II
ЭКСКУРСИИ
Прошел месяц. Граф жил все это время вне всякого знакомства и человеческого общества, исключая своей прислуги. Один только раз приезжал к нему сосед-помещик, с намерением попросить испанских вишен и каких-то высадков, да кстати поразведать, чем занимается его сиятельство. Граф охотно дал вишен и высадков, а насчет своих занятий сообщил, что он каждый день делает ученые экскурсии, в подтверждение чего показал соседу каменную плитку, найденную им в каменной ограде, с следами когда-то бывшего дождя. Речь графа пересыпалась научными терминами, например: додекаэдр, гемиэдрия и т. д. Гость полюбовался микроскопом, стоявшим в зале на особом столике, и уехал, не составив себе определенного понятия ни об образе жизни, ни о самой личности графа, который, напротив, был уверен, что сосед разгласит по всему уезду, что наука имеет одного из достойных представителей своих в лице его сиятельства. На самом же деле экскурсии графа состояли в том, что утром он гулял по саду, причем делал внушения садовнику и управляющему; потом завтракал и отправлялся кататься верхом или стрелять в цель; после обеда смотрел под микроскопом мушиную лапку, но чаще садился у окна с сигарой во рту и устремлял взор вдаль. Однажды, после завтрака, граф сидел среди старой липовой аллеи. Утро было восхитительное, но граф был настроен невесело; он рассуждал о том, что жизнь – удивительно странное явление: чего бы, кажется, хотеть человеку, у которого такое огромное имение, как Погорелово? Несмотря на то, владелец этого имения положительно не знает, куда деваться от скуки… Рассуждения графа вертелись на двух положениях, что жизнь есть наслаждение и пустая и глупая шутка. Первое положение требовало, чтобы человек, подобный графу, катался как сыр в масле; второе приводило к тому, что самое любезное дело покончить с собою… "Вот дерево, – думал граф, – что оно такое, к чему оно? сделать стол, притолку? Или вот птица таскает себе гнездо: для чего это? вывести детей и потом снова таскать гнездо: для чего это perpetuum mobile? Или, например, я: имею великолепный дом, изысканно ем, пью, по моде одеваюсь; но к чему все это? к чему все мое состояние? к чему я сам, наконец? Не стоит жить", – решил граф, грустно покачав головою.
"Не стоит?! – вдруг возразил внутри его другой какой-то голос, – в таком случае имение тебе больше не нужно: отдай его бедным людям".
"Но, может быть, – рассуждал граф, – с моих глаз спадет эта таинственная завеса; может быть, ученые скоро доберутся до настоящего смысла жизни и в газетах вдруг появится объявление: "Нет более скуки!""
"Но ведь это вздор, – соглашался сам граф, – такого объявления никогда и быть не может".
"Стало быть, – вмешивался невидимый оппонент, – скука год от году будет пожирать тебя с большим ожесточением; а все испытанные тобою средства от нее оказались недействительными; чего ты не перепробовал? И петербургские рысаки были в полном твоем распоряжении, и балеты, и оперы, и женщины, от которых у тебя до сего времени оскомина, все это изведала твоя душа. Что ж теперь тебе остается делать?"
Невдалеке раздался выстрел. Граф позвал камердинера.
– Кто это стреляет?
– Должно быть, кто-нибудь охотится. За садом есть болото.
"А! – подумал граф, – займусь охотой". Он приказал подать ружье. Камердинер спросил:
– Прикажете с вами идти?
– Не надо! – отвечал граф и, взяв ружье, скорыми шагами пошел по саду, осматривая каждый куст, не сидит ли где хоть дрозд.
"Странное дело, – продолжал размышлять граф, – то, чего добивается весь мир – богатство, оказывается не более как пустой звук. Что же делать-то, наконец? Кружиться в петербургском свете – пробовал: остается один чад и пустота в голове да вдобавок векселя. Заниматься хозяйством – в нем ничего не смыслю… Отдаться науке… я к ней не подготовлен…"
Впереди пролетел дрозд. Граф выстрелил и опустил дичь в ягдташ. Поощряемый удачей, он шел дальше и дальше, наконец очутился в поле. Он окинул взором своим поля, вздохнул и вымолвил:
– Какая безотрадная картина! Ничего нет удивительного, что все эти десятины мы превращаем в шампанское, в рысаков и тому подобное. Да иначе что ж с ними делать?
Граф приблизился к болоту. Вскоре он увидал кулика, бегавшего по берегу, и хотел в него прицелиться; но вдруг остановился; вблизи стоял юноша лет пятнадцати с ружьем в руках.
– Стреляйте, ваше сиятельство, – вежливо приподняв фуражку, сказал молодой человек.
Граф выстрелил, кулик поднялся и вдруг упал, подстреленный незнакомцем. Графу было досадно, что он сделал промах. Завязался разговор.
– Я его плохо видел, – оправдывался граф.
– Да, он от вас далеко сидел.
– А вы хорошо стреляете. Где вы покупали ружье?
– От деда осталось… оно турецкое.
– Вы чем же занимаетесь? – спросил граф, идя с молодым человеком по направлению к саду.
– Живу у отца на винокуренном заводе, пишу конторские книги.
Наружность и скромность молодого человека понравились графу.
– Теперь завод стоит, дела у нас нет…
– Как же вы проводите время? – спросил граф.
– Ничего, весело. Недавно к нашему дьякону приехал его сын из семинарии, так мы с ним рыбу удим, купаемся, книжки читаем; он с собой привез две книги. Вот хожу, стреляю; а больше с кузнецом перепелов ловим – каждую зорю, и утром и вечером… отличная охота!
– Интересная?
– Очень интересная, ваше сиятельство!
– В чем она состоит?
– Изволите видеть: берется сеть, дудочка и самка. Как только солнышко начнет закатываться, сейчас мы отправляемся в поле. Только нужно, чтоб самка была хорошая!..
– Какая самка?
– Просто перепелка, ваше сиятельство…
– А у вас она есть?
– Как же! я еще в прошлую осень достал; мне принесли ребята; такая голосистая! удержу нет! в одну зорю поймает перепелов десять! я за нее не возьму двадцати рублей…
Воодушевление, с которым молодой человек рассказывал про перепелиную охоту, граф старался поддержать: оно как-то освежительно подействовало на него; он продолжал спрашивать:
– А дудка для чего?
– Тоже для перепелов, ваше сиятельство: подманивать… Как только перепела услышат эту дудочку, так и пойдут кричать; и там, и здесь, и оттуда, и отсюда летят, даже сгоряча на картуз садятся. В это время только сиди, не шевелись, а то и петь на голове будут! просто от смеху живот надорвешь. Вы ни разу не видали этой охоты, ваше сиятельство?
– Нет.
– По-моему, ваше сиятельство, – продолжал юноша, – эта охота лучше всякой другой охоты: ружейная или, например, рыбная перед ней никуда не годятся. Мы каждую зорю охотимся: так в поле и ночуем…
– А можно мне посмотреть, как вы ловите?
– Помилуйте, отчего же нельзя! Мы вот сегодня же и пойдем; потому погода стоит хорошая…
Граф и сын винокура подошли к калитке сада. Графу не хотелось отпустить от себя такого живого собеседника; к тому же он чувствовал, что дома ожидает его страшная тоска. Граф пригласил молодого человека к себе в дом.
– Вы не хотите ли персиков? – спросил граф, проходя мимо оранжереи.
– А я их, признаться, ни разу и не видывал, – простодушно отвечал юноша.
– Не лучше ли, впрочем, так, – вдруг воскликнул граф, заметно оживляясь, – позвольте спросить, вы обедали?
– Нет.
– Так сначала мы будем обедать!
– С большим удовольствием.
Пришедши с гостем в кабинет, граф позвал камердинера:
– Послушай! мы будем обедать на балконе; вели принести из погреба бутылку лафиту.
– Слушаю, – не очень доброжелательно посмотрев на незнакомца, отвечал камердинер и удалился.
– Садитесь, пожалуйста, – обратился граф к юноше, который с детским любопытством засматривался на каждую безделицу в кабинете.
– Ваше сиятельство! – начал он, – осмеливаюсь вас беспокоить покорнейшей просьбой. Нет ли у вас какой-нибудь книжечки почитать? я страсть как люблю книги… а достать негде…
– У меня больше французские… Впрочем, я велю камердинеру поискать в библиотеке. Позвольте спросить, где вы воспитывались?
– В уездном училище.
– А не в гимназии?
– Нет-с, потому средств не имею: у моего отца большое семейство; а в гимназии, говорят, содержание обходится двести рублей в год или более.
– Двести? – повторил граф. – А вы хотели бы учиться?
– Как же, ваше сиятельство, не хотеть? Что ж я живу здесь? почти без всякого занятия: ни себе никакой пользы не приношу, ни семейству.
Граф задумался. В его голове шевельнулась мысль: "Вот представляется случай сделать доброе дело: выведи этого юношу на свет божий; двести, триста рублей в год для тебя ничего не значит; зато в твоей пустой жизни будет хоть одно это дело, ты хоть недаром проживешь на земле".
Граф почувствовал вдруг какое-то наитие и, встав, объявил молодому человеку:
– Я позабочусь, чтоб вы были в гимназии; двести рублей в год я могу уделить на ваше образование.
Камердинер доложил, что обед готов.
– Так мы сегодня идем на охоту.
– Надо, ваше сиятельство, пригласить кузнеца: он отличный охотник, – сказал гость.
Во время обеда камердинер доложил, что повар просит позволения идти на охоту, так как, живши еще у князя Косоурова, он был страшным охотником и перепелиную часть знает хорошо. Граф приказал ему собираться.
При закате солнца охотники отправились. Дорогой повар затеял спор с кузнецом относительно того, какой перепел лучше, тот ли, что кричит два раза, или тот, который просто "мамакает". Граф попросил повара вести себя в пределах подчиненности и не забываться.