1
Екатерина Алексеевна очень внимательно присматривалась к людям. Она старалась искать сочувствия. Камергер молодого двора Сергей Салтыков стал ее ближайшим другом. Екатерина полюбила и перестала тяготиться соседством неприятного мужа. Петр Федорович кое-что замечал, но больше помалкивал. Императрица требовала наследника, а он знал, что помочь тут не может.
Имя Сумарокова приобретало известность. Екатерина бывала в кадетском театре и думала, что образ мыслей автора трагедий ей открылся. Она не считала поэтов серьезными людьми, но и от них желала иметь пользу. Сумароков служил у Разумовского и тем более мог пригодиться.
На одном из придворных маскарадов Екатерина в перерыве между танцами подошла к Сумарокову.
Расшитый золотом кафтан и панталоны с чулками составляли ее костюм, голову покрывал пудреный парик, под которым прятались длинные косы. Маскарад был превращенным, какие нравилось устраивать Елизавете Петровне. Для них кавалеры переодевались в женское платье, а дамы - в мужское. Говорили, что императрица любит такую забаву потому, что не боится показать свои стройные ноги и не ожидает увидеть в дворцовой зале соперницу.
Сумароков был редким гостем на балах. Корпусные уроки менуэта давно забылись, танцы он презирал, но обязанности службы требовали иногда, чтобы он сопровождал Разумовского.
Фаворит играл в карты, благодушно посматривая на окружающих. Дежурный адъютант, стоя за его стулом, держал в руках кожаный кошелек с червонцами.
- Господин Сумароков, - сказала Екатерина, - улыбаясь, - я вижу, вы скучаете. Я тоже. Почему бы нам не поскучать вместе?
Она потянула Сумарокова за рукав к нише окна, скрытого шелковой гардиной, колыхавшейся от ветра. Небрежно прилаженная рама пропускала осенний холод.
- Ваше высочество, я чту за честь, - бормотал Сумароков, по приглашению Екатерины усаживаясь рядом с нею.
Забыв этикет, он оглядывал свою собеседницу. Что ни говори, великая княгиня приятная и просвещённая женщина. С ней Сумароков мог рассуждать о том, что его занимало, и, казалось, встречал дружеский отклик. Алексей и Кирилл Разумовские, Шуваловы - Иван, Петр и Александр, Бестужевы, Воронцовы, Гендриковы и прочие вельможные семьи, с кем Сумароков почти ежедневно сталкивался по службе, - разве кому-нибудь было дело до того, что пишет генеральс-адъютант в ранге майорском Сумароков и что он думает о судьбах российского театра? Императрица совсем ни во что не вникает, танцует, молится, каждый день примеряет новые платья и с величайшей неохотой подписывает порой бумаги. Не отцовский склад, что и говорить. Великая же княгиня…
А великая княгиня между тем окончательно обдумала свою стратагему и предприняла обходное движение по правилам военной науки. И в ней она была сведуща, ибо запоминала команды, что выкрикивал ее муж, переставляя фарфоровых солдат на столах своего кабинета, а лучше сказать - игральной комнаты.
- Смотрите, какой билетец я сейчас получила, - молвила Екатерина, показывая маленький бумажный листок с печатным текстом:
К тебе мой пламень утушится,
Когда мой тела дух лишится.
Билетцы с двустишиями на любовные темы были модной игрой. Ими обменивались на балах, выбирая подходящие строки. Сумароков сочинил множество билетцев, их печатали в Петербурге и переписывали в провинции.
- Я догадываюсь, кто прислал мне эти стихи, - продолжала Екатерина. - А что вы посоветуете ответить моему корреспонденту? Найдите здесь.
Она отдала Сумарокову пачку билетцев. Перебирая листки, он угадывал и вспоминал каждый стих, нарочно сочиненный им для игры или взятый из его трагедий, не зная, что выбрать. Наконец он усмехнулся и подал Екатерине билетец:
Прости, прости, мой петушок,
Не иметь тебе уж сей кусок.
- Фу, как нехорошо! - засмеялась она. - Нельзя так грубо разговаривать с влюбленными. Под вашей командой я растеряю кавалеров, а их у меня и так очень мало.
- Больше, чем достаточно, ваше высочество, - галантно поправил Сумароков. - А если угодно читать мою речь, она в этом листке.
И в свиданьи, и заочно
Ты всегда мила мне точно, -
увидела Екатерина и взяла у Сумарокова пачку. Взгляд ее с озорством пробежал строки:
Мне кажется, твоя рожа
На любовника не схожа, -
но она сразу же вытянула другой билет:
Если б власть моя была,
Я б весь век с тобой жила!
- Однако увы! Власть не моя, так что не бойтесь, господин сочинитель, - смеясь, говорила Екатерина. - Но я знаю кое-кого, кто вам об этом готов сказать совершенно серьезно.
Заиграла музыка. Елизавета Петровна, сменившая мундир капитана лейб-компании на голубое, вышитое серебряными цветами платье, открыла менуэт с французским послом. За ними двинулись кавалеры, заметно раздавшиеся у пояса, и дамы, на чьих лицах нередко проступала щетина и краснели толстые носы, обличавшие склонность владельцев к горячительным напиткам.
Сумароков с негодованием отвернулся. Екатерина ласково смотрела на танцующих, которые, встав двумя рядами, церемонно кланялись и приседали, приседали и кланялись своим визави.
- О ком вы говорите, ваше высочество? - спросил Сумароков.
- Не притворяйтесь, - строго сказала Екатерина. - Вы чудно знаете, что я говорю об Иоганне, моей фрейлине, которую вы чуть не съели глазами, когда мы смотрели трагедию.
Сумароков не помнил о таком своем внимании к Иоганне, но ее приятное лицо выплыло из памяти, и он готов был согласиться с Екатериной.
- Это очень преданный мне человек, Иоганна-Христина Балк, - продолжала она. - Мы с ней вместе приехали из Германии. Кроме нее, у меня почти нет близких людей. Кого я полюблю, со мной разлучают. Эта участь нынче грозит Иоганне. Сохраните ее для меня!
- Но как же я могу это сделать, ваше высочество? - удивленно спросил Сумароков.
- Она милейшая девушка, сирота из хорошей семьи. Сватайтесь - вы получите любящую жену и в моем лице верного друга в придачу.
Сумароков пристально смотрел на великую княгиню. Мысль о женитьбе не приходила ему в голову. Служба и театр отнимали львиную долю времени, остальное уходило на сочинительство. Жена, конечно, внесет беспорядок в его устоявшийся холостяцкий уклад, но с этим надобно свыкнуться. Все равно, общей судьбы не избежать. Лишь бы не случилось, как сказано в одной его эпиграмме:
Ты очень ей любим, она в твоей вся воле,
Да только тридцать есть, которых любит боле…
Однако на рекомендацию великой княгини можно положиться.
- Мы очень здесь одиноки, - настойчиво говорила Екатерина, - и я и моя Иоганна. Мы должны всегда быть бодры и веселы, хотя на душе кошки скребут. Когда умер мой отец, я плакала о нем. На восьмой день императрица приказала мне перестать плакать - ведь мой отец не король. Великой княгине, видите ли, неприлично так долго плакать об отце, который был всего-навсего только принц… Мне пришлось утереть слезы и сесть за карточный стол.
Сумароков с ожесточением нюхал табак.
- Ваше милостивое внимание, - сказал он, - мне дорого, и дружба ваша почетна. Но я совсем не знаю Иоганну, и, может быть, ее сердце уже занято?
- О, не беспокойтесь! - весело сказала Екатерина. - Я ручаюсь за все, и мы сыграем самую веселую свадьбу… Меня, я вижу, ищут. Прощайте, и помните нашу беседу.
"Господин сочинитель колеблется, - подумала она. - Не надо натягивать поводья, он теперь пойдет сам, без шенкелей и хлыста. Главное сделано".
Екатерина проходила школу верховой езды, садилась в седло, нарушая приличия, по-мужски, и владела лексикой кавалериста.