- А еще что нового, Джо?
- Больше ничего, Старый Билль.
- Ну так до свидания, Джо. Кланяйтесь всем, да вперед не опаздывайте! Прощайте, Дэк! Еще раз спасибо вам!
И старый Билль крепко пожал руку Дэка.
- Револьвер получили?
- Вот он.
- И зарядов Дун дал?
- Дал.
- Возьмите и провизии.
И Билль отдал Дэку небольшой окорок, сухарей, бутылку рома и с десяток персиков.
Дунаев и Чайкин, в свою очередь, крепко пожимали руку Дэка и благодарили его.
А Дэк сказал Чайкину дрогнувшим голосом:
- Будьте счастливы, Чайк.
- Дай бог и вам счастия! - задушевно ответил Чайкин.
Все было готово. Дунаев и Чайкин сели в дилижанс. Билль взобрался на козлы.
- Будьте настороже, Билль, под Сакраменто, у Старого дуба… Желаю, чтобы игра разыгралась вничью, если встретитесь с агентами! - говорил Дэк. - Прощайте, джентльмены! Спасибо вам, Чайк!
- Надеюсь услыхать о вас хорошие вести, Дэк! Еще раз спасибо! - сказал Билль.
- Во Фриски зайдите ко мне, Дэк… Быть может, устроимся с местом. Я открываю мясную.
И Дунаев сказал свой адрес.
- Прощайте, Дэк! - крикнул Чайкин, снимая шляпу.
В ответ и Дэк взмахнул своей, когда Билль взял вожжи, и фургон покатился.
ГЛАВА XX
1
Несмотря на тревожные вести, сообщенные Дэком о готовящемся нападении, Чайкин на этот раз менее беспокоился, почти уверенный, что Старый Билль как-нибудь да проведет снова агентов и встречи с ними не будет и, следовательно, не придется обагрять своих рук кровью.
Эта уверенность в мудрость Билля поддерживалась и спокойствием, с которым тот принял известие, сообщенное Дэком… Спокойствие это чувствовалось Чайкиным и в покойной позе Старого Билля, и в его могучей широкой спине, и в тех неторопливых окриках, которыми он по временам понукал левую дышловую лукавую лошадь.
Все это не омрачило того хорошего настроения, в котором находился Чайкин по случаю поступка Дэка, свидетельствующего, что он, Чайкин, не ошибся в своей вере в Дэка.
"Совесть небось заговорила и повернула человека!" - думал Чайкин, вспоминая вчерашний день, когда Дэк мужественно ожидал, что его вздернут на дерево.
И Чайкин, душевно умиленный, радовался за "человека". Ему теперь этот Дэк казался близким, и будущая его судьба заботила русского молодого матроса.
- А ты, Дунаев, дай место! - обратился Чайкин.
- Кому? Тебе?
- Нет, Дэку.
- Отчего не дать!
- Не побоишься его взять?
- Чего бояться? Здесь, брат, если будешь всего бояться, так никакого дела не сделаешь. Был бы только человек пригоден к делу, а чем он занимался прежде, - этого не касаются. Тут ведь люди нужны, и большого выбора не приходится делать. Возьму. Попробую его. Если подойдет, оставлю.
- То-то. Надо вызволить человека.
- Он сам себя может вызволить, если захочет. Работай только. Только вряд ли он пойдет ко мне.
- Отчего ты так думаешь?
- Не пойдет он на "мясное" место.
- Почему?
- Джентльменист очень. Видел, руки у него какие господские… тонкие такие да длинные… Ему по какой-нибудь другой части надо заняться: либо в контору, либо по чистой торговле… Деликатного он воспитания человек… Это сразу оказывает… А впрочем, нужда прижмет, так не станет разбирать местов. Здесь, братец ты мой, не то, что в России: барин - так он ни за что не возьмет простой должности. Здесь люди умней, никакой работой не гнушаются, - понимают, что никакая работа не может замарать человека.
- Это что и говорить!
- Здесь, в Америке, сегодня ты, скажем, миллионщик, а завтра ты за два доллара в день улицы из брандспойта поливаешь. И никто за это не обессудит. Напротив, похвалит. В Сан-Францисках был один такой поливальщик из миллионщиков…
- Разорился?
- Да. А была у него и контора, и свой дом, и лошади - одним словом, богач форменный… Но в несколько дней лопнул. Дело большое, на которое рассчитывал, сорвалось, и все его богатство улыбнулось… И он дочиста отдал все, что у него было, до последней плошки, потому гордый и честный человек был, и сам определился в поливальщики. Так все на него с уважением смотрели… На этот счет в Америке умны, очень умны!
- Что ж, этот миллионщик так и не поправился? - спросил Чайкин, заинтересованный судьбой этого миллионера.
- Опять поправился… Поливал, поливал улицы, да и выдумал какую-то машину новую… Люди дали под эту машину денег, и он разбогател, и опять дом, и контора…
- Ишь ты!..
- А то, братец ты мой, и в возчиках у нас был довольно-таки даже странный человек из немцев!
- А чем странный?
- Да всем. Сразу обозначил, что не такой, как все… И с первого раза видно: к тяжелой работе не привык… И старался изо всех сил, чтобы, значит, не оконфузить себя… И как, бывало, идем с обозом, он сейчас из кармана книжку - и читает. И на привалах поест, да за книжку… И вином не занимался, и в карты ни боже ни!.. Из себя был такой щуплый, длинноногий, в очках и молодой, годов тридцати… И никогда не ругался, тихий такой да простой… И кто же, ты думаешь, оказался этот немец?
- Кто?
- Ученым немцем. Он всякую науку произошел и был в своей земле при хорошем месте. Студентов обучал, профессором прозывался и книжки разные сочинял… А очутился в возчиках. И очень был рад, что его приняли в возчики.
- И долго этот немец был возчиком?
- Нет… Только обоз привел до Францисок.
- А потом куда делся?.. Не слыхал?
- Потом он в добровольцы поступил солдатом в войска американские… Против южан драться захотел… Что с ним стало - бог его знает. А хороший был человек этот немец, надо правду сказать. Прост. Форсу не задавал оттого, что все знает… Бывало, на привале бросит книжку читать, да и давай рассказывать: отчего дождь идет, откуда гром берется, откуда облака, и почему реки текут, и как это солнце заходит… И любопытно так рассказывал. Многие слушали его. Он хорошо по-аглицки говорил… Да и на многих других языках. Дошлый на все немец был…
Дунаев замолчал и некоторое время спустя затянул вполголоса своим низким сипловатым баритоном "Не белы снеги".
- Не забыл русских песен? - весело спросил Чайкин.
- А ты думал, как? - ответил Дунаев и затянул громче.
- Я думал было, что ты совсем американцем стал… забыл! - шутя промолвил Чайкин и стал подтягивать своим мягким тенорком.
Через несколько времени песня лилась громко. Голоса слились и звучали красиво, хотя и дрожали от тряски фургона.
Старый Билль слушал с видимым наслаждением русскую песню. Его загорелое грубое лицо понемногу теряло свое суровое выражение, и глаза светились мягко, так мягко.
Он нарочно попридержал лошадей, и когда они пошли шагом, голоса певцов не так вздрагивали…
Они кончили "Не белы снеги" и начали другую - заунывную, жалобную песню.
И Старый Билль под впечатлением грустной русской песни и сам будто бы загрустил… Но это была жуткая и вместе приятная грусть.
Когда певцы смолкли, Билль пустил лошадей рысью и, оборотившись к пассажирам, произнес:
- Какие чудные песни, и как хорошо вы их пели, Дун и Чайк!
- На привале вечером мы вам еще споем, Билль, если вам понравилось! - сказал Дунаев.
- Очень поблагодарю вас. Я люблю пение… А эти песни хватают за душу… Давно со мной этого не было, джентльмены… Видно, раскисать стал совсем Старый Билль! - улыбнулся старик. - Однако еще не раскис до того, чтобы дать себя захватить врасплох… Этот разбойник, которого я охотно бы повесил, напрасно рассчитывает на деньги, господа.
- То-то, и я так полагаю, Билль.
- Полагаете?
- И даже уверен, Билль!
- А на каком основании, позвольте у вас спросить, Чайк?
Чайкин объяснил.
- Однако вы умеете хорошо замечать, Чайк! Даже заметили, как я покрикиваю на эту ленивицу, - указав своим грязным корявым пальцем назад, по направлению к левой рыжей лошади, проговорил Билль и рассмеялся громким добродушным смехом… - И спину мою рассмотрели… Что ж на спине написано было, Чайк?
- А то, что вы спокойны.
- И вы ведь верно все приметили, Чайк. Я спокоен. Мы не встретимся с агентами… Разумеется, мы бы не осрамились, если б и встретились с ними. Быть может, и прогнали бы их, уложив двух-трех молодцов, но раз мы предупреждены, я не хочу подвергать и вас и себя риску быть пристреленными этими подлецами. Лучше еще поживем, джентльмены…
- Правильно сказано, Билль! - заметил Дунаев. - Но как же это мы не встретим агентов, Билль… Это довольно мудрено!..
- И вы, Чайк, думаете, что мудрено?
- Я думаю, все обладится! - с каким-то убежденным спокойствием сказал Чайкин.
Билль опять усмехнулся…
- Странные вы люди, русские! Чайк всему верит, думает, что все "обладится", а Дун легкомыслен, как ребенок… С вами, джентльмены, очень приятно иметь личные дела, но я не подал бы голоса ни за вас, Дун, ни за вас, Чайк, если бы вы балллотировались в президенты республики…
- А я подал бы за вас свой голос, Билль! - сказал весело Дунаев.
- И я бы подал, - подтвердил Чайкин.
- Благодарю вас, джентльмены, но я пока не имею намерения конкурировать с Линкольном, да живется ему хорошо, этому честному, хорошему президенту. А что касается того, как мы не встретимся с агентами, то об этом я объясню вам на привале, когда будем есть ваше жаркое, Дун! Скоро и станция! Надо подогнать рыжую ленивицу. Эй ты, миссис Лодырница! Приналяг! Вези добросовестно, если не желаешь попробовать бича Старого Билля!