V. ОСОБНЯК ОТМАНОВ
Те, кто видел особняк Отманов десять лет назад, еще при жизни старухи матери, с трудом узнали бы теперь красивый дом знаменитых банкиров, один из самых старинных в Маре, с его мавританской башенкой, возвышавшейся на углу улицы Паве, с прихотливым извилистым орнаментом высоких стен, с окнами разного размера, увенчанными фронтонами, с гирляндами вокруг слуховых окошек под высокой кровлей. В прежние годы этот особняк, превращенный, подобно многим старинным зданиям, в коммерческое учреждение, был полон жизни, деловой суеты, под широкие ворота то и дело въезжали в огромный двор и выезжали обратно крытые фургоны, доставлявшие товар из плавильных заводов Пти-Пора в парижский банкирский дом Отманов. В глубине двора, на широком каменном крыльце, стоял, заложив перо за ухо, старый Беккер, брат вдовы Отман, и отмечал в конторской книге свинцовые ящики со слитками золота - в те годы Отманы вели торговлю золотом на вес и поставляли его всем французским ювелирам, - между тем как в обширной зале нижнего этажа, расписанной сценами из мифологии, фигурами в облаках, за высокой, точно кафедра, конторкой восседала сама старуха Отман, затянутая в рюмочку, в шляпке и длинных перчатках, поставив рядом с собой клетку с любимым попугаем. Внимательно наблюдая сверху за окошечками касс, за весами для взвешивания слитков, она время от времени кричала кому-нибудь из служащих своим резким, пронзительным голосом, заглушая звон золотых монет и говор клиентов:
- Моисеи! Проверь свой счет, у тебя десять сантиграммов лишних.
Но после смерти вдовы все здесь изменилось, исчезли даже висевшие по обе стороны от входных дверей черные мраморные дощечки с надписью золотыми буквами: "Торговый дом Отман, основанный в 1804 году" и "Продажа и покупка золота на вес". Теперь фирма производит только банковские операции и, ворочая огромными капиталами, обходится без золотых слитков в свинцовых ящиках, а по пустынному мощеному двору вместо тяжелых фургонов лишь изредка проезжает со стуком карета Жанны Отман. Войдя утром в ворота особняка, чтобы отдать заказчице свои переводы, Элина была поражена торжественной тишиной старого здания.
Ее встретил привратник в длинном сюртуке с белым галстуком, похожий на церковного сторожа. Когда, пройдя через левый подъезд, она начала подниматься по старинной каменной лестнице с неровными изгибами маршей, с узкими, точно в соборе, оконцами в нишах, и когда звук колокольчика, возвестивший о ее приходе, отдался громким эхом в гулкой пустоте тихих, безлюдных покоев, девушку охватило неизъяснимое волнение.
Вышедшая ей навстречу Анна де Бейль, сверля ее своими злыми глазками из-под густых нависших бровей, объявила грубым голосом, что председательница примет ее немного погодя.
- Вы принесли переводы? Давайте сюда.
И она скрылась за дверью между высокими простенками, когда-то покрытыми росписью, но теперь замазанными однотонной темной краской, более подходившей к мрачной обстановке приемной залы.
В ожидании Элина присела на одну из деревянных скамеек, вроде церковных, расставленных рядами вдоль стен и в глубине залы, вокруг фисгармонии, покрытой саржевым чехлом, но окна с цветными витражами пропускали такой тусклый свет, что девушка не могла как следует рассмотреть этой странной приемной и прочесть надписи на стенных панелях, где некогда порхали амуры; разбрасывая гирлянды роз, где танцевали Флоры и Помоны среди цветов и зелени.
Из соседней комнаты доносились жалобы, рыдания, сердитые, приглушенные голоса. Расстроенная этими звуками, Элина отодвинулась на дальний конец скамьи, но ее движение разбудило кого-то в тихой, пустой зале, и чей-то голос резко закричал у нее над ухом:
- Моисей!.. Моисей! Проверь свой счет!
В эту минуту дверь отворилась, и в луче света, проникшем из соседней комнаты, девушка увидела старого попугая в большой клетке, облезлого, с выцветшими перьями и лысой головкой, который всем своим видом подтверждал легенды о долголетии этих птиц.
- Председательница ожидает вас, мадемуазель, - сказала, пройдя мимо, Анна де Бейль, которая провожала до дверей какую-то высокую, бледную посетительницу со страдальческим выражением лица и красными заплаканными глазами, в дорожной шляпке с вуалью. Заметив попугая, который испуганно шарахнулся в угол клетки, старуха злобно накинулась на него:
- А, ты еще здесь, нечестивая тварь!
И она унесла клетку, яростно раскачивая ее на ходу, так что вода пролилась, а зерна в кормушке рассыпались. Несчастный попугай скрипучим, старческим голосом упрямо продолжал кричать во все горло:
- Моисей!.. Моисей! Проверь свой счет!
Девушка вошла в просторный кабинет со строгой канцелярской мебелью, где за письменным столом сидела г-жа Отман; ее лицо с узким выпуклым лбом под гладко причесанными черными волосами, с тонким носом и сжатыми губами поразило Элину.
- Садитесь, дитя мое.
Голос у г-жи Отман был так же холоден, как цвет ее лица - бледного лица увядающей тридцатипятилетней женщины; ее стройная фигура была затянута не без кокетства в гладкое платье с монашеской пелеринкой такого же темного цвета и такого же покроя, как и у Анны де Бейль, но из более дорогого сукна. Выпрямившись в кресле, она неторопливо писала ровным почерком, запечатывала письма, звонила в колокольчик и передавала вошедшему слуге пачку конвертов, коротко указывая повелительным тоном: "В Лондон… В Женеву… В Цюрих… В Пор-Совер", - точно отправляла деловую корреспонденцию из торгового дома. Потом, словно утомившись, г-жа Отман откинулась на спинку жесткого кресла и, скрестив руки на пелеринке, с любезной улыбкой обратила на Элину холодные глаза, светившиеся синеватым блеском льдин.
- Так вот она какая, эта маленькая волшебница! - протянула она и начала расхваливать переводы, которые уже успела просмотреть. Никогда еще ее сочинения не были поняты так верно и переведены с такой точностью. Она выразила надежду, что Элина часто будет работать по ее заказу.
- Кстати, надо вам заплатить.
Жена банкира взяла перо и быстро, с ловкостью опытного счетовода, подсчитала сумму на уголке папки. Шестьсот текстов по пятнадцать сантимов. Столько-то за немецкий перевод… Столько-то за английский. Потом, вручив Элине чек, объяснила, что его оплатят внизу, в кассе. Девушка собралась уходить, но хозяйка, снова усадив гостью, заговорила с ней о ее матери, которую знавала в юности, в пансионе г-жи де Бурлон, и о внезапной, скоропостижной кончине бедной бабушки.
- Скажите мне по крайней мере, - спросила она Элину, глядя ей прямо в лицо проницательными свет лыми глазами, - успела ли она познать господа перед смертью?
Лина пришла в замешательство, так как не умела лгать, тем более, что председательнице как будто была известна вся их жизнь до мельчайших подробностей. Что же, бабушка и вправду не соблюдала обрядов. Особенно в последние годы, то ли из равнодушия к религии, то ли из суеверного страха, она никогда не говорила о боге, она всецело поглощена была земными заботами до самого конца своей угасавшей жизни. Потом наступила внезапная, скоропостижная смерть, и, когда пришел пастор, все уже было кончено; покойницу обрядили, похолодевшее тело прикрыли белой простыней… Нет, по совести нельзя утверждать, что бабушка познала господа перед смертью.
- О бедная душа, лишенная божьей благодати! - воскликнула г-жа Отман изменившимся голосом, вскочив с места и молитвенно сложив руки. - Где ты теперь, бедная, нераскаянная душа? - взывала она в порыве ораторского вдохновения. - Как жестоко ты страдаешь, как проклинаешь тех, кто оставил тебя без помощи, без духовного напутствия!..
Она продолжала проповедовать, но Лина уже не слушала ее - расстроенная, со стесненным сердцем, с глазами, полными слез, она думала о том, что несчастная бабушка страдает на том свете по ее вине. Под спокойной внешностью Элины Эпсен таилась впечатлительная душа, душа сентиментальной, склонной к мистицизму женщины северных стран. "Бабушка страдает…" Сердце ее дрогнуло, и, не в силах сдержаться, она горько разрыдалась, ее нежное, детски округлое лицо распухло от слез.
- Полно, полно!.. Успокойтесь! - утешала ее г-жа Отман, подойдя ближе и взяв ее за руку. Пастор Бирк говорил ей, что Элина - девушка добродетельная и слывет истинной христианкой, но господь требует большего рвения, особенно от нее, раз она окружена людьми, равнодушными к религии. Элина обязана обратить их к богу, должна укрепить веру в самой себе, веру возвышенную, щедрую, охраняющую от зла, подобную могучему дереву, на ветвях которого гнездятся птицы небесные. Как этого достичь? Искать духовного общения с людьми истинно верующими, с теми, кто собирается вместе во имя Христа.
- Приходите ко мне почаще, либо сюда, либо в Пор - Совер, - продолжала председательница, - я всегда буду рада с вами побеседовать. В Париже у нас нередко бывают молитвенные собрания. Одна из моих работниц, - она произнесла это слово с ударением, - та, которую вы только что здесь видели, скоро будет публично исповедовать свою веру. Приходите непременно, ее призыв воодушевит вас, воспламенит ваше рвение… А теперь прощайте, я занята, время не ждет. - Г-жа Отман сделала жест рукой, как бы благословляя ее на прощанье. - А главное, не плачьте… Поручаю вас тому, кто прощает грехи и несет спасение!
Председательница говорила таким уверенным тоном, будто спаситель ни в чем не может ей отказать.