Именно эта ее чувствительность и представляла главный камень преткновения для госпожи "Сан-Рафаэля" в управлении штатом своей прислуги. Кей была добросердечной девушкой, а добросердечные девушки не способны чувствовать себя беззаботно, когда кухарки рыдают из-за них. Потребовалось десять минут, чтобы вкрадчивыми уговорами вернуть эмоциональной мисс Липпет ее обычную бодрость духа.
- Я теперь с ним громче шепота разговаривать не буду, - сказала она виновато к завершению этого срока. - Ну а все-таки…
У Кей не было ни малейшего желания возобновлять спор о Брэддоке.
- Хорошо, хорошо, Клэр. Собственно, я пришла сказать, чтобы ты на ночь не запирала входную дверь на цепочку, потому что мистер Брэддок вернется очень поздно. Он войдет тихонько и не потревожит тебя…
- Ему же лучше, - мрачно заявила мисс Липпет. - А то у меня есть револьвер.
- Револьвер!
- А! - Клэр таинственно наклонилась над своим котлом. - В такой глуши только и жди грабителей. Девушка в "Понтресине", дальше по дороге, рассказывала, что у них с крыльца унесли пару молочных бидонов только вчера. И вот что я вам еще скажу, мисс Кей. По-моему, кто-то вламывался в "Мон-Репой".
- Зачем бы это им понадобилось? Он же стоит пустой.
- А вчера ночью там пусто не было. Я в окошко смотрела, у меня опять моя невральгючая головная боль разыгралась, где-то между двумя и тремя ночи, так там по лестнице вверх-вниз шастали таинственные огни.
- Тебе померещилось.
- Прошу прощения, мисс Кей, ничего мне не мерещилось. Так и мелькали, яснее ясного. Может, это были электрические фонарики, какими пользуются преступные классы. Если хотите знать, мисс Кей, так "Мон-Репой", по-моему, это, как говорится, таинственный дом, и я не пожалею, когда в нем поселятся порядочные люди. А так в одно прекрасное утро мы проснемся в собственных постелях с. перерезанными горлами.
- Не нервничай так.
- Нервничать? - негодующе возразила Клэр. - Чтобы я занервничала, грабителя будет маловато. Я ж сказала только, что приготовилась.
- Ну так не застрели мистера Брэддока.
- А это уж, - заявила мисс Липпет, не желая связывать себя никакими обязательствами, - а это уж как выйдет.
3. Морякам все равно
Примерно через пять часов после того, как Уиллоуби Брэд-док вышел из калитки "Сан-Рафаэля", по Вильерс-стрит прошагал молодой человек, свернул на Стренд и медленно направил свои стопы в восточном направлении. Стренд, поскольку наступил час опорожнения театров, представлял собой ревущий поток из людей и транспортных средств. Молодой человек созерцал эту бурлящую жизнью сцену одобрительным взглядом зрителя, который находит лондонскую суматоху привлекательной новинкой. Он был молодым человеком приятной наружности, но больше всего в нем поражала убогость его одежды. Оба его башмака просили каши, руки были засунуты в карманы грязных, видавших виды синих брюк, а по сторонам он поглядывал из-под полей фетровой шляпы, какую могло бы носить любое пугало, не вызвав ничьего осуждения.
Такой поразительной была его внешность, что два щеголя, покинувшие отель "Савой" и остановившиеся на тротуаре в ожидании такси, поглядели на него с болезненным неодобрением, а когда он приблизился, уставились на него в полнейшем изумлении.
- Боже мой! - сказал первый щеголь.
- Боже великий! - сказал второй.
- Ты видел, кто это?
- С. П. Шоттер! Делил кабинет с У. Брэддоком.
- Капитан футбольной команды, когда я был в выпускном классе.
- Но послушай, этого же не может быть! Так одеваться, хочу я сказать.
- Однако он одет так!
- Боже великий!
- Боже мой!
Эти двое в вопросах одежды придерживались самых суровых принципов. Сами одевавшиеся с живейшей и добросовестнейшей оглядкой на моду, они строго судили своих ближних. Впрочем, даже самый снисходительный критик не удержался бы и скорбно покачал головой, обозрев Сэма Шоттера, когда он в этот вечер шагал по Стрэнду.
Дело в том, что молодому человеку, любознательному любителю приключений, трудно сохранять элегантность, путешествуя на грузовом судне. "Араминте", которая встала у Миллуолского причала в этот день, понадобилось четырнадцать суток, чтобы пересечь Атлантический океан. Сэм рьяно вошел во многостороннюю жизнь судна в течение этого срока. Много времени он проводил в замасленном машинном отделении; помогал боцману с необходимой покраской; сопровождал старшего механика в его инспекции угольных ям; и неоднократно завоевывал симпатии утомленных кочегаров, забирая лопату и шуруя в топке. Невозможно проделывать все это и оставаться зерцалом моды.
Тем не менее он весьма удивился бы, узнав, что его наружность подверглась разносной критике, ибо он пребывал в том счастливом расположении духа, когда мужчины забывают, что у них есть наружность. Он отлично пообедал, угощая своего старинного друга Фарша Тодхантера. Он посмотрел фильму рассироплено сексапильную. А теперь, посадив Фарша в трамвай, движущийся в восточном направлении, он преисполнился той блаженной радости бытия, которая нисходит на человека, когда в мире все в самый раз. И потому, нисколько не стесняясь убогости своего экстерьера, Сэм прогуливался по Стрэнду во власти приятной иллюзии, будто купил его. Он чувствовал себя молодым помещиком, вернувшимся из дальних странствий и обозревающим фамильные владения.
И хотя по натуре он был общительным молодым человеком и любил общество себе подобных, то обстоятельство, что сейчас он был один, его не угнетало. Как ни нравился ему Фарш Тодхантер, он не грустил, что расстался с ним. Обычно увлекательнейший собеседник, в этот вечер Фарш был несколько зануден, так как все время сводил разговор на собаку своего друга, владельца пивного заведения, каковая на следующее утро должна была принять участие в собачьих бегах в Хэкни-Маршиз. Фарш, видимо, поставил на это животное все свои сбережения и, не удовольствовавшись этим, горячо уговаривал Сэма одолжить ему всю оставшуюся у него наличность, чтобы увеличить вложенный в пса капитал. И хотя Сэм без труда сохранил твердость, всегда неприятно повторять "нет, нет, нет".
Два щеголя тревожно переглянулись.
- Полный вперед, пока он нас не подоил? - сказал первый.
- Вперед абсолютно полный, - согласился второй.
Но они опоздали. Товарищ их школьных лет поравнялся с ними, чуть было не прошел мимо, но остановился, щурясь на них из-под полей этой жуткой шляпы взглядом, пронзавшим их словно кинжал, на манер человека, пытающегося определить, где он видел эти лица.
- Бейтс и Тресиддер! - наконец воскликнул Сэм. - Ах, черт!
- Привет, - сказал первый щеголь.
- Привет, - сказал второй.
- Ну-ну! - сказал Сэм.
И наступило одно из тех неловких молчаний, какие так часто сопровождают такие встречи старых школьных товарищей. Оба щеголя, тоскуя, ждали, когда наступит неизбежный миг доения, а Сэм только сейчас вспомнил, что это те два поганца, которых он in statu popullari терпеть не мог. Тем не менее этикет требовал хотя бы малой толики беседы.
- Чем это вы занимались? - спросил Сэм. - Вид у вас праздничный.
- Обедали, - сказал первый щеголь.
- Банкет райкинских выпускников, - сказал второй.
- Ах да, конечно! Его же всегда устраивают в это время года, верно? И наверное, много ребят собралось?
- О да.
- И хороший обед?
- Недурной, - сказал первый щеголь.
- Неплохой, - сказал второй.
- Но речи были жуткие.
- Ужасные!
- Не понимаю, откуда они выкапывают таких субъектов!
- Да.
- Этот Брэддок!
- Ужасно.
- Да неужели старик Брэддок произнес речь? - радостно сказал Сэм. - И скверно?
- Хуже всех.
- Абсолютно.
- Этот анекдот про ирландца.
- Гнусь!
- И вся эта чушь про милую старую школу. - Ужас!
- Если хотите знать мое мнение, - сокрушительно сказал первый щеголь, - так я считаю, он допился до белых слонов.
- Под завязку, - сказал второй.
- Я следил за ним во время банкета, так он всасывал шампанское, как пылесос.
Наступило молчание.
- Ну, - сказал первый щеголь неловко, - нам пора.
- Торопимся, - сказал второй щеголь.
- У нас ужин в "Гневном сыре".
- Где-где? - спросил Сэм.
- В "Гневном сыре". Новый ночной клуб на Пэнтон-стрит. Ну, увидимся, э?
- Непременно, - сказал Сэм.
Новое молчание уже сгущалось в желе, когда подползло такси и оба щеголя с энтузиазмом прыгнули в него.
- Страшно, как человек способен опуститься, - сказал первый.
- Ужас! - сказал второй.
- Хорошо, что мы вовремя убрались.
- Да.
- Он уже созрел для дойки, - сказал первый щеголь. - Уже рот раскрыл, - сказал второй.