- "А когда крадешь?" - хотел спросить у него Микеле, шедший последним. Но он был не в силах ненавидеть этого человека, которому невольно завидовал. "В сущности, Лео прав, - подумал он, садясь на место. - Я слишком много рассуждаю".
- Счастливый вы человек, - повторила Мариаграция с насмешкой. - А вот у меня все складывается плохо. - Она села и с видом оскорбленной добродетели стала помешивать суп, чтобы тот поскорее остыл.
- Почему плохо? - спросил Лео, тоже садясь за стол. - Я бы на вашем месте чувствовал себя счастливым: очаровательная дочь… умный, полный радужных, надежд сын… прекрасный дом… Что еще можно желать?!
- О Лео, вы отлично меня понимаете! - с легким вздохом сказала Мариаграция.
- Я, нет. Даже рискуя прослыть глупцом, честно признаюсь, что ничего не понимаю… - Лео, не торопясь доел суп и положил ложку. - Впрочем, вы все трое чем-то неудовлетворены… И не думайте, синьора, что только вы одна!.. Хотите доказательств?… Вот ты, Карла, скажи откровенно, ты довольна своей жизнью?
Карла подняла глаза: это показное, лживое добродушие было ей особенно неприятно. Как и во все прежние вечера, они снова за этим столом. Те же разговоры и те же вещи вокруг с незапамятных времен. А главное - неизменный свет, не оставляющий места ни иллюзиям, ни надеждам, примелькавшийся, опостылевший, как поношенный костюм, неотделимый от всех этих лиц. Иногда, когда она зажигала лампу, у нее появлялось ощущение, будто лица всех четырех: матери, брата, Лео и ее самой, точно застыли в этом жалком свете. Все они - живое олицетворение скуки. А тут еще Лео затронул самое больное место. Но она сдержала себя.
- Да, могла бы быть получше, - признала она и снова опустила голову.
- Вот видите! - торжествующе воскликнул Лео. - Я же говорил… И Карла недовольна… Но это еще не все… Я уверен, что и Микеле… Признайся, Микеле, у тебя ведь тоже все складывается плохо?!
Прежде чем ответить, Микеле посмотрел на него. "Сейчас самое время, - подумал он, - ответить этому типу, как подобает, оскорбить его, затеять спор и наконец-то поссориться с ним". Но у него не хватило духу. Он молчал и саркастически усмехался; а в душе его не было ничего, кроме равнодушия.
- И не надоело тебе притворяться? - спокойно сказал он. - Ты лучше меня знаешь, как обстоят дела.
- Э, нет, хитрюга! - вскричал Лео. - Хитришь, Микеле… уходишь от прямого ответа… Юлишь. Но всем и так ясно, что ты недоволен. Иначе бы у тебя не было такого постного лица. - Он взял кусок мяса с блюда, которое протягивала ему служанка. - А вот я, господа, заявляю, что у меня все идет хорошо, даже очень хорошо, и что я весьма рад и доволен. И доведись мне вновь родиться, на свет, я хотел бы родиться точно таким же и носить то же имя: Лео Мерумечи.
- Счастливый человек! - с иронией воскликнул Микеле. - Открой хоть, как это тебе удается всегда быть всем довольным?!
- Как? - повторил Лео, не переставая жевать. - А вот так вот - удается. Но дело не в этом. Хотите знать, чем вы трое отличаетесь от меня? - продолжал он, наливая себе вина. - Чем? Да тем, что вы принимаете близко к сердцу всякий пустяк!
Он умолк, отпил вино. На минуту в столовой воцарилось молчание; все трое, Микеле, Карла и Мариаграция, почувствовали себя глубоко уязвленными. Микеле увидел себя таким, какой он есть, ничтожным, равнодушным, изверившимся, и подумал: "Хотел бы я посмотреть, что бы он делал на моем месте!" Карла вспомнила о жизни, которая никак не меняется, о грубых ухаживаниях этого человека, и ей захотелось крикнуть: "У меня предостаточно причин быть недовольной!" Но за них ответила Мариаграция, самая порывистая и непосредственная из всех.
Она была о себе очень высокого мнения, и когда Лео обвинил ее заодно с сыном и дочерью в неумении наслаждаться жизнью, это показалось ей настоящим предательством, - любовник не только хочет ее оставить, но еще и насмехается над ней.
- Допустим, - помолчав, сказала она сердитым, ворчливым голосом человека, готового затеять ссору. - Но у меня, дорогой мой, есть серьезные причины быть недовольной.
- В этом я не сомневаюсь, - невозмутимо ответил Лео.
- Мы тоже, - подтвердил Микеле.
- Не в пример Карле, я уже не ребенок, - едко, мрачным тоном продолжала Мариаграция. - Я многое повидала на своем веку и пережила много горя. Увы, очень много горя, - зло повторила она. - На мою долю выпало немало бед и трудностей. Несмотря на это, я сумела сохранить достоинство и всегда оставалась выше и порядочнее других. Да, мой дорогой Мерумечи, - с горечью воскликнула она, - выше всех, включая и вас!..
- Я вовсе не собирался… - начал было Лео.
Теперь все поняли, что Мариаграция в своей ревности уже не остановится на полпути. И с тоской и отвращением почувствовали, что спокойный ужин при мирном свете лампы закончится постыдной, бурной сценой.
- Вы, мой дорогой Мерумечи, - прервала любовника Мариаграция, глядя ему в лицо широко раскрытыми глазами, - только что проявили непростительное легкомыслие… Я не принадлежу к числу ваших модных и бесстыдных приятельниц, которые думают только о развлечениях и деньгах, - сегодня один любовник, завтра - другой, лишь бы повеселиться… О нет, вы ошибаетесь… я отнюдь не похожа на этих синьор!
- Мне и в голову не приходило, что…
- Я принадлежу к тем женщинам, - все больше распаляясь, продолжала Мариаграция, - которые могли бы кое-чему научить вас и вам подобных. Но из чувства редкой в наши дни деликатности, а может, даже по недомыслию, я никогда себя не выпячиваю, не говорю о себе и потому остаюсь непонятой и неоцененной, по достоинству… Однако, если я слишком добра, скромна и великодушна, это еще не значит, что кому-либо позволено оскорблять меня при всяком удобном случае… - Она в последний раз пронзила любовника гневным взглядом, опустила глаза и принялась меланхолично перекладывать лежавшие перед ней вилки и ложки:
На лицах у всех остальных отразилось величайшее уныние.
- У меня и в мыслях не было оскорбить вас, - миролюбиво ответил Лео. - Да и что я такого сказал?! Что из всех четверых я один доволен жизнью.
- О, вполне понятно! - с явным намеком сказала Мариаграция! - У вас нет причин быть ею недовольным.
- Послушай, мама, - вмешалась в разговор Карла, - он не сказал ничего обидного.
Карлой овладело отчаянье. "Покончить со всем, - думала она, глядя на перезрелую и по-детски обидчивую мать, которая, опустив голову, казалось, пережевывала свою ревность. - Покончить со всем этим, любой ценой изменить жизнь". В голову приходили самые нелепые идеи - уйти из дому, раствориться в лабиринте улиц. На память пришли вкрадчивые слова Лео: "Тебе нужен такой человек, как я". Это будет настоящим концом всего.
И концом ее долготерпения. "Он или другой, не все ли равно", - подумала она. Она перевела взгляд с матери на лицо Лео. Вот они, неизменные лица спутников ее жизни: упрямые, тупые, неспособные понять ее порывы. Она опустила глаза и уставилась в тарелку, где остывший соус уже подернулся пленкой.
- А ты вообще помолчи, - приказала мать Карле. - Тебе этого не понять.
- Уважаемая синьора! - протестующе воскликнул Лео. - Я тоже ничего не понял.
- Вы, - хмуря брови, многозначительно сказала Мариаграция, - отлично меня поняли.
- Возможно, - пожав плечами, ответил Лео. - Но…
- Молчите!.. Ни слова больше! - прервала его Мариаграция. - Для вас самое лучшее тоже помолчать. На вашем месте я была бы тише воды, ниже травы.
В столовой стало совсем тихо.
Вошла служанка и быстро убрала посуду.
"Ну, кажется, буря миновала, и скоро проглянет солнце", - подумал Микеле, видя, как постепенно проясняется лицо матери. Он поднял голову и без тени улыбки спросил:
- Итак, инцидент исчерпан?
- Безусловно, - подтвердил Лео. - Мы с твоей матерью помирились. Разве мы с вами не помирились, синьора?
На крашеном лице Мариаграции мелькнула слабая улыбка, - она отлично знала этот вкрадчивый голос еще с тех лучших времен, когда была молода, а любовник был ей верен.
- Вы думаете, Мерумечи, - сказала она, кокетливо поглядев на свои холеные руки, - что так легко - взять и простить?
Сцена становилась явно сентиментальной. Карла задрожала от обиды и опустила глаза, Микеле презрительно усмехнулся.
"Все ясно. Мир заключен. Обнимитесь, и не будем об этом больше вспоминать".
- Прощать, - с шутовской важностью объявил Лео, - долг каждого доброго христианина. ("Черт бы ее побрал, - подумал он. - Счастье еще, что дочь вполне заменяет мне мать".) Он, не повернув головы, украдкой бросил взгляд на Карлу: пухлые, красные губы, чувственна еще больше, чем мать.
Она, конечно же, готова ему отдаться. После ужина можно попробовать - куй железо, пока горячо. Завтра будет поздно.
- Ну что ж, - сказала Мариаграция, - будем добрыми христианами и простим.
Не в силах больше сдержать улыбки, она умиленно просияла, обнажив два ряда чересчур белых зубов. Все ее рыхлое тело заколыхалось.
- Кстати, - добавила она в порыве внезапной материнской любви, - мне приятно вам напомнить, что завтра - день рождения Карлы.
- Мама, теперь не принято отмечать день рождения, - сказала Карла, подняв голову.
- А мы его отметим, - ответила Мариаграция торжественным тоном. - А вы, Мерумечи, считайте себя приглашенным на утренний чай.
Лео привстал и поклонился.
- Весьма вам признателен, синьора. - Затем, обращаясь к девушке, спросил: - Сколько тебе исполнится, Карла?
Они посмотрели друг на друга. Мариаграция, сидевшая напротив дочери, подняла два пальца и еле слышно, одними губами, подсказала: "Двадцать". Карла расслышала, поняла и заколебалась. "Она хочет уменьшить мне годы, чтобы самой быть помоложе. Так нет же!"