Такое повторялось и в другие вечера. От острого взора Хауке не ускользало ничего, и он не упускал возможности, когда все собирались вместе, привлечь внимание старика к упущениям и неурядицам, происходящим порой на плотине; и поскольку старик не всегда закрывал глаза на недостатки, то дела чаще стали принимать все более живой и неожиданный оборот; приверженцы рутины и дерзкие нарушители порядка, которые все чаще и чаще стали получать по рукам, забеспокоились и стали подумывать, откуда бы все это могло исходить. Оле, старший батрак, не мешкал с разоблачениями и многих в этом кругу восстановил против Хауке и его отца, коего также находил виноватым; но люди, которые не были в чем-либо замешаны либо попросту сочувствовали делу, теперь смеялись и радовались, что юноше удалось расшевелить старика.
- Жаль только, - говорили они, - что парень еще не имеет твердой почвы под ногами, а то бы вновь у нас вырос такой же смотритель, какие бывали прежде; той пары дематов, которыми владеет его отец, для этого мало.
Следующей осенью господин главный смотритель, он же амтман, прибыл с инспекцией плотин; окинув значительным взглядом старика Фолькертса, торопившего его к завтраку, он произнес:
- Воистину, смотритель, вы, судя по вашим делам, как будто вдвое помолодели! Я очень рад всем вашим нынешним предложениям, успеть бы их только рассмотреть до вечера.
- Успеем, успеем, дражайший господин старший смотритель, - усмехнувшись, заверил его старик. - Подкрепимся-ка жареной гусятиной! Да, слава Богу, я все еще бодр и здоров! - Он огляделся, нет ли в комнате Хауке, и затем уже без опаски продолжал: - Бог даст, еще пару лет поработаю.
- И за это, любезный господин смотритель, - сказал его собеседник, поднимаясь, - мы сейчас пропустим стаканчик винца!
Эльке, хлопотавшая с завтраком, с тихим смехом вышла из комнаты под звяканье стаканов. Потом взяла в кухне миску с очистками и направилась через хлев к внешней двери, чтобы бросить их курам и уткам. В хлеву Хауке Хайен раздавал вилами сено коровам, которых рано пригнали с пастбища из-за плохой погоды. Завидев подходившую девушку, он воткнул вилы в землю.
- А, Эльке! - обрадовался он.
Девушка остановилась и кивнула ему.
- Да, Хауке; знаешь ли, тебе следовало бы сейчас быть в доме.
- Правда? А зачем?
- Господин старший смотритель похвалил хозяина.
- Хозяина? А при чем же тут я?
- Ах, я хотела сказать, что он хвалил смотрителя.
Хауке густо покраснел.
- Теперь понимаю, куда ты клонишь.
- Не красней, Хауке; уж ты-то знаешь, кто заслуживает похвал.
Юноша взглянул на нее с улыбкой.
- Ты их тоже заслужила, Эльке.
Но девушка покачала головой.
- Нет, Хауке. Когда я была помощницей, нас не хвалили. Я могу только считать; но ты замечаешь все, что полагается смотрителю, ты меня опередил!
- Не думал я никого обгонять, в особенности тебя, - с мягким укором сказал Хауке и оттолкнул голову коровы в сторону. - Эй, Пеструха, вилы мои не съешь, и так тебе все достанется!
- Только не думай, что ты меня чем-то обидел, Хауке, - сказала девушка после краткого раздумья. - Ведь это дело мужское!
Хауке протянул ей руку.
- Дай мне на том твою руку, Эльке!
Краска покрыла смуглые щеки Эльке.
- Зачем? Я ведь не лгу! - воскликнула она.
Хауке намеревался ответить, но девушка уже выскользнула за дверь. Он снова взял вилы в руки и услышал, как на птичьем дворе громко заквохтали куры и закрякали утки.
Хауке служил у смотрителя уже третий год, когда, с наступлением января, подошла пора зимнего праздника, который тут называется "Шары на льду". От длительных морозов, при полном отсутствии ветров с побережья, все канавы между земельными наделами покрылись прочной хрустальной коркой, так что отдельные земельные участки превратились в обширное поле, на котором можно было метать маленькие деревянные, залитые свинцом шары, направляя их в цель. Изо дня в день дул легкий норд-ост, и все было в полном порядке; уже вызваны на поединок жители деревни, лежащей на геесте к востоку от маршей и оказавшейся победительницей в прошлом году, и вызов принят. С каждой стороны выставлялось по девять игроков; выбирались также старшины команд и судьи. Последние в спорных случаях решали, правильно или нет сделан бросок, и потому должны были уметь представить все в наиболее выгодном свете; для этого выбирались по большей части парни, которые, обладая здравым смыслом, хорошо понимали людей да к тому же еще за словом в карман не лезли. К таковым принадлежал Оле Петерс, старший слуга смотрителя.
- Вы только швыряйте как черти, - сказал он. - А уж болтать я готов задаром.
Вечером, накануне праздника, в боковой комнате деревенского трактира на геесте собралось несколько метальщиков, чтобы включить в игру тех, кто только что изъявил желание в ней участвовать. Среди кандидатов был и Хауке Хайен; поначалу он не хотел идти, несмотря на опыт и меткость своего броска; но он опасался, что Оле Петерс, которому отведена в игре столь почетная роль, не позволит его принять; Хауке не хотелось быть униженным. Но Эльке утром еще успела его уговорить.
- Он не посмеет, Хауке, - уверяла девушка. - Оле Петерс - сын поденщика, а у твоего отца есть корова и лошадь, и к тому же отец твой самый умный человек в деревне.
- А если все же решится?
В темных глазах девушки промелькнула насмешка.
- Тогда пусть утрется, если вечером вздумает танцевать с хозяйской дочкой.
Хауке кивнул ей, ободрившись.
И вот теперь молодые люди, пожелавшие участвовать в игре, стояли перед трактиром, переминаясь от холода с ноги на ногу, и разглядывали верхушку каменной церковной колокольни, располагавшейся неподалеку. Пасторские голуби, кормившиеся летом с деревенских полей, а зимой искавшие себе пропитания у крестьянских дворов и амбаров, только что прилетели назад и скрылись под гонтом колокольни, где были их гнезда; на западе, над гаффом, пылал огненный закат.
- Быть завтра хорошей погоде, - заметил один из парней, шагая взад-вперед. - Но холод лютый!
Второй, увидев, что голуби уже больше не летают, вошел в дом и встал у двери, из-за которой доносились оживленные голоса; остальные, в том числе и младший батрак смотрителя, последовали его примеру.
- Послушай-ка, Хауке! - сказал парень. - Там о тебе спор идет! - И парни отчетливо услышали скрипучий голос Оле Петерса:
- Младших батраков и подростков не допускать!
- Подойди-ка поближе. - Один из парней потянул Хауке за рукав, пытаясь подтащить к двери. - Услышишь, как высоко они тебя ценят!
Но Хауке вырвался и вновь ушел на улицу.
- Они нас не для того выгнали, чтобы мы подслушивали! - сказал он, обернувшись в дверях.
Перед домом стоял еще один парень.
- Боюсь, как бы не вышло загвоздки, - заявил он, - мне ведь еще нет восемнадцати. Надеюсь, они не потребуют записи о крещении. Тебя-то, Хауке, твой старший батрак непременно вытащит!
- Вот именно вытащит, - проворчал Хауке и поддал ногой камень, - но никак не "втащит"!
В комнате разгорелся громкий спор, но постепенно голоса смолкли, и вновь можно было различить тихий свист норд-оста, овевавшего церковную колокольню. Парень, что подслушивал у дверей, вышел опять на улицу.
- Так кого они допустили к игре? - спросил восемнадцатилетний.
- Вот его! - ответил тот, указывая на Хауке. - Оле Петерс хотел его в подростки записать, но все так расшумелись! Йес Гансен сказал, что у Теде Хайена есть скот и земля. "Да, - закричал Оле Петерс, - эту землю можно в тринадцати тачках прочь увезти!" И наконец в спор вступил Оле Хенсен. "Тише, вы! - крикнул он. - Я вас сейчас научу! Скажите-ка, кто первый человек в деревне?" Тогда они все замолчали и как будто задумались. И тут вдруг один сказал: "Так, на верно, смотритель!" И все другие тоже закричали: "Ну конечно, смотритель!" - "Ну а смотритель-то у нас кто? Только подумайте хорошенько!" И тут один стал тихонько смеяться, потом другой, и наконец все принялись громко хохотать. "Ну так позовите его, - сказал Оле Хенсен, - не хотите же вы самого смотрителя за дверь выставить!" Я думаю, они там до сих пор смеются, а голоса Оле Петерса больше не слышно, - заключил парень свой рассказ.
Почти в ту же секунду отворились двери, и из комнаты послышались голоса:
- Хауке, Хауке Хайен!
Громко и радостно отозвались они в морозной ночи.
Хауке поспешил в комнату, но уж не слушал разговоров о том, кто тут смотритель, и своих заветных мыслей никому не выдал…
Возвращаясь в хозяйский дом, он заметил Эльке, которая стояла внизу у самой калитки; свет месяца сиял над необозримой ширью белых от инея выгонов.
- Это ты, Эльке? - спросил юноша.
Эльке кивнула.
- Ну как? - в свой черед спросила она. - Осмелился он что-то сказать?
- Лучше бы он этого не делал.
- И что же?
- Да, Эльке, мне все-таки позволили завтра
попытать счастья!
- Доброй ночи, Хауке!
И она легкой походкой взбежала вверх по насыпи и скрылась в доме.
Он медленно последовал за ней.