Не радостны были мглистые рассветы, но они хотя бы сулили наступление дня и тем были желанны. Но вечера…
В один из таких вечеров, когда день уже умер, а безнадежные сумерки еще не открыли врата ночи, под конец рабочего дня ко мне в кабинет зашел Василий Федорович Круглов. Я мало знала его, хотя мы провели несколько совместных сделок.
Он пытался издавать книги. Начал с детских, а затем перешел на популярную литературу. Как-то он предложил мне купить остатки его книжки "Как стать медведем", это была детская сказка. В остатке оказалось пять тысяч экземпляров. Многовато для моих объемов продаж, но цена устраивала и я согласилась. Потом у него вышла брошюрка "Воспитание щенка" московского автора, фамилию которого я, к сожалению, забыла. Книгу высоко оценили любители собак, она пользовалась вниманием детей и их родителей, учителей и домохозяек. Это-то меня и подкупило, я соблазнилась и взяла этой книги ровно в два раза больше, чем предыдущей. Эти две книги я продавала долго и, может быть, какую-то часть не продала бы, если бы не вывозила на ярмарки.
Так получилось, что "Как стать медведем" была первой книгой, которую выпустил Василий Федорович, а "Воспитание щенка" - последней. Больше издательскими делами он не занимался. Ему показалось, что это копеечный бизнес и не стоит тратить на него время. Когда он понял, что больших денег ни на чем не сделает - бог знает, чего ему не хватало, по-моему, смелости и правильного расчета, - то стал посмеиваться над собой.
- Зато теперь я знаю, как стать собакой, - шутил, а в его глазах стояла грусть.
Круглов был внешне весьма интеллигентен, привлекателен, имел легкую фигуру, высокую, стройную, спортивную. Да и нрав имел приятный - тихий, улыбчивый, весьма благодушный.
Никто не знает, какое он получил образование и кем работал в первой жизни, как мы говорили, то есть - до пресловутой перестройки. Зато знали, что он в трудные годы работал массажистом и даже пытался держать массажный кабинет. Так это было или не так, но я с ним познакомилась, когда он уже занимался книгами. И оценила его умение отлично ладить с людьми. Ему присуща была удачная черта первым выходить на контакт, проявлять инициативу, мягко и быстро добиваться своего, а потом незаметно уходить в тень. Прекрасные качества его натуры были неброскими. Он не производил неизгладимого, сильного впечатления, и легко забывался до следующего визита. Его обходительность и благожелательность импонировали мне, а его принципиальная честность и верность данному слову вызывали уважение и желание иметь с ним дело.
Хотя, как я узнала позже, на самом деле этот человек таил в себе много неожиданностей… сродни тем, которыми обладают небезызвестные "вежливые люди".
Что касается его отношения ко мне, то я видела, что он ценил мою образованность, которой порой самому не хватало в издательском деле, надежность в работе, порядочность, а главное - бескорыстную участливость и благожелательность, готовность помочь коллеге, чего у меня было с избытком и от чего я иногда страдала.
В дни нашей первой жизни участливость и доброжелательность никому не казались лишними, смешными, и не расценивались как недостаток. Люди с такими качествами никогда не оставались в одиночестве, потому что в них многие нуждались. Им же несли признательность и благодарность в нелживом смысле этих слов.
Теперь нравы изменились, и щедрость стала восприниматься как расточительность, доброта превратилась в глупость, все поменяло знаки на противоположные. Человеческие качества стали товаром, на них делали деньги. Участливость стала не бескорыстной, а доброжелательность обильно поощрялась деньгами. Но не все ведь хотят продавать участие и благожелательность! Я, например, не хотела. По велению текущего момента следовало отказаться от архаизмов в себе, переделаться. Только на это требовалось время, если вообще это возможно. Тогда быть открытой миру еще оставалось потребностью моей души, я лично в этом нуждалась. Поэтому с приятными мне людьми не лукавила, а была сама собой. Как и каждый, наверное.
Думаю, что большинство людей, из тех, что тогда вращались на разных орбитах вокруг меня, считали, что я достаточно состоятельна и лишь по причуде характера благодетельствую сирых своими щедротами. Правдой здесь было все, за исключением состоятельности, ибо у меня не только не было копейки за душой, но даже не был устроен дом и быт: я не могла отремонтировать квартиру, которая после тех лет еще долго стояла с ободранными стенами, не имела хорошей мебели. У меня многого, что было у других как само собой разумеющееся, не было, например, мягких кресел, стиральной машины, автомобиля. Воспитанная в среде сельских людей, я легко без этого обходилась. Правда, наша разваленная квартира находилась в элитном районе города, но когда-то она принадлежала Юриным родителям, я здесь была ни при чем.
Круглов уважал мой возраст (он был моложе меня лет на пять!), жизненный опыт, те странные качества души, о которых я так много уже сказала, и иногда заходил просто так, поприветствовать меня.
- Домой пора, а вы все трудитесь, - в этот раз сказал он.
- Пять минут для вас у меня всегда найдется. Заходите, - пригласила я.
Он присел рядом и, подхватив конкретность и короткость разговора, сказал:
- Возьмите на реализацию мою книгу.
- Ого! Уже на реализацию? Что, сколько, по какой цене?
- Мягкая, "Воспитание щенка", - сказал он. - О цене договоримся. Всего десять тысяч экземпляров осталось.
- Как! Еще?
- Допечатал сдуру, а теперь мучаюсь. Выручайте.
- Договорились. Когда завезете? - я уже прикидывала, куда у меня намечаются поставки и успею ли переговорить с покупателями о довложении новой книги.
- Завтра, - сказал он с облегчением.
- Ваше счастье, что я успела продать первые десять тысяч "щенков" с первого тиража.
Он согласно кивнул, улыбнулся, но не стал прощаться, медлил, и я поняла, что темы разговора не исчерпаны.
- Что, Василий Федорович, за печали? Не губите время проволочками, открывайтесь, раз уж пришли.
Он колебался, не знал, с чего начать. Потом решился.
- Есть один книжный магазин… нерентабельный. Там хороший коллектив. Жалко их. - Он поймал мой рассеянный взгляд и поспешил выложить главное: - Им предложили выкупиться.
- Что значит "выкупиться", и причем тут я?
- Выкупиться - значить оплатить книготоргу стоимость книжных остатков и малоценного инвентаря, внутреннее содержание магазина.
- Да? А люди, помещение?
- Сотрудники могут перейти на работу к тем, кто выкупит магазин. А помещение арендуется. Надо переоформить аренду на нового хозяина, вот и все. А вы причем? - повторил он мой вопрос и тут же на него ответил: - Девушки просят, чтобы магазин выкупил я и забрал их к себе на работу по переводу.
- Так в чем же дело?
- Меня не знают в книготорге, мне там откажут. Я предлагаю вам выкупить их.
- Но меня там тоже не знают! - воскликнула я. - И потом, у меня нет денег.
- Зато там отлично знают Николая Игнатьевича Стасюка, вашего руководителя. Попросите его представить вас Лобановой, директору книготорга, пусть он похлопочет о вас.
Действительно, Облкниготорг и наша типография подчинялись одному органу - управлению по печати. Поэтому Стасюк и Лобанова были своего года коллегами и отлично знали друг друга.
- Допустим, - уже прикидывала я. - А деньги где взять?
- А с деньгами как-нибудь справимся вместе.
- Как это вместе? Как вы это себе представляете?
Он снова улыбнулся успокаивающе.
- Да вы не волнуйтесь. Это не главный вопрос. Девушки подсчитали, что у них остатков на небольшую сумму, всего на тридцать тысяч рублей.
От услышанного мне чуть плохо не стало. Я еще помнила свою горестную эпопею с тремя тысячами... А то тридцать… Да я даже четвертой частью такой суммы не располагала.
А Василий Федорович тем временем спокойно продолжал:
- Всякие там полки-прилавки стоят копейки. Оформим сделку на вашу фирму, оплатим поровну, а потом сделаем совместное предприятие и зачислим эти траты в его уставный фонд.
Я призадумалась. Да, Николай Игнатьевич хорошо знал Анну Федоровну, директора Облкниготорга, и мог меня ей представить, отрекомендовать, похлопотать. Но надо его попросить об этом! А я просить не любила и не умела, наверное, потому, что была лишена соответствующего дара. Одно дело, когда он, зная мои обстоятельства, сам предлагает помощь, и другое - просить…
Однако предложение Василия Федоровича соблазняло. Я не думала о том, что на выкуп магазина нужны большие деньги, меня занимало другое - как заполучить торговую точку и склады, потому что до сих пор розничных продаж мы не производили, а склады… Складом была моя однокомнатная квартира. Юра не одобрял моей деятельности, страдал от моих затей и всерьез грозился разводом. Он уступил, в конце концов, лишь потому, что убедился в моей непреодолимой увлеченности. Увидел, что в таком состоянии меня оставлять нельзя, что я, неприспособленная к быту, витающая в облаках, отрешенная от мелочей жизни, - пропаду без него. И он смирился. А меня мучила совесть, что он жил в окружении книг, стоящих в упаковках.
И вот вырисовывалась соблазнительная возможность очистить квартиру и восстановить в доме порядок, уют и мир.
- Что я должна сделать? - очнувшись, еще раз уточнила я.
Круглов спрятал улыбку удовлетворения в короткие усы: