Оба встретили радостно начинающийся рассвет и пошли к ручью мыться. Помывшись, оба русских человека, на чужбине так же, как и на родине, сняли шапки и, повернувшись на восток, где начинала алеть заря, прочитали "Отче наш", истово крестясь во время молитвы.
- Кофе готов, джентльмены, пейте да закусывайте. Десять минут на завтрак! - смеясь проговорил Старый Билль, ведя четверку мулов к фургону.
Наши матросы стали пить горячий кофе и есть ветчину, колбасу, мясо бизона и хлеб; все это вытащил из своей сумки Дунаев и предложил Чайкину угощаться.
Скоро вылезли из фургона и оба канзасца, заспанные и угрюмые.
Они подошли к костру, кивнув головами обоим землякам, и брюнет стал готовить кофе.
Русский язык, на котором говорили оба иностранца, и их видимая близость, казалось, удивили и не понравились двум янки.
Они торопливо и молча пили кофе, сильно разбавленный коньяком, и завтракали.
- Пора садиться, джентльмены! - крикнул Билль, когда мулы были запряжены.
- Но мы еще не позавтракали, Билль! Дайте позавтракать!
- Даю вам еще пять минут!..
- Однако… не много же вы даете!..
- Торопиться надо, джентльмены. Вы ведь очень торопитесь. Вчера даже ночью хотели ехать!..
- А вы испугались агентов?.. - с искусственным смехом проговорил молодец со шрамом на щеке.
- И, кажется, не напрасно… Свист ночью был… Вы не слыхали разве?
- Свист? Скажите, пожалуйста, какая диковина… свист!
И оба молодца засмеялись.
Они едва успели съесть по куску ветчины, как Билль закричал:
- Прошу джентльменов садиться!
"Джентльмены" поторопились забраться в фургон.
Дорога шла по ущелью в гору, и лошади поднимались шагом по узкой каменистой дороге.
Старый Билль, Дунаев и Чайкин шли пешком с ружьями на плечах. Ружья посоветовал им взять Билль.
- Это ущелье самое любимое местечко агентов! - сказал он. - Хоть я на них и не рассчитываю, а все-таки… до подъема лучше быть наготове. А там, за перевалом, опять степь… Далеко кругом видно… Врасплох не застанут Старого Билля!
Тем временем оба молодца переглянулись, и один из них шепнул:
- Догадался старый дьявол!..
- А если бы нам вдвоем смастерить дело? - сказал красивый брюнет.
- То есть как?
- Без чужой помощи. Я уложу сзади Билля, ты Дуна и потом белобрысого…
- Рискованно. А впрочем, увидим… Не подойдет случая, тогда из Виргинии дадим телеграмму в Чизаквиль, чтобы у Скалистого ущелья… пять агентов напали спереди, а мы сзади… Тогда игра беспроигрышная…
- Хитер эта старая лисица Билль!
- С него и начать.
- Как бы он сам не начал! - сурово проговорил молодец со шрамом. - Недаром они с ружьями и теперь идут… Своя шкура мне дорога…
- А три тысячи этого русского дурака?
- Надо предложить ему сыграть опять в карты…
- А кулак его видел?..
Они замолчали. Пешеходы замедлили шаги.
Вдруг из боковой ложбины показались три всадника в масках.
Билль в мгновение ока задернул спереди фургона фартук и одним словом остановил мулов.
Увидавши трех вооруженных людей, всадники тотчас же повернули лошадей и скрылись в горах.
Канзасские молодцы, развалившиеся в фургоне, не видели появления верховых и только, увидавши себя в темноте, поняли, что Билль закрыл их неспроста. Но все было тихо кругом, и Билль уже отдернул фартук.
- Что случилось? Зачем это вы нас закрыли, Билль? - спросил канзасец со шрамом.
- Боялся, что вас пристрелят, джентльмены! - иронически ответил Старый Билль.
- Кто?
- Агенты.
- Разве вы их видели?
- Сию минуту они показались и, не будь дураки, ускакали… Ну, я первым делом и побеспокоился за вас, джентльмены… Я вполне уверен, что если бы агенты напали, вы были бы убиты первыми! - внушительно прибавил Старый Билль.
- Спасибо, Билль, за заботу о нас… Мы никогда не забудем вашей услуги! - весело проговорил бледный брюнет.
- Не стоит благодарности… Вы знаете, я на ветер слов не пускаю!
И Билль приказал мулам тронуться.
Чайкин был испуган, а Дунаев добродушно его утешал:
- А ты, Чайкин, не трусь… Видишь, они уехали…
- А эти? - шепнул Чайкин, указывая на фургон.
- Этих Старый Билль обработает. Умнее Старого Билля нет, братец ты мой, дилижанщика. Он первый по этим местам и всех людей насквозь понимает… И знаешь ли, что я слышал про этого самого Билля?
- Что?
- Будто он сам занимался такими делами, когда молодой был.
- Ну? - недоверчиво протянул Чайкин.
- Так сказывают. Говорят, он первый по этой части был… Но только скоро бросил это занятие… потому после одного случая совесть зазрела.
- После какого?
- А ошибкой дитю пристрелил. Целил, значит, в фургон, в человека, и рука, что ли, дрогнула, но только дитю убил. И, как увидал он этого убитого дитю, бросил это самое дело… и скрылся из этих мест… И только через несколько лет поступил в дилижанщики… И стал первым дилижанщиком… И пассажиров бережет и этих самых агентов изничтожает… Ненавидеть их стал… И те его не любят… Однако редко на его дилижанс нападают… Знают, что он стрелок отличный и винтовка у него, брат, на редкость.
Правда ли это была, или же кем-либо сочиненная сказка, обратившаяся потом в легенду, трудно было сказать, но что в те времена на большой дороге между Денвером и Сан-Франциско о Старом Билле ходила такая молва, в этом Чайкину пришлось убедиться и потом.
К восьми часам фургон поднялся на перевал. Оттуда дорога спускалась в равнину.
- Ну, садитесь, джентльмены… Теперь поедем рысью… И ружья можно положить… А на случай чего револьверы в кармане… Не так ли, Дун?
- Правильно, Билль. И нож вдобавок за кушаком! - прибавил Дунаев, указывая на пояс.
- Вы, я знаю, бывалый… А все-таки сдурили.
- Знаю, знаю… Извините, Билль…
- Теперь этим молодцам вы задали заботы! - сердито сказал Старый Билль.
Он остановил мулов, и все сели в фургон.
Канзасцы хотели было дать место Дунаеву, но он, к их удивлению, сел рядом с Чайкиным, лицом к двум молодым канзасцам.
- Вам, Дун, неудобно… Садитесь к нам. Место есть! - предложил один из них.
- Мне и здесь хорошо… благодарю вас! - ответил Дунаев.
Канзасцы опять переглянулись, и Чайкин заметил это.
ГЛАВА XVI
1
Между тем фургон спустился с горы и поехал по красивой зеленой равнине, полной цветов. Дорога была отличная, и в фургоне почти не трясло.
- Ну, земляк, теперь можно и про твое житье-бытье продолжать. Очень ты любопытно все обсказываешь про Америку! - проговорил Чайкин.
- Да, братец ты мой, вольная сторона… И всякого народу здесь есть. Со всяких стран сюда приезжают - счастия искать. А главное - нет прижимки. И коли ты себя соблюдаешь, тебе все дороги открыты, даром что ты из простого звания… Да здесь звания не разбирают… Сегодня ты, скажем, дрова пилишь, а завтра тебя выберут в сенаторы, и никто не удивится… Наш один российский тоже на большую должность попал… после пяти лет, когда настоящим американцем стал, с правами, значит.
- И ты американец?
- Форменный… Хоть в губернаторы могу! - добродушно рассмеялся Дунаев. - Я ведь уже седьмой год как здесь… И если правду тебе говорить, так еду во Франциски жениться.
- На американке?
- На американке… Обученная! В школе была. Здесь, братец ты мой, все должны обучаться… Хочешь не хочешь, а учись!.. Свадьбу справлю и открою мясную… Надоело скот гонять… Ты на свадьбу-то ко мне приходи. Ужо я тебе и адрес дам…
- Приду беспременно… А ты, Дунаев, сказывай про свою жисть-то здесь…
- Да на чем я тогда остановился?
- А как ты Мошкиным компаньоном был и как он тебя вызволил… А по какой причине, ты и не объяснил…
- По какой причине?.. А из-за пьянства. Я, братец ты мой, на конверте первый пьяница был! Запоем пил до последних сил. И чуть бы я не пропал, кабы не добрые люди… Ну, так слушай, Чайкин, как все это вышло. Я расскажу тебе, как я в самом начале закурил в этой Америке. Думал, порки за поркой не будет… валяй вовсю… И вальнул…
Дунаев на минутку примолк, откашлялся и продолжал:
- Месяц это либо полтора этак жил я по-хорошему. Работал на пристани, и босс меня первым рабочим считал, и у чехов в полном, можно сказать, удовольствии находился. Добрые люди были: и чех и жена его, чешка. Он столяр был, а она шитьем занималась. Ладно. Жил я таким манером и вовсе напитками не занимался. Потому в будни некогда: придешь домой, пообедал, да и спать. А по воскресеньям, когда, значит, шабаш, я около чехов остаюсь. Они непьющие, и мне нежелательно. Так только за обедом пивка кружки две выпью с чехом, - вот и всего…
Дунаев остановился… Он увидал карты в руках у одного из канзасцев и вдруг обратился к вчерашнему партнеру:
- А хотите сыграть? Мне хочется рискнуть на одну карту.
- С большим удовольствием. На одну так на одну Какая будет ставка?
- Двести долларов.
- Ставьте карту.
- Нет, ставьте вы, а метать буду я…
- Зачем же вы? Вчера метал я.
- А сегодня хочу я! - настаивал Дунаев.
Билль обернулся и сказал:
- Так-то оно правильнее будет… Вы сообразительны, Дун…
- Я не люблю понтировать… и никогда не понтирую! - сказал канзасец.
- Так, значит, не хотите?..
- Метать могу, а понтировать нет…
- Ну, ладно, мечите. Позвольте-ка колоду!
Дунаев внимательно пересмотрел карты.
- Ставьте деньги! - сказал он.
Игрок бросил двести долларов. Вынул и положил на пустой ящик такую же сумму и Дунаев.
- Готово? - спросил он.