Елизавета призывает теперь консула Варсберга и даёт ему официальное поручение развернуть строительство для неё на Корфу, возлагая на него обязанности архитектора, садовника и так далее. Обычно столь скептически настроенный, консул на этот раз доволен, но от него не укрывается сдержанность Франца Иосифа. "Это расположение императрицы, - замечает Варсберг как-то, - повредит мне в Вене". И действительно, там считают, что именно от него Елизавета позаимствовала страстную увлечённость Грецией, что именно он способствовал тому, что императрица до такой степени забыла о своей семье, о муже, о своём высоком положении, даже о своей родине. Варсберг, будучи тяжело больным человеком, не может уклониться от всех этих обязанностей.
2 декабря исполняется сорок лет с того дня, когда Франц Иосиф вступил на престол. В Мирамар он поехал не только для того, чтобы повидать жену, но и чтобы избежать поздравлений в этот день. В долгой откровенной беседе император и императрица изливают друг другу душу. С отцом приехала и Валерия, и её будущее особенно волнует Елизавету.
- Советую тебе, - говорит она дочери, - быть с папой до конца откровенной. Я со своей стороны даю, разумеется, согласие на твою помолвку, хотя остаюсь при этом совсем одна и всё пойдёт по-другому. Самым подходящим моментом для этого события был бы канун Рождества, - замечает она в тот момент, когда в комнату вошёл Франц Иосиф.
- Ты уже проливала слёзы, - обращается он к дочери полушутя полусерьёзно, - по поводу того неприятного сюрприза, что мама велела выжечь себе на плече голубой якорь?
- Нет, - отвечает за Валерию Елизавета, - плакала скорее я по поводу иного сюрприза.
- И что же это за сюрприз?
- Она собирается сказать Францу, что он - её избранник.
- Что это значит? - интересуется Франц Иосиф.
Валерия робко поясняет.
Елизавета смеётся, а император только кивает головой, будто бы считает всё это давно решённым делом, после чего сухо говорит:
- Теперь нужно назначить день свадьбы.
Елизавета собирается возмутиться, что её супруг воспринял это сообщение сугубо по-деловому, но он только сделал вид, что это известие его нисколько не тронуло. Чтобы скрыть волнение, он подходит к окну и выглядывает наружу. Вскоре императорская чета возвращается в Шёнбрунн. Елизавета с Корфу привезла грека, адвоката доктора Термоянниса, с которым теперь ежедневно совершает прогулки по Шёнбруннскому парку и старательно изучает греческий язык, над чем Франц Иосиф и Валерия, не помнящая себя от счастья после получения согласия родителей на помолвку, то и дело подтрунивают, особенно в связи с тем, что грек выглядит чрезвычайно комично и совсем не напоминает придворного.
Валерия опасается открыть свою тайну Рудольфу. Кронпринц успел так разительно перемениться, стал тихим, молчаливым и робким, что, например, ландграфиня Фюрстенберг, которая не видела его длительное время, с трудом узнала юношу. Елизавета пригласила его вместе с женой на обед, назначенный на шестнадцатое число, чтобы "открыть ему тайну". Он был взволнован и настроен вполне миролюбиво, так что Валерия, можно сказать, впервые в жизни осмелилась броситься ему на шею. Это проявление любви, так долго подавляемое из чувства робости перед братом, тронуло Рудольфа, и он в ответ тоже обнимает и целует сестру с неподдельной искренностью.
- Прошу тебя, - говорит Елизавета, - будь добр к Валерии и её мужу, когда они окажутся зависимыми от тебя.
- Даю слово, - просто и тепло отвечает Рудольф.
Елизавета подходит к нему и крестит ему лоб.
Наступает канун Рождества 1888 года и одновременно день рождения Елизаветы. Присутствует даже Рудольф с женой; в связи с торжеством он вручает матери связку писем Гейне. Франц Иосиф провожает этот подарок ироническим взглядом, хотя не произносит ни слова. После того как кронпринц с супругой покидают родителей, чтобы отметить Рождество в узком семейном кругу, императрица зовёт эрцгерцога Франца Сальватора и происходит официальное обручение. Елизавета нежно, словно сестра, обнимает юного жениха:
- Я так люблю тебя. Я отдаю тебе самое дорогое из того, что имею. Сделай мою Валерию счастливой!
Невеста бросается на шею матери:
- Прости меня, если я когда-нибудь в чём-то провинилась перед тобой!
- Я бы хотела, чтобы таких прегрешений с твоей стороны было как можно больше. Тогда мне было бы не так тяжело отдавать тебя.
Ради этого вечера Елизавета сняла траур по отцу: в светлом платье она выглядит ослепительно красивой и молодой. Франц Иосиф тоже говорит будущему зятю тёплые слова, удовлетворённо поглядывает на обоих и наконец произносит, скрывая слёзы:
- Сегодня Валерия прямо в ударе!
К дверям подходит графиня Корнис. Долгое время она была воспитательницей Валерии и пришла пожелать ей счастья. Елизавета грустно замечает, взглянув на неё:
- Теперь мы обе не нужны...
Редко какой день выдавался таким задушевным и искренним, как этот. Франц Иосиф тоже доволен. 26 декабря Елизавета сопровождает жениха и невесту в Мюнхен, чтобы представить их своей матери, которую не видела со смерти отца. На Новый год она получает тёплое, сердечное послание своего супруга: "Желаю счастья всем, но в первую очередь тебе, мой ангел! Желаю тебе также, чтобы все твои желания, которые практически выполнимы и не слишком смущают меня, исполнились бы, и прошу тебя и впредь радовать меня своей любовью, терпимостью и добротой. Я испытываю упоительное чувство, что с годами твоя любовь не только не остывает, но даже усиливается, и это делает меня бесконечно счастливым. Вчера я получил телеграмму от приятельницы, которую прилагаю".
Последнюю фразу Франц Иосиф добавил из-за того, что не собирался ничего скрывать от жены. Она должна всё знать и имеет на это право. Кажется, всё складывается как нельзя лучше. Возможно, надеется Франц Иосиф, увлечение Елизаветы Грецией и непонятная страсть к путешествиям тоже пройдёт, как и многие её прежние увлечения. Тогда удастся, пожалуй, вновь пробудить у неё былой интерес к родине, семье и империи.
Глава тринадцатая
Новый год Елизавета встречает на родине у своей матери. Затем она едет домой и пишет ей ещё из Мюнхена. "Отсюда мы, в первую очередь я, потому что Валерия влюблена, а следовательно, не замечает ничего кругом, уезжаем с тяжёлым сердцем. Это прекрасное, безмятежное время, проведённое с тобой, милая мама, доставило мне такое наслаждение, я была так счастлива представившейся возможностью пробыть так долго вдвоём, что сегодня я испытываю настоящее похмелье". В Вену приезжает мать Франца Сальватора. Елизавета очень любезна, предлагает ей перейти на "ты", но напоследок заявляет:
- Хочу тебе только сказать, что свекрови и тёще лучше не вмешиваться в жизнь молодой семьи. Поэтому я намерена никогда не приходить к молодой паре.
- О да, нужно быть матерью, а не свекровью и не тёщей, - любезно говорят ей в ответ.
Теперь, кажется, всё в порядке. В императорской семье воцаряются мир и согласие, и будущее представляется ей в розовом свете. Однако в действительности ничего не подозревающую императорскую чету ждёт страшный удар.
Кронпринц не таков, каким он представал в последнее время перед своими родителями. Императрица не имела возможности достаточно присмотреться к нему. Она слишком часто отсутствовала в Вене - особенно последние два года, - а если и была на родине, занималась исключительно Валерией. Император, поглощённый государственными заботами, имеет при дворе слишком мало настоящих друзей, возможно, и оттого, что подавлял в зародыше любую фамильярность и доверительность. Ко всему прочему, кронпринц умел самым тщательным образом скрывать свою личную жизнь, в том числе и от ближайшего окружения, причём в первую очередь именно от него, а те немногие посвящённые или не желали портить отношения с будущим императором или извлекали из своих знаний настолько большую выгоду для себя, что не нашлось ни одного, кто рискнул бы своевременно предупредить Франца Иосифа об ужасной опасности, нависшей над ним.
О самых сокровенных тайнах Рудольфа знали, собственно говоря, только те лица, которые находились у кронпринца в непосредственном услужении, например, его камердинер Лошек и личный кучер Братфиш, но отнюдь не его адъютант, начальник его канцелярии или иной представитель придворного штата.