* * *
В Николаеве стояли в небольшом, одноэтажном домике, два офицера. Сидели они вечером, однажды, у окна. Была зима. Светил полный месяц. Беседа приятелей смолкла, они задумались, куря папиросы. Вдруг слышат, с надворья кто-то стукнул в наружную раму… раз, другой и третий. Переглянулись они, ждут. Минуты три спустя, опять незримая рука постучала в окно. Один из них выбежал на крыльцо, обошел угол дома, - никого нет.
Дом был на краю города и выходил на обширный, ярко-освещенный луною пустырь. Потолковали приятели и решили, что это им так показалось, или что дрожало от движения воздуха стекло старой двойной рамы, - хотя ночь была тихая, без малейшего ветра. На вторую ночь повторилась та же история, на третью снова. Это вывело офицеров из терпения. Осмотрев днем окрестные дворы, овраги и площадь, они решились выследить, что это за чудо? - Ночью один сел с папироскою у окна, другой, одевшись в шубу, спрятался в тени у соседнего забора. Долго ли сидел он - последний не помнил, - только опять раздался стук, явственное дребезжание наружной оконной рамы. Стороживший под забором офицер бросился к дому, - из-под оконного притолка выскочила какая-то тень… Ночь на этот раз была несколько мглистая; месяц то и дело прятался в налетавшие облака. Тень кинулась бежать по площади; офицер за нею, - далее, далее, - вот-вот настигает. Добежали они до какого-то оврага. У оврага - стоит запряженный в сани конь. Тень бросилась в сани, офицер ее за полу и тоже в сани. Лошадь помчалась. - Зачем ты нас пугал? - спрашивает офицер. - Тень молчит. - Говори, говори! - пристал офицер, теребя незнакомого и стараясь вырвать у него вожжи… Но сани нечаянно, или благодаря вознице, раскатились, и офицер вывалился, среди пустынного, занесенного снегом взгорья. Он едва нашел дорогу и возвратился домой к утру, с трудом выбравшись из оврагов, куда его завезла незнакомая, ускользнувшая от него тень.
V
Таинственная свеча
Некто Кириллов, будучи командирован в приволжские губернии, ехал туда с своим секретарем. Надо было свернуть с большого почтового тракта на проселок. Кириллов ехал в собственной коляске, по фельдъегерской подорожной и открытому листу. Дело было спешное и не терпящее отлагательств. Проселочный путь оказался очень удобным. Погода была перед тем сухая. Стоял превосходный, весь в зелени и цветах, оглашаемый птичьими свистами, май. Но едва странники проехали верст полтораста, меняя в волостях обывательских лошадей, небо заволокло тучами, стало пасмурно, и пошел теплый тихий дождь. Дорога мигом испортилась. До места назначения, небольшого уездного города, оставалось два-три перегона. В предпоследней волости дали Кириллову лошадей нехотя, уговаривая его переждать, пока просохнет. Он на это не мог согласиться. Лошади пристали. Едва сделав с обеда до вечера верст десять-пятнадцать, коляска насилу втащилась в какую-то разбросанную, заросшую садами, деревню и остановилась в околице: ни взад, ни вперед.
- Переночевали бы, ваше превосходительство, - сказал обывательский ямщик: - до Терновки еще семь верст, а лошади не довезут.
- Какая это деревня?
- Дубки.
- Государственных крестьян?
- Вольная.
- Расправа есть?
- Есть-то есть, да нету-ти лошадей. Тутошние все гоняют на ночь в луга. А пока за ними сходят, настанет и ночь. Эвоси, и солнышко заходит.
- Где же тут перебыть?
- В постоялом разве… да нет, барин, там кабак, - уж не знаю, куда вас и вести. Мужики все в отхожих работах, остались почитай одне бабы.
- Да вон же у вас церковь, - отозвался секретарь: - значит, есть священник.
- Есть, - ответил ямщик.
- Ну, вези к батюшке.
Подъехали к дому священника, на обширной, поросшей травою площади. Священник оказался вдовцом, лет пятидесяти, очень серьезным, благообразным и радушным человеком.
Узнав, что гость его важный в столичной иерархии чиновник, он удвоил к нему внимание, предложил странникам чаю, ужин и собственную опочивальню.
Кириллов с секретарем напились чаю и закусили на воздухе, на крыльце попова домика, выходившего окнами против церкви. Дождь перестал, и хотя небо еще было заволочено тучками, или скорее туманом, на дворе было тепло и так тихо, что слышался говор отдаленных переулков, где засыпала, с быстронаставшими сумерками, наморившаяся за день деревня. Гости и хозяин засиделись долго у столика, накрытого белой скатертью и уставленного скромным угощением сельского священника.
- Что у вас такая маленькая церковь? - спросил Кириллов - точно вросла в землю и даже будто покачнулась.
- Древний храм, очень древний, - отвечал священник - еще при моем прадеде лажена, а при деде достроена… Мхом поросла, и колокольня точно как бы наклонилась маленько, но еще держится.
- Что же, мало средств, нечем обновить?
- Народ здесь смирный, свободный, как воздух, - ну, и не тем занят. А церковь древняя и строили ее древние, благочестивые люди…
Поговорили еще гости, поблагодарили хозяина за хлеб-соль и, распорядясь насчет дальнейшего с утром пути, ушли спать. Комната, где им предложили ночлег, выходила окнами на площадь. Священник лег в чистой приемной, смежной с этой комнатой.
Боясь простудиться, Кириллов лег, не открыв окна, и потому от духоты долго не мог заснуть.
Постель священника, на которой он расположился спать, была у стены против окон; секретарь лег на диванчик у двери. Свечу погасили и смолкли. Затих по соседству и священник. На дворе еще более стемнело.
Так лежал, ворочаясь и думая о разных разностях, Кириллов час или более того. Обернувшись на постели к окну, он стал всматриваться в очерк церкви, неясно рисовавшейся в сумерках.
Ему показалось, что церковь слабо освещена…
"Вероятно, небо окончательно очистилось, и взошел месяц за нашим домом, - подумал Кириллов - лунные лучи и отражаются в церковных окнахъ".
Кириллов приподнялся на постели, вгляделся пристальнее. "Нет, это не лунные лучи! - сказал он себе: - все окна подряд, но освещены только три левые, в главной части церкви, а правые, в приделе, под колокольней, темны, - значить, церковь освещена изнутри".
Чем более всматривался Кириллов, тем явственнее стал различать красноватый, мерцающий блеск, отличный от бледных лунных лучей.
"Свеча! - подумал он - в церкви зажжена свеча! Либо там воры, либо покойник… Но какая неосторожность - ставить на ночь у гроба, в такой ветхой церкви, свечу!"
- Батюшка, а батюшка! - сказал Кириллов, помнивший, что священник шевелился в соседней комнате, несколько минут назад. Оклик пришлось повторить.
- А? Что прикажете? - отозвался из-за двери проснувшийся хозяин.
- У вас, батюшка, светится в церкви.
- Извините, там темно, и ключи у меня.
- Да отчего же светится? Не забыли-ль погасить какую свечку у образов? Была сегодня вечерня?
- Не было.
- Так не стоит ли там покойник? - спросил Кириллов.
Священник повозился по полу ногами, очевидно, отыскивая башмаки. Через минуту он появился, в халате, на пороге.
- Где светится? - спросил он, глядя в окно - вот странно, в церкви действительно покойник… его вынесли за час до вашего к нам прибытия… но только никто у образов, а тем паче у гроба, не зажигал свечи.
- Угодно-ли, пойдем, стоит посмотреть, - сказал Кириллов, любопытствуя узнать, что это за странность.
Священник нехотя достал из-под подушки ключи. Разбудили секретаря. Тот, узнавши, в чем дело, в особенности засуетился. "Чудеса, чудеса!" - шептал он: - "покойник… и светится".
Гости и священник вышли на площадь. Три окна, явственно и без всякого сомнения были изнутри слабо освещены. Но едва любопытствующие стали подходить к церкви, свет внезапно погас.
- Нам это показалось, - заметил священник: - никакого огня в церкви быть не может. Даром только, сударь, потревожились… помилуйте, у нас очень строго насчет огня.
Кириллов уж повернул к дому. Ему хотелось спать.
- Нет, ваше превосходительство, - засуетился секретарь: - так этого оставлять бы не следовало… осмотрим церковь…
Делать нечего. Священник, гремя ключами, отпер церковную дверь. У секретаря нашлись спички. Зажгли стоявший в приделе, у порога, фонарь и вошли в храм.
Церковь, как все сельские церкви: чистая, уютная. Пахнет ладаном. Посредине, перед алтарем, стоял гроб с покойником, каким-то молодым, суровым и красивым работником. Непокрытое лицо глядело спокойно, точно умерший заснул.
- Горячка-с… - вскользь сказал священник, идя к алтарю.
Кириллов и секретарь с ним осмотрели алтарь, шкаф с ризами, поднимали покров алтаря, покров, накинутый на гроб, все углы главного и входного церковных отделений и даже приподнимали покров над небольшим аналоем, стоявшим у гроба.
Священник тем внимательнее осматривал церковь, что ему казалось всего правдоподобнее, как он потом говорил, искать, не притаился ли где вор.
Еще потолковали, еще осмотрели церковь, подняв выше фонарь, - возвратились и снова легли спать.
Решась более не думать о виденном свете. Кириллов обернулся к стене, но еще мельком взглянул с постели на церковь, и на этот раз ее окна были темны.
Прошло с час или более. Кириллов хорошо помнил, что он спал и, как ему казалось, спали и другие. "Этакая чепуха иной раз пойдет в голову, - думал Кириллов во сне: - да не одному, а всем троим; трое видели свет в запертой церкви и, не пойди туда, сами не осмотри, на всю жизнь осталась бы легенда о заколдованной свече"…