— Наконец-то! — пробормотал он.
— Пропустите меня! Сумасшедший!
Кругом — полный мрак. Слышна музыка. Черное платье исчезло, и Жозеф остался один, растерянный, обозленный, печальный.
На часах пробило три. Мануэле давно окончил танцы и собрал деньги. Он пил за столиком мятный ликер и распространялся о своих успехах в Касабланке, Дакаре и Бельгийском Конго.
Адель за стойкой старательно наполняла бокалы.
Прокурор, сидевший в баре между двумя англичанами, был пьян и отпускал саркастические замечания.
Многие гости уже ушли. Лесорубы за двумя столиками ели бутерброды и пили пиво.
— Хватит музыки! — заорал один из них. — Заткни граммофон, Эжен! Подсаживайся и пей с нами.
Хозяин встал. Скривив губы, оглядел грязное кафе, конфетти, устилавшее пол, пустые бокалы, скатерти в пятнах; глаза его блестели, как от приступа лихорадки.
Он направился к двери, и у него, по-видимому, закружилась голова.
— Сейчас приду, — чуть не падая, пробормотал он.
Адель считала бумажные деньги, складывая их в пачки и скрепляя резинками.
Тимар, усталый, опустошенный, охваченный отвращением, машинально допивал бутылку. Впоследствии никто не мог сказать, сколько времени отсутствовал хозяин.
Когда он вновь появился, то казался еще выше и шире, еще более громоздким, но был так не тверд на ногах, что движениями напоминал картонного паяца.
— Адель! — позвал он, остановившись в дверях.
Жена взглянула на него и продолжала считать бумажки.
— Доктор ушел? Скорее пошли за ним.
Долгое молчание. Потом голос:
— Где Тома? Я не вижу Тома.
Тимар поискал негра глазами, другие тоже. Гостям прислуживали лишь два молодых боя, нанятых на вечер.
— Ты нынче не в своей тарелке, — отважился заметить один из лесорубов.
Хозяин метнул на него взгляд, словно собирался задушить.
— Заткни глотку! — рявкнул он. — Понятно? Пусть придет доктор, если он не слишком пьян. Ну да мне все равно крышка. Желчная гематурия…
Тимар ничего не понял, но гости, должно быть, поняли, так как поднялись в беспорядке.
— Эжен!.. Ты…
— Оставьте меня в покое, — усталым голосом отозвался хозяин. — Пора закрывать.
Он исчез в коридоре. Где-то хлопнула дверь. Послышался стук стула, опрокинутого ударом ноги.
Адель, сильно побледнев, подняла голову. Она к чему-то прислушивалась. Гул множества голосов приближался, становился более явственным. В дверях показалась группа из четырех-пяти негров.
Тимар не понимал слов, которыми они медленно обменивались. Эти слова вырывались из глоток с большими паузами, слог за слогом.
Он услышал, как один из лесорубов, кривоглазый человек, перевел их:
— Только что нашли труп Тома. Его застрелили из револьвера в ста шагах отсюда.
Наверху раздались удары палкой. Это стучал, потеряв терпение, Эжен. Он кончил тем, что поднялся, отворил дверь своей комнаты и закричал с лестницы:
— Адель! Ты хочешь, чтобы я околел, черт возьми?..
Глава вторая
Проснувшись, Тимар увидел, что запутался в разодранной москитной сетке, а комната залита солнечным светом. Но солнце это было невеселое.
Сидя на кровати, Тимар прислушивался к звукам в доме. Четыре или пять раз в течение ночи он слышал сквозь чуткий сон, что кто-то приходил и уходил, кто-то шушукался и как будто лил воду в треснувший фаянсовый кувшин.
Как только прибыл врач, хозяйка, выпроводив гостей, заставила и Тимара подняться в комнату.
«Если я вам буду нужен…» — со смешной настойчивостью лепетал он.
«Хорошо! Понятно! Ложитесь спать!»
Что с Эженом? Жив ли он? Как бы то ни было, в кафе подметали пол. Приоткрыв свою дверь, Тимар услышал голос хозяйки:
— У нас не осталось швейцарского сыра? В фактории тоже? Открой банку зеленого горошка. На десерт подашь бананы и абрикосы, те, что в правом ряду.