- Вы слышите, Дун и Чайк?
Те кивнули головами.
- Затем вы решили покончить все дело здесь, у Скалистого ручья, и с этою целью дали телеграмму в Сакраменто некоему Иглю о том, чтобы он с пятью друзьями приехал встретить вас с провизией… Правду ли я говорю? Что вы скажете на это, Моррис?
Моррис пробормотал:
- Но это надо доказать… Вы видите, друзья не приехали. На каком основании вы нас обвиняете в этом?
- А вы что скажете, Дэк? Правду ли я говорю, обвиняя вас и товарища вашего в этом?
- Я только скажу, что наша партия проиграна, Билль. Но более из любопытства присоединяюсь к вопросу товарища: откуда вы все это узнали?
- Вы знаете, джентльмены, Старый Билль не лжет. И все, что я сказал, я слышал от вас. Вы очень громко говорили об этом на ночной стоянке…
- Мало ли что говорится!.. Это не доказательство… Это не улика!.. - воскликнул Моррис. - Ведь факта не было. Мы хотели послать, но не послали телеграммы, иначе товарищи наши были бы здесь.
- А вы что скажете, Дэк? Подтверждаете ли вы слова товарища?
- Я ничего не скажу, Билль.
- Так я скажу, что ваш товарищ Моррис лжет. Вы послали телеграмму, и если она не дошла, то не по вашей вине.
Моррис поник головою. Дэк молчал.
- Сознаетесь вы в этом, Моррис?
- Н-н-нет! - пролепетал Моррис, поднимая голову, и весь как-то ушел в свои судорожно вздрагивающие узкие плечи.
- А вы, Дэк?
- Кончайте скорей, Билль. А то Чайк, прежде чем судить нас, упадет в обморок. Пожалейте джентльмена! - насмешливо промолвил Дэк.
Действительно, Чайк имел страдальческий вид и был бледен не менее Морриса.
Старый Билль сурово взглянул на такого слабонервного судью и сказал:
- Сию минуту кончу, Дэк.
И с этими словами Билль достал из кармана телеграмму и громко прочитал ее.
- Посмотрите, Моррис и Дэк, ваши ли здесь фамилии? - сказал Старый Билль и, поднявшись, подошел к подсудимым и показал им обличающую их телеграмму.
Моррис был окончательно сражен и едва прошептал:
- Телеграмма моя!
- Говорите громче, чтобы судьи слышали.
- Телеграмма моя! - произнес Моррис.
- Ловко, Билль, обделано дельце, ловко! - сказал Дэк.
Старый Билль вернулся на свое место и предъявил телеграмму обоим судьям.
- Ну, джентльмены, - обратился Билль к подсудимым, - больше, я полагаю, допрашивать нечего. Ваше дело ясное. Но прежде чем мы постановим приговор, не скажете ли чего-нибудь в свое оправдание? Почему вы, оба молодые люди, вместо того чтобы честным трудом зарабатывать себе хлеб, позорите звание гражданина Северо-Американских штатов, выбравши себе такую гнусную работу, как грабеж и убийство? Быть может, вы доведены были до этого крайностью? Быть может, вас вовлекли другие? Мы примем все это во внимание.
У Морриса вздрагивали челюсти, когда он с трудом проговорил:
- Пощадите… Не убивайте!
Дэк нетерпеливо крикнул:
- Не разыгрывайте пастора, Билль. Пристрелите или вздергивайте скорей!
А Чайкин внезапно проговорил, обращаясь к подсудимым, с мольбою в голосе:
- Скажите… скажите что-нибудь… Ведь вы раскаиваетесь? Ведь вы больше не будете грабить и убивать? Не правда ли?..
- О, какой вы добрый дурак, Чайк! - ответил Дэк, и в его глазах мелькнуло что-то грустное и безнадежное.
- Пощадите! - снова пролепетал Моррис.
- Какой вы трус. Даже и умереть не умеете! - презрительно крикнул Дэк.
И, обращаясь к Чайкину, прибавил:
- Достаньте, Чайк, из моего кармана трубку и табак, набейте трубку, закурите и суньте мне в рот.
Когда Чайкин все это исполнил, Дэк шепнул ему:
- Спасибо вам, Чайк… И за жалость вашу спасибо! Только не стоит меня жалеть!
Чайкин снова вспомнил Блэка и отошел, взволнованный до последней степени.
- Билль! - позвал Моррис.
- Что вам, Моррис?
- Дайте мне один-другой глоток рому. Это меня подкрепит.
- Сейчас дам, Моррис! - почти ласково сказал Старый Билль.
И он послал Дунаева за бутылкой и стаканом.
Когда тот принес ром, Билль налил полстакана и сам поднес его к побелевшим губам Морриса.
Тот жадно выпил спирт и, поблагодарив Билля, прошептал:
- Билль!.. у меня есть жена и дети.
- Тем хуже для них, Моррис! - серьезно промолвил Билль.
Он возвратился на свое место и, опустившись на траву, проговорил, обращаясь к судьям:
- Судьи! судите по совести, какого наказания достойны подсудимые. Закон Линча ясен, и мы должны его исполнить. Вы, Чайк, как иностранец и незнакомый с обычаями страны, подадите голос после Дуна… Ну, Дун, отвечайте, удостоверено ли, что подсудимые виновны?
- Удостоверено.
- И что с ними надо сделать по обычаям здешних мест и в защиту путешественников?
Дунаев, знавший, сколько терпят на дороге от агентов, сам во время путешествий имевший с ними дело и проникнутый воззрениями, обычными на далеком Западе, несмотря на свое добродушие, почти не задумавшись, произнес среди мертвой тишины оканчивающегося чудного дня, прерываемый только посвистыванием куликов на ручье:
- Казнить смертью.
- А ваше мнение, Чайк?
- Простить! - порывисто воскликнул Чайкин и тотчас же сам весь покраснел.
Старый Билль изумленно взглянул на Чайкина, как на человека не в своем уме. Сконфузился за него и Дунаев. Удивились такому приговору и оба подсудимые, и Дэк с каким-то странным любопытством глядел на этого белобрысого худенького русского, глаза которого возбужденно сияли, придавая его неказистому лицу выражение духовной красоты.
- Не убивайте их, Билль… не убивайте!.. - вновь заговорил Чайкин среди общего мертвого молчания. - Простите их, Билль… Пусть они виноваты, но не нам отнимать чужую жизнь и быть убийцами…
Чайкин остановился.
- Это все, что вы хотели сказать, Чайк? - спросил Билль.
- Нет… Я хотел сказать… видите ли…
- Может быть, вы затрудняетесь говорить ваши русские глупости по-английски, - так говорите по-русски, а Дун переведет… Хотите?
- Благодарю вас, Билль. Я буду говорить по-русски.
И, обращаясь к Дунаеву, Чайкин продолжал:
- И как у тебя повернулся язык, Дунаев, приговорить на казнь людей!.. Забыл ты, что ли, в Америке бога, Дунаев?.. И ты скажи им, что нет моего согласия, чтобы убивать. Может, они и сделались-то убивцами оттого, что люди друг дружку утесняют. Может, если мы их простим, то совесть в них зазрит. А совесть зазрит, так они не станут больше такими делами заниматься… Ты переведи им это… И опять же: не казнить, а жалеть надо людей, пожалеть их родителей, детей, всех сродственников, а не брать на душу греха убийством. Разве и они не люди?.. Я не умею сказать всего, Дунаев, но душа болит… И Христос, за нас пострадавший, не то проповедовал. Он и самого Иуду простил, не то чтобы… Нет, не убивайте, не убивайте их!.. И ты сам виноват, Дунаев… Зачем хвастал деньгами?.. Зачем соблазнял?.. Все из-за этих проклятых денег вышло… А кроме того, ведь живы все мы…
Все глаза были устремлены на Чайкина, и хоть американцы не поняли ни одного слова из его бессвязной речи, но видели его лицо, его кроткие глаза и чувствовали искренность любящего, всепрощающего сердца.
Когда Дунаев перевел все, что сказал Чайкин, Билль насмешливо проговорил:
- Значит, по-вашему, Чайк, убийц надо прощать?..
- Вспомните, Билль, прощал ли Христос.
- Ну, то давно было. А если прощать таких джентльменов, как эти, то по здешним дорогам нельзя будет ездить. А нам дороги нужны, чтоб заселять Запад. Нам нужны честные рабочие, а эти господа им мешают… Вам, Чайк, надо в пасторы идти… вот что я вам скажу… Когда еще будут люди любить друг друга - это вопрос, а пока надо возить почту и пассажиров без опасения… А вы все-таки очень хороший человек, Чайк! - прибавил взволнованно Билль.
И взволнован он был именно словами Чайкина, хотя и старался скрыть это. Но чувствовал и он благодаря этому крику возмущенного сердца ответственность свою перед совестью за жестокость возмездия… И, кроме того, вспомнил он и свое далекое прошлое.
И в сердце Старого Билля закралось сомнение. И разум его колебался.
Несколько секунд Билль молчал, словно бы проверяя себя, и наконец сказал, обращаясь к Дунаеву:
- В той чепухе, которую говорил Чайк, есть только два обстоятельства, заслуживающие внимания: первое - то, что вы сами, Дун, были дурак дураком, что хвастались деньгами, а второе - то, что намерение Морриса и Дэка укокошить нас не приведено в исполнение… Что вы на это скажете, Дун?..
- Это верно… И признаюсь вам, Билль, после того, что говорил Чайк, я бы взял свое слово назад.
- Какое слово?
- А насчет казни этих агентов…
Билль не без снисходительного презрения сказал:
- Странные вы, русские. Один готов всех прощать, а вы… готовы менять свои Мнения… Ну, да это ваше дело. А слова ваши уже взять обратно нельзя. Теперь за мной голос.
Моррис замер в ожидании. Дэк, казалось, спокойно ждал.
- Частным образом я скажу, что постановил бы такое решение: Морриса вздернул бы на дерево на берегу ручья, а Дэка не повесил бы, но так как это было бы несправедливо, то я подаю голос, ввиду вышеуказанных двух обстоятельств, против казни…
Чайкин весь просветлел и, перекрестившись, воскликнул:
- Душа у вас, Билль, добрая… Бог вразумил вас.
Моррис ожил. Дэк принял известие, по-видимому, безразлично.
- Но что же мы будем делать с молодцами? Я их не повезу дальше! - сказал после раздумья Билль.
- Оставим их здесь, Билль! - подал совет Дунаев. - Пусть добираются до Фриски как им угодно.