- Вот так я люблю путешествовать! Приедешь куда-нибудь, и все как будто у себя дома: удобства те же и люди знакомые, - говорил он, чокаясь с Эмилем, который заменил его обычного сотрапезника, Жапплу. - И не заикайтесь при мне о дальних путешествиях в почтовой карете или на корабле. Не так-то весело одному рыскать по свету в поисках счастья. Нет, это не для меня! Приятно наслаждаться тем немногим, что у тебя есть, проезжая по чудесной местности, где ты знаешь всех прохожих, все дома, все деревья, даже все выбоины. Ну разве, в самом деле, я здесь не как у себя дома? Если бы с нами за столом сидели еще Жан и Жанилла, мне казалось бы, что я не выезжал из Шатобрена, да и так тоже, раз со мной моя дочка и один из лучших друзей; а затем со мной мой пес и даже господин Шарассон - он-то, я знаю, чувствует себя королем! Во-первых, видит свет, а во-вторых, принят в гостинице по заслугам.
- Вам легко так говорить, сударь, - вмешался Шарассон, который и не думал прислуживать за столом, а уселся у камина. - Хороша гостиница - приходится вместе с собаками спать.
- Для такого шалопая, как ты, и это большая честь! - отрезал господин Антуан, возвышая голос. - Скажи спасибо, что тебя не посылают спать с курами на насесте. Черт побери! Вот еще неженка! Соломы сколько угодно: и спать хорошо, и с голоду не умрешь.
- Простите, сударь, но здесь не настоящая солома, а сено, а от запаха сена у меня болит голова.
- Коли так, ты ляжешь прямо на полу подле моей постели: это отучит тебя роптать. Ты сутулишься, словно горбатый. Поспать на ровных досках будет тебе только на пользу. Приготовь же мне постель и расстели попону для Разбойника.
Эмиля подмывало узнать, приведет ли господин Шатобрен свою угрозу в исполнение, и, когда Жильберта удалилась в отведенную ей комнату, молодой человек последовал за господином Антуаном посмотреть, как он будет уговаривать своего "пажа" примириться с соломой.
Антуан развлекался, заставляя Сильвена прислуживать себе как знатному господину.
- Ну-ка, - говорил он, - стащи с меня сапоги, подай фуляровый платок, потуши свечу! Ложись на полу, и горе тебе, если вздумаешь храпеть! Спокойной ночи, Эмиль! Вам будет лучше без этого негодника, он, чего доброго, помешает вам отдохнуть. Он будет спать на полу в наказание за свои вздорные жалобы.
Часа через два Эмиль проснулся, почувствовав, как кто-то тяжело повалился рядом с ним на солому.
- Ничего, ничего, это я, - сказал господин Антуан. - Не беспокойтесь! Я улегся было с Сильвеном, но его благородие заявил, что у него в ногах судороги, и так меня забрыкал, что я убрался подобру-поздорову. Пусть спит на кровати, если уж ему так хочется! А мне здесь гораздо удобнее.
Таково было суровое наказание, которое понес во Фресселине "паж" господина де Шатобрен.
XXII
Заговор
Покинем на время Эмиля, который, позабыв о свидании, назначенном ему Жаниллой, носится по горам и долам с предметом своих воздыханий. Перенесемся на фабрику Кардонне и проследим нить событий, переплетающихся в судьбе Эмиля.
Господин Кардонне начал не на шутку тревожиться частыми отлучками сына; он решил, что настало время понаблюдать за ним и направить его на верный путь.
"Эмиль, кажется, начинает забывать о своем социализме, - рассуждал господин Кардонне. - Теперь самое время для него взяться за какое-нибудь полезное дело. Уговоры бессильны против ума, склонного к вздорным возражениям. Надеюсь, Эмилю прискучил его любимый "конек", не будем же напоминать о нем и подумаем, как бы заменить теории практическим делом. В юношеском возрасте обычно руководятся чувствами, а не идеями, хотя надменно утверждают обратное. Впряжем-ка его для начала в повседневную работу, пускай он войдет в мои дела, хотя бы даже и против воли. Эмиль слишком трудолюбив и умен, чтобы работать плохо! Мало-помалу любое занятие, какое я ему выберу, станет для него потребностью. Разве не таким он был всегда? Разве не изучал он право, питая к нему отвращение? Ну что ж, пусть продолжает изучать право, как бы ненавистно оно ему ни было, пусть даже время от времени вспоминает свои заблуждения, столь беспокоившие меня прежде. Надеюсь, с него слетит весь этот проповеднический пыл новомодных школ, и для этого не потребуется ни слишком большого срока, ни слишком искусной кокетки".
Но каникулы были в самом разгаре, и господин Кардонне не мог немедленно отослать Эмиля в Пуатье. К тому же он возлагал немалые надежды на пребывание сына в Гаржилесе, ибо Эмиль теперь весьма старательно выполнял работы, поручаемые ему время от времени отцом, и, казалось, забыл о высокой цели, какую так яростно отстаивал еще совсем недавно. Всякое дело, за которое брался Эмиль, он выполнял превосходно, и господин Кардонне льстил себя надеждой, что ему удастся в любой момент излечить сына от любви и в то же время держать его в повиновении, направляя на благо его способности, которые уже стали приносить свои плоды.
Госпожа Кардонне, разумеется, и не собиралась обращать внимание мужа на постоянное отсутствие Эмиля. Если бы она могла знать, какое счастье вкушал ее сын во время этих отлучек, и проникнуть в тайну этого счастья, она всячески помогала бы ему избегнуть подозрений, она стала бы его сообщницей, не слишком благоразумной, но зато нежной и преданной. Ей же казалось, что холодный и насмешливый тон, каким часто разговаривал с сыном ее муж, был единственной причиной, гнавшей Эмиля из родительского дома, и, обвиняя в душе своего повелителя, она горько сетовала, что так мало наслаждается обществом сына. Когда Галюше явился с сообщением, что Эмиль вернется только завтра, а то и послезавтра к вечеру, она не могла удержать слез и сказала вполголоса:
- Теперь он уж и не ночует дома! Он не хочет быть с нами. Значит, ему у нас очень плохо!
- Действительно достойный повод для слез, - заметил господин Кардонне, пожимая плечами, - Разве ваш сын юная девица? Нечего пугаться, что он проведет ночь вне дома. Если вы уже сейчас жалуетесь, то что же будет потом: это ведь только начало маленьких шалостей, вполне позволительных для молодого человека его возраста. - Констан, - обратился он к секретарю, оставшись с ним наедине, - что это за люди, в обществе которых вы встретили господина Эмиля?
- Ах, сударь, - ответил господин Галюше, - общество самое приятное. Во-первых, граф де Шатобрен, а, как известно, господин Антуан первый весельчак, человек жизнерадостный, очень обходительный в обращении. А его дочь - роскошная девица! Прекрасно сложена, да и личико прехорошенькое.
- Я вижу, вы, Галюше, знаток и с одного взгляда рассмотрели все прелести этой особы.
- Еще бы, сударь! Глаза на то и даны, чтобы ими пользоваться, - сказал господин Галюше, громко захохотав от удовольствия, ибо хозяин редко оказывал ему честь говорить с ним на темы, выходящие за пределы его обязанностей.
- И, конечно, именно с господами Шатобрен мой сын пустился в свою романтическую прогулку?
- Полагаю, что так, сударь. Я видел издали, как он ехал верхом рядом с ними.
- Бывали вы когда-нибудь в Шатобрене, Галюше?
- Да, сударь, как-то был в отсутствие хозяев, но знай я, что встречу там только их старую служанку, поверьте, не сделал бы этой глупости.
- Почему же?
- Потому что при них я осмотрел бы замок бесплатно, а старая ведьма, пройдясь со мной по этой трущобе, потребовала с меня, сударь, целых пятьдесят сантимов за свою любезность! Стыдно обирать людей, показывая им этакие развалины!
- Полагаю, что старый Антуан многое привел в порядок с тех пор, как я у него был?
- Какое там, сударь! Курам на смех! Восстановили только один угол величиной, извините, с ладонь; у них не хватило денег даже на то, чтобы оклеить комнаты обоями. Сам Шатобрен живет куда хуже, чем я у вас. Ну и убого же у них! Кучи камня во дворе, того и гляди, ноги поломаешь, кругом крапива, терновник! Может быть, помните главную арку - она напоминает вход в Венсенский замок и была бы довольно красива, если бы ее хорошенько покрасить, - так в ней ворот не хватает. Да и все остальное не лучше! Ни одной целой стены, ни одной прочной лестницы, щели такие, что человек может в них спрятаться. А плющ, плющ!.. Никто его не вырывает, - а чего, казалось бы, проще. В комнатах ни полов, ни потолков! Право, тамошние жители - истинные гасконцы, они бахвалятся своими старыми замками, гоняют вас по затерянным дорожкам и показывают - что бы вы думали? - кучу обломков да чертополох! По правде говоря, Крозан - это ведь одно надувательство, а Шатобрен стоит не больше Крозана!
- Значит, вы не очарованы и Крозаном? Но готов биться об заклад, что моему сыну там очень нравится…
- Еще бы господину Эмилю там не понравилось! Разве плохо прогуляться под руку с такой статной девицей. На его месте я тоже не слишком бы жаловался на Крозан. Я - другое дело: я надеялся наловить форели, а не поймал даже пескаря и, понятно, не очень доволен прогулкой; тем более что двадцать лье туда и столько же обратно - вот вам и сорок лье пешком!
- Вы устали, Галюше?
- Да, сударь, очень устал, а главное, очень раздосадован. Больше меня в эти мавританско-королевские крепости не заманишь!
И, вспомнив свою удачную утреннюю шутку, Галюше, язвительно усмехаясь, не без удовольствия повторил:
- Хороши были, должно быть, эти короли! Поручусь, что они ходили в деревянных башмаках и ели руками.
- Вы сегодня очень остроумны, Галюше, - заметил господин Кардонне, не удостаивая его, впрочем, улыбкой. - Вы поступили бы еще остроумнее, раз уж вы так увлечены, если бы нашли какой-нибудь предлог, чтобы время от времени являться с визитом к господину де Шатобрен.