2
Все пришли обедать в ранчу, одетые в лучшие свои городские платья. Один Вильк пришел в своей рабочей кожаной куртке, но рубашка на нем была безукоризненно белая, и грубые руки отличались белизной.
Возвратился из Фриски мистер Джемсон, брат миссис Браун, типичный красивый смуглый янки, и за обедом рассказывал политические новости, обращаясь чаще, чем к другим, к Вильку.
Вильк слушал внимательно, но говорил мало. Зато оба янки высказывали свои взгляды о политических делах не стесняясь и говорили громко. Немец конфузился. Стеснялся несколько и Чайкин. Он сидел около мисс Норы, и она старалась его занимать.
После обеда миссис Браун пригласила гостей просидеть вечер. Мисс Нора обещала, по просьбе двух рабочих янки, что-нибудь спеть.
А Джемсон увел Чайкина в кабинет и в несколько слов покончил с ним дело, объяснив, какие будут его обязанности.
- Если, Чайк, будете полезны, жалованье прибавится; если через месяц я увижу, что не годитесь, дам расчет, и вы уходите. Согласны?
- Вполне.
- Сестра о вас говорила… И адвокат, у которого вы были, писал о вас… Мне нет дела до ваших мнений… Извините, я считаю их нелепыми… Сестра их не считает такими… Но это не мешает мне уважать вас, Чайк… Помните, не проговоритесь перед сестрой и племянницей, что знаете, кто капитан Блэк. Прошу вас, Чайк… Блэк о вас справлялся… Он очень вас любит…
- Я много ему обязан, мистер Джемсон.
- Он вам больше, Чайк… Ну, дело покончено. Пойдемте слушать Нору, Чайк.
Чайкин был удивлен, когда увидел за фортепиано старого Вилька, аккомпанирующего мисс Норе.
Чайкин опустился в кресло и слушал.
Голос молодой девушки был прелестный… Она пела просто, задушевно, и Чайкин заслушался… Звуки неслись чистые и красивые, и Чайкину вспомнилось детство, когда он слушал пение барышни-помещицы и приходил в восторг.
Мисс Нора окончила какую-то мажорную арию и затем начала какую-то грустную мелодию романса.
Чайкина охватило невыразимо грустное настроение… Он слушал, и в мечтах и грезах он был не здесь, в этой гостиной в Калифорнии… он был в России, где люди так понятны ему… И ему было так жаль Кирюшкина… И сам он здесь чувствовал себя таким чужим, таким одиноким. Ему казалось, что все это какая-то волшебная сказка, и его судьба такая же диковинная.
Он во многом другой, что был на корвете… Он чувствовал счастие независимости и воли… И в то же время как мила была ему далекая Россия!
Мисс Нора замолкла. А Чайкин все еще сидел, притихший и точно зачарованный.
Гости хвалили мисс Нору, а Чайкин, казалось, не находил слов, и слезы стояли в его глазах.
Наступило молчание.
Миссис Браун заметила настроение Чайкина и шепнула дочери:
- Как любит музыку этот русский и как загрустил!
- Считает себя одиноким! - ответила мисс Нора.
Старый Вильк взглянул на новичка. И в его обыкновенно суровом взгляде мелькнуло ласковое выражение.
По-видимому, Чайкин начинал нравиться этому молчаливому старому рабочему, который так хорошо аккомпанировал певице своими грубыми руками.
А Джемсон бросил из своей качалки:
- Ну что, Чайк? Понравилось, как ловко поет Нора?
Этот громкий веселый голос янки словно бы пробудил Чайкина от грез.
- О, как хорошо! - восторженно и порывисто произнес он.
И застенчиво покраснел, стараясь скрыть свое волнение, и не догадался поблагодарить мисс Нору.
Молодая девушка и без благодарности видела, какое сильное впечатление произвело ее пение на Чайкина, и это восторженное восклицание, казалось, ей было приятнее громких похвал и аплодисментов.
В гостиной пробило девять, и гости поднялись, чтоб уходить, пожавши руки хозяев.
Протягивая руку Чайкину, миссис Браун необыкновенно просто и задушевно проговорила:
- А знаете, что я пожелаю вам, Чайк?
- Что, миссис Браун?
- Хорошенько заснуть - ведь вставать рано - и не очень скучать на ферме.
- Постараюсь, миссис Браун!
- Работа прогонит всякую скуку! - весело смеясь, воскликнул Джемсон. - Завтра Чайк пойдет на рубку… Пусть покажет себя на работе!
- Только не наваливайтесь на работу, Чайк! - сказала миссис Браун.
- Можно надорваться! - прибавила мисс Нора.
- Чайк и сам понимает!.. А место рубки вам покажет Вильк… Покажете, Вильк? - обратился к нему хозяин.
- Покажу! - ответил Вильк.
Все ушли в свой флигель.
Вильк и трое рабочих остались на веранде - выкурить перед сном по трубке, а Чайкин пожелал всем спокойной ночи.
- Были матросом и не курите? - спросил один из янки рабочих.
Его звали Дильком.
- Не курю.
- И не думаете по праздникам ездить в Сакраменто?
- Зачем?..
- Попробовать тамошний грог.
- Не пью.
- Не пьете?.. И разбогатеть не хотите?.. Простофиля же вы, Чайк… Я не видал таких простофиль… Вы, Найд, видели? - обратился Дильк к товарищу.
- Не видал… Прозакладывать готов пару долларов, что не видал.
- Так отчего вы, Чайк, живете на свете, если не пьете, не курите?.. Или в карты дуетесь?
- И в карты не дуюсь.
- Ай да Чайк! - иронически произнес Дильк.
- Ура Чайку! - насмешливо крикнул Найд.
- Оставьте вы в покое Чайка! Какое вам дело? - строго сказал Вильк. - Идите лучше спать, Чайк! - обратился к нему Вильк.
Чайкин добродушно усмехнулся и ушел в свою комнату.
- Вильк прав, братцы.
- А что? Почему? - спросил Фрейлих.
- Да потому, что Чайка не стоит даже и потравить слегка: феноменально прост.
- Я это заметил, - промолвил молодой немец.
- Вы, Фрейлих, ведь все замечаете? - насмешливо спросил Дильк.
- То-то, замечаю.
- А заметили, что Чайк добрая душа?
- Еще бы!
- И что хоть мозги у него в порядке, а все-таки будто тронутый, и на спине у него должна быть большая родинка?
Фрейлих, наконец, догадался, что янки смеялись над его прозорливостью, и обидчиво проговорил:
- Этого я не заметил.
- Удивительно! - протянул Дильк. - Не правда ли, Найд?
- Феноменально!.. - протянул Найд.
- Немцы, что ли, недогадливы? - вызывающе воскликнул Фрейлих.
- То-то я и говорю, Фрейлих!
- То-то и я говорю, Фрейлих!
В это время Чайкин раздевался и, вспоминая впечатления дня на новом месте, проговорил вслух:
- И поет же хозяйкина дочь!
3
В пять часов утра Чайкин уже оделся в свой рабочий костюм и пошел пить кофе и завтракать.
- Уж и поднялись, Чайк?.. И у меня все готово, - говорила Сузанна.
Вскоре пришел и Вильк.
- Здравствуйте, Чайк!
- Здравствуйте, Вильк!
- Аккуратно встаете, Чайк! - промолвил без обычной суровости Вильк.
- Привык… Матросом был.
Вильк не спеша ел ветчину с хлебом, запивая горячим кофе, и после долгой паузы спросил:
- Деревья умеете рубить, Чайк?
- Доводилось! - скромно ответил Чайкин.
Ему очень хотелось узнать, кто такой этот старик, умеющий играть на фортепиано, и зачем он служит на ферме, но не решался спросить. Он уже знал, что в Америке, при всей бесцеремонности обращения, не обнаруживают особенного любопытства и не допрашивают о прошлом, особенно на Западе, где часто бывают люди, имеющие основание скрывать свое прошлое, быть может скверное.
И Чайкину почему-то казалось, что у старика было в прошлом что-то тяжелое; оттого он всегда молчалив и мрачен, как говорили про него товарищи.
- Ведь вы русский, Чайк? - снова спросил старик.
- Русский, Вильк.
- Вот не ожидал!
- Почему, позвольте спросить? - задетый за живое, спросил Чайкин и весь вспыхнул.
- Читал про русских, да и встречал русских… Да вы не сердитесь, Чайк… Я не хотел вас обидеть… Я, верно, встречал не таких, как вы… И наконец нельзя судить о всей нации по нескольким лицам…
- То-то, нельзя, я думаю.
- А вам все нации нравятся, Чайк?
- Все, Вильк.
- Но одни больше, другие - меньше?
- Разницы не замечал, Вильк, пока. Во всяком народе есть хорошие люди… добрые люди… У крещеных, так и у некрещеных… Только правды еще нет… Оттого и обижают друг друга… Выходит так, что у одного много всего, а у бедных - ничего…
- Это, по-вашему, нехорошо? - спросил старик и с видимым любопытством смотрел на Чайкина.
- А разве хорошо, Вильк?
- Откуда у вас такие мысли, Чайк?
- Так иной раз думаешь обо всем, и приходят мысли: отчего люди не по правде живут…
- Так вы хорошо сделали, Чайк, что сюда приехали… Все лучше подальше от городов… Я видел много столиц, Чайк, и знаю их.
Вильк смолк. В столовую пришли товарищи.
- Идем, Чайк… Пора… Я выбрал для вас топор… Возьмите на веранде…
- Ленч и отдых в час, Чайк… Приходите! - ласково проговорила Сузанна.
- До свидания, Сузанна.
- А часы у вас есть? - осведомился Вильк.
- Есть, Вильк.
Они вышли за ограду и направились к лесу.
Горизонт на востоке пылал. Из-за багрянца величаво выплывало солнце. Утро стояло прелестное. Воздух был холодный. Но на ходьбе не было холодно.
Чайкин с восторгом глядел на Сиерры, и на лес, и на далекую долину по бокам извивавшейся, словно голубая лента, узкой речки.
- Хорошо, Вильк! - вымолвил Чайкин.
- Хорошо, Чайк.
- А все-таки…
- На родине лучше, Чайк? Не правда ли?
И Чайкину показалось, что в голосе старика звучала необыкновенно грустная нота.
- Еще бы!