браунинга – вот как она узнала его тайну; рецензия ей страшно понравилась.
Потом она вдруг сказала:
– Да, кстати, мистер Конрой, не примете ли вы участие в экскурсии на Аранские острова этим летом? Мы поедем на целый месяц. Вот будет чудесно оказаться в открытом океане! Вы непременно должны поехать. Поедут мистер Клэнси, и мистер Килкелли, и Кэтлин Кирни. И Грете хорошо бы поехать. Она ведь из Коннахта?
– Она оттуда родом, – сухо сказал Габриел.
– Так, значит, едем, решено? – сказала мисс Айворз с жаром, тронув его руку своей теплой рукой.
– Собственно говоря, – начал Габриел, – я уже решил поехать...
– Куда? – спросила мисс Айворз.
– Видите ли, я каждый год совершаю экскурсию на велосипеде с несколькими приятелями...
– Но куда? – спросила мисс Айворз.
– Видите ли, мы обычно путешествуем по Франции или Бельгии, иногда по Германии, – смущенно сказал Габриел.
– А зачем вам путешествовать по Франции или Бельгии, – сказала мисс Айворз, – лучше бы узнали свою родину.
– Ну, – сказал Габриел, – отчасти, чтобы изучить язык, а отчасти, чтоб сменить обстановку.
– А свой родной язык вам не надо изучать – ирландский? – спросила мисс Айворз.
– Если уж на то пошло, – сказал Габриел, – то гэльский вовсе не мой родной язык.
Соседняя пара начала прислушиваться к этому допросу. Габриел беспокойно поглядел направо и налево, он старался сохранить самообладание, но краска начала заливать его лоб.
– А свою родину вам не надо узнать поближе? – продолжала мисс Айворз. – Родину, которой вы совсем не знаете, родной народ, родную страну?
– Сказать вам правду, – вдруг резко возразил Габриел, – мне до смерти надоела моя родная страна!
– Почему? – спросила мисс Айворз.
Габриел не ответил, слишком взволнованный собственными словами.
– Почему? – повторила мисс Айворз.
Пора было меняться дамами, и, так как Габриел все молчал, мисс Айворз сказала горячо:
– Конечно, вам нечего ответить.
Чтобы скрыть свое волнение, Габриел стал танцевать с необыкновенным рвением. Он избегал взгляда мисс Айворз, так как заметил кислую гримасу на ее лице. Но когда они снова встретились в общем кругу, он с удивлением почувствовал, что она крепко пожимает ему руку. Мгновенье она лукаво смотрела на него, пока он не улыбнулся. Затем, когда цепь опять пришла в движение, она встала на цыпочки и шепнула ему на ухо:
– Англофил!