Графиня брызгает водой в лицо императрицы. Та поднимает веки. По глазам видно, что она уже не жилец на этом свете. Врача поблизости нет, только фрау Дардалле, которая некогда была сиделкой и теперь хлопочет около раненой. Подходит капитан Руке. Судно ещё не отплыло. Ему стало известно, что какая-то дама упала в обморок, и он, не подозревая, кого видит перед собой, советует графине немедленно снять её с парохода и отправить назад в гостиницу. Но ему отвечают, что в данном случае речь идёт всего лишь об обмороке из-за пережитого страха. Всё это происходит рядом с машинным отделением. Там очень жарко. Капитан предлагает воспользоваться забронированной каютой, но предпочтение отдаётся свежему воздуху. Трое мужчин поднимают императрицу на верхнюю палубу и укладывают её на скамью. Фрау Дардалле пытается привести её в чувство. Графиня Штараи расстёгивает ей платье на груди и вкладывает в рот императрицы кусочек сахара, смоченного спиртом. Слышно, как Елизавета раскусывает его. Затем она открывает глаза и хочет подняться.
- Вам лучше, Ваше величество?
- Да, благодарю.
Императрица приподнимается на скамье и садится; она озирается кругом, словно пробудившись от глубокого сна, и спрашивает с удивительно трогательным выражением лица:
- А что, собственно говоря, произошло?
- Вашему величеству было немного не по себе, однако теперь вам уже лучше, не правда ли?
Никакого ответа. Елизавета опускается на скамью и больше уже не приходит в сознание.
- Разотрите ей грудь!
Разорвав одежду на несчастной, графиня Штараи с ужасом обнаруживает на батистовой рубашке императрицы коричневатое пятно размером с серебряный гульден, а в середине его - маленькое отверстие, а под ним, над левой грудью крошечную ранку с небольшим количеством запёкшейся крови.
- Ради Бога, мадам, - говорит графиня, обращаясь к фрау Дардалле, - взгляните сюда, её убили!
Пароход тем временем отвалил от пристани и взял курс на восток. Графиня просит позвать капитана.
- Ради всего святого, прошу вас скорее пристать к берегу! Дама, которую вы здесь видите, императрица Австрии! Она ранена в грудь, и я не могу оставить её умирать без врача и священника. Пожалуйста, причаливайте в Белльвю, я доставлю императрицу в Треньи, к баронессе Ротшильд.
Капитан отвечает:
- Врача там не найдёшь, да и экипаж отыскать нелегко.
Решают немедленно возвращаться в Женеву. Из двух весел и шезлонга сооружают импровизированные носилки. Графиня Штараи в отчаянии стоит на коленях возле своей госпожи, отирает капли пота, стекающие по её бледному лицу и прислушивается к дыханию Елизаветы, в котором уже слышны предсмертные хрипы. Елизавету укладывают на носилки, укутывают покрывалом и шестеро мужчин поднимают носилки, а седьмой держит над её головой раскрытый зонтик. Графиня Штараи, убитая горем, идёт рядом, со страхом замечая, как императрица, не открывая глаз, беспокойно крутит головой из стороны в сторону..Значит, она ещё жива, значит, ещё есть надежда.
Императрицу доставляют в ту самую гостиницу, где она накануне провела ночь. Её укладывают на кровать. Первое время ещё слышны хрипы, вырывающиеся из горла Елизаветы, потом они прекращаются. Воцаряется полная тишина. Врач находится здесь же. Это доктор Голаи, и с ним ещё один господин по имени Тайссет. Врач пытается ввести в рану зонд.
- Ещё есть надежда? - со страхом спрашивает врача графиня Штараи.
- Нет, мадам, никакой, - печально отвечает он.
- Но, может быть, всё-таки есть... Испробуйте все средства, чтобы вернуть её к жизни!
С умирающей снимают одежду и обувь. Помогают в этом владелица гостиницы мадам Майер и какая-то бонна-англичанка. Однако всё напрасно. Прибывший священник отпускает императрице грехи. Все опускаются на колени и читают молитвы. Врачу остаётся только констатировать смерть Елизаветы, он делает для этого небольшой надрез на артерии правой руки. Ни капли крови... Всё кончено. Императрица лежит умиротворённая и счастливая, почти красивая и молодая, лёгкий румянец окрашивает её щёки, а на губах играет тихая улыбка, такая же тонкая и обворожительная, какая восхищала множество людей, когда Елизавета была жива.
В тот самый день император Франц Иосиф оставался в Шёнбрунне, и у него было немного больше, чем обычно, свободного времени, которое он использовал, чтобы написать императрице. Он всегда получал письма жены, адресованные и Валерии, поэтому имел больше сведений. Франц Иосиф доволен, что в письме Елизаветы, где она поздравляет дочь с днём ангела, содержатся отрадные новости о её самочувствии. "Очень обрадовало меня улучшение твоего настроения, которое явствует из твоих писем, и твоё удовлетворение погодой, воздухом и твоим жильём, включая террасу, с которой открывается чудесный вид на горы и озеро, - пишет он жене, которой уже не довелось прочитать это письмо. - Меня трогает, что ты тем не менее тоскуешь по родине, по нашей милой вилле "Гермес". Франц Иосиф сообщает Елизавете, что накануне снова был там и много думал о ней. Он пишет о погоде и о появившихся оленях. Затем он подробно сообщает о подруге, которая тоже отправилась в путешествие в горы. "Сегодня я остаюсь здесь, - заканчивает он письмо, - а в половине девятого я уезжаю поездом. От всего сердца обнимаю тебя, мой ангел. Твой малыш".
Весь день Франц Иосиф потратил на просмотр государственных бумаг, а затем на приготовления к поездке на манёвры. В половине пятого вечера из Хофбурга является генерал-адъютант граф Паар, который настоятельно просит аудиенции у императора. Смертельно бледный, он держит в руках телеграмму. Она получена из Женевы и крайне немногословна: "Её величество императрица опасно ранена. Пожалуйста, осторожно сообщите Его величеству". Граф Паар входит в кабинет императора. Франц Иосиф поднимает глаза от письменного стола:
- Что случилось, мой милый Паар?
- Ваше величество, - запинаясь, отвечает генерал, - сегодня вечером вам нельзя уезжать. К сожалению, я получил очень плохое известие...
Франц Иосиф вскакивает:
- Из Женевы! - восклицает он и, не дожидаясь подтверждения, поспешно выхватывает депешу из рук графа. Потрясённый прочитанным, он отшатывается.
- Вскоре должно прийти новое известие! Пошлите телеграмму, свяжитесь по телефону! Постарайтесь узнать подробности!
В этот момент в коридоре слышатся шаги. Входит адъютант с новой телеграммой из Женевы. Император, стремясь побыстрее вскрыть её, в спешке буквально разрывает депешу пополам. "Её величество императрица только что скончалась", - читает он, не веря собственным глазам.
- Больше на этом свете у меня ничего не осталось, - сдерживая рыдания, Франц Иосиф опускается на кресло и закрывает лицо руками, чтобы скрыть слёзы. Потом он поднимается и берёт себя в руки.
- Первым делом нужно поставить в известность детей.
Печальная весть отправляется к Валерии в Валлерзее и к Гизеле в Мюнхен. Обе дочери немедленно выезжают в Вену, чтобы поддержать отца в такую трудную минуту.
Сразу после содеянного Луккени пытается как можно быстрее убежать. Он почувствовал, что его оружие глубоко вошло в грудь жертвы. По дороге он выбрасывает его, остриё обламывается, и неприметный напильник остаётся лежать... Его найдут намного позже. За преступником сразу же пускаются в погоню, а навстречу ему бросается стрелочник Антуан Руж. Он первым задержал Луккени. К ним спешат жандармы и прохожие. Луккени схвачен, и пока Руж держит его, он кричит:
- Я и так иду в полицию!
Никто ещё не знает, что речь идёт о покушении, каждый полагает, что этот негодяй просто ударил императрицу кулаком. По пути в комиссариат полиции его ещё спрашивают:
- А вы не пользовались ножом?
- Если бы у меня был нож, вы наверняка нашли бы его.
Двое жандармов доставляют задержанного в комиссариат. Луккени говорит обоим:
- Жалею только, что не убил её.
- Значит, вы хотели именно этого? - спрашивает жандарм Лакруа. И не будучи в курсе дела, тем не менее продолжает: - Вы её и убили...
- Тем лучше, - отвечает Луккени. - Я знал, что если человека пырнуть такой штуковиной, из него наверняка дух выйдет вон.
Жандарм допытывается об обстоятельствах покушения, и Луккени совершенно спокойно рассказывает, что нанёс удар своей жертве маленьким трёхгранным напильником, которым пользуются столяры для заточки пил.
Этот человек не проявляет ни малейших признаков раскаяния. Когда жандармы конвоируют Луккени, он улыбается, даже что-то напевает, пока его не останавливают. На полицейском посту его впервые тщательно обыскивают. При нём обнаруживают сильно потрёпанный кошелёк с шестью франками тридцатью пятью сантимами, две фотографии Луккени в военной форме, список приезжих в Эвиан, удостоверение к медали, которую он получил в Африке, и три написанных по-итальянски письма от принцессы д’Арагона.
Луккени тут же подвергают допросу. Он рассказывает, как было дело; в это время раздаётся телефонный звонок. Следователь с ужасом выслушивает известие о смерти императрицы. Об этом сообщают Луккени, он цинично выражает своё удовлетворение:
- Я и намеревался прикончить её, я метил прямо в сердце и рад тому, что вы мне сказали.
- Кто вы такой?
- Анархист.
- Вы уже находились под судом?
- Нет.
На этом первый допрос заканчивается, и Луккени по его просьбе отправляют в экипаже, за который он сам платит, в тюрьму Сент-Антуан. В воспитательном доме Сент-Антуан в Париже он начал свою жизнь, в тюрьме Сент-Антуан в Женеве он её окончит. По дороге в тюрьму Луккени говорит жандарму Лакруа:
- Жаль, что в Женеве не существует смертной казни. Я исполнил свой долг. Мои товарищи исполнят свой. Нужно, чтобы все эти знатные господа не сомневались в этом.