Но я еще не отказался от своей задачи. Я уверен, что не все окончательно погасло у меня в памяти, что в определенный момент проснутся языки пламени.
Я стал осознавать окружающее, только когда услышал рожок Жамине на дороге. Я посмотрел в окно: велосипеда уже не было у живой изгороди. Жамине топтался в кухне подбитыми гвоздями башмаками и кричал пропитым голосом:
- Что, здесь никого нет?
Мне показалось, что это продолжалось долго. Я даже удивлялся, что он там делает, и вдруг он открыл нашу дверь.
- Скажите-ка, юные чудаки, кто-нибудь есть в вашей халупе?
Как раз в этот момент застекленная дверь отворилась и мать спросила:
- Что тебе надо?
- Не тебя, а твоего мужа... Его здесь нет? Дверь снова закрылась. Закрыла ее, очевидно, мать. Тут я уже более неясно услышал, как говорят о том, что Жамине нужно на два дня человека и лошадь, чтобы погрузить на вокзале строительные материалы. Восстановить этот разговор довольно легко. Жамине никогда не обращался к предпринимателям. Он говорил, что все делает сам, а это придавало его кафе невероятный вид. Он вбил себе в голову построить танцевальный зал на месте курятника, который теперь не использовался. Поскольку работы на полях не было, он пришел просить телегу и лошадь, а также помощь отца или Эжена.
- Ты поговоришь с ним, когда он вернется.
Он, вероятно, был еще в кухне, когда мать снова прошла через детскую, чтобы положить на место бумажник.
- Ты по крайней мере не ссорился с братом? Нет! Я был поглощен игрой.
Сидя на полу, на своем красном одеяле, я перевернул стул с соломенным сиденьем. С помощью гвоздя, найденного Бог знает где, я просовывал веревочки под стебли соломы и забыл, что это должно было представлять в моем воображении. А мой брат был где-то возле меня, но я не обращал на него внимания. Рядом послышались два мужских голоса, и один из них был голос моего отца. Значит, он вернулся, и это доставило мне удовольствие. Дом казался живее, когда я слышал его голос.
- Завтра невозможно... Но в понедельник...
Можно ли заключить из его слов, что их разговор происходил в субботу?
Не обязательно, потому что воскресенье само по себе считалось свободным от работы днем. Может быть, они разговаривали в пятницу. Но только в пятницу не на той неделе, когда Жамине был у нас в день именин Валери. Потому что тогда, в среду, он бы уже сказал о танцевальном зале. Он задумал это не два дня назад.
Позже мы увидим, как сложилось все остальное.
- Ты закусишь с нами?
По-видимому, он отказался. Я услышал, как отъезжает его машина. В кухне воцарилось безмолвие, хотя отец с матерью все же были там.
В самом деле, почему Жамине не говорил о Тессоне, которого он знал и к которому питал упорную ненависть? Значит, он его не встретил? Со своей стороны и моя мать, обычно гордившаяся своим богатым родственником, не воспользовалась случаем, чтобы сказать:
- Только что здесь был Тессон.
И она ни о чем не поспорила с Жамине, хотя это обязательно бывало при каждом его визите.
- Иди к столу, Ги!
Меня она не звала. Я был болен. Я не имел права сидеть за столом с остальными.
- Ты бы лучше лег! Что ты делаешь с этим стулом? Ты с ума сошел?
А ведь она два раза проходила через комнату, не обращая внимания на мою деятельность.
- Сейчас я промою твои болячки.