Чтение романов М. Езерского даст много и тем, кто знает о древнем мире не понаслышке, ибо художественный ракурс всегда открывает что-нибудь новое и неожиданное. Для большинства же читателей вступление в этот мир по следам писателя будет далеко не легким. Наверняка будут жалобы на загромождение произведений иностранными словами. А между тем замена этих слов русскими словами (или вошедшими в русский язык словами новых языков) может привести к курьезам и, в лучшем случае, к неточности. Чтобы было ясно, о чем идет речь, приведем несколько примеров. Русские переводчики XVIII и начала XIX вв., будучи строгими противниками засорения родного языка иностранщиной, встречая в латинских текстах слово "ростры", переводили его как "лобное место", видимо, исходя из того, что ростры занимали на римском форуме то же центральное место, что и лобное место на Красной площади, и с него обращались к народу. Однако "ростры" элемент демократии, с ним связывались политические споры, с лобного же места объявляли волю царей, на них или возле них рубили головы. Поэтому "ростры" стали переводить французским словом латинского происхождения - трибуна, ораторская трибуна. Но это слово не передает внешнего вида римских "трибун" - ведь они получили свое название по укрепленным на возвышении для ораторов носам кораблей, рострам, трофеям римских побед. Так, в конце концов, слово "ростры" вошло в словарь русского языка с множеством других латинских слов: "гладиаторы" (не предлагавшиеся "мечники"), "патриции" (не "вельможи"), "цирк" (не "игралищный круг"), "колонии" (не "селения"), "педагог" (не "дядька"), "наварх" (не "адмирал"), "портики" (не "переходы"), "проскрипция" (не "ссылка"), "понтифики" (не "волхвы"), "курия" (не "ратуша") и др.
Таким образом, мы не вправе винить писателя в нагромождении иностранных терминов, а если кому-нибудь эти слова трудны для понимания, то это дефект образования, не только личного, но и общественного. С уничтожением классического образования в школах, при том ничтожном минимуме знаний по древней истории, который дается школьникам пятого класса, студент, не говоря уже о других категориях читателей, открывая роман М. Езерского, попадает в темный лес.
Но, если это так, мы должны быть благодарны М. Езерскому за то, что он дает возможность тем, кто относится к чтению исторических романов не только как к времяпровождению, расширить культурный и исторический кругозор.
В древности много рассуждали о пользе написания исторических трудов и пришли к выводу, что знание истории помогает последующим поколениям избежать ошибок, допущенных предшествующими. Но опыт показывает, что каждое человеческое поколение начинает с нуля и, согласно древней поговорке, каждый раз спотыкается о тот же камень. Зачем же тогда историческое знание, если нам остается при взгляде на течение исторических событий повторять вслед за героем Лессинга Натаном Мудрым: "Все это уже было"?
Однако знание истории все же имеет смысл, ибо где его нет, господствуют мифы. Мифы нового времени о древних культурах очень устойчивы и далеко не безвредны. С именем "Афины" ходячий миф связывает демократию и свободу, с именем "Рим" - порядок и законность, едва ли не правовое государство. Но кто, как не Афины в лице великого мыслителя Платона сформулировали теорию тоталитарного государства! А что такое римская законность, мы можем судить по романам М. Езерского.
Мы начали наше предисловие со стихов Горация. Уместно будет привести другие его строки из того же стихотворения о гражданских войнах, снабдив их кратким комментарием:
Решения лучшего нет, чем то, что приняли фокейцы,
Город покинув, богами проклятый…
Все, в ком доблесть жива, не слушая женских стенаний,
Плывите мимо берегов Этрурии…
Манит нас всех Океан, омывающий мир населенный,
Отыщем острова Блаженные…
Острова Блаженных, равно, как помещенная с ними рядом платоновская Атлантида, которую и поныне отыскивают дилетанты в истории - древний миф древности, предлагающий несуществующий выход в безвыходном положении. Золотой век на заре человеческой истории, постулированный многими мыслителями от Гесиода до Руссо, такой же социальный миф, но экологическая реальность. Тоталитарное государство будущего, сконструированное Платоном, к сожалению, не миф.
Доктор исторических наук НЕМИРОВСКИЙ А. И.
Пролог
Третья Пуническая война кончилась полным разгромом неприятеля. На месте разрушенного Карфагена плуг римского жреца взрыл последнюю борозду, и тотчас же вспаханную землю засеяли солью и предали вечному проклятью.
Римские легионы, выстроившись, не сводили глаз с огромного пустыря, где совсем недавно шумел богатый торговый город, грозный соперник Рима, краса финикийских гаваней.
Победоносный полководец Публий Корнелий Сципион Эмилиан Младший, окруженный сподвижниками, выехал верхом на середину поля и произнес речь, поздравляя воинов с окончанием Ливийского похода. Он объявил, что легионеры, вернувшись в Италию, получат заслуженный отдых и награду, и, повернув коня, отъехал к преторию. Легионы прокричали громогласным хором благодарность вождю и сенату и стали расходиться.
Знойное африканское небо казалось добела раскаленным, и жаркое, как полыхающая печь, солнце чудовищным глазом разъяренного киклопа висело над потрескавшейся землей и сухими песками, которые вздымал морской ветерок. Потные люди побежали в тень палаток и к морю, чтобы на ветру окунуться в соленую воду.
В одной из палаток сидели два старых легионера, тихо беседуя:
- Не радует меня отдых, - говорил широкоплечий воин с темно-багровым лицом, исполосованным в боях, - приехали земляки из Арпина, говорят: "Жить тяжело, нобили разоряют пахарей, отбирают за долги земли…"
- Басни, Тит, басни!..
- Клянусь Марсом, земляки говорят, что в виллах работают только рабы, а свободнорожденных не берут. Куда же нам идти? В город? А что там делать? Ремеслом заняться? Эх, трудно отвыкать от земли! Молчишь, Марий?
- Теперь возделывать хлеб невыгодно. Разве не знаешь, что привозный - египетский и сицилийский - дешевле нашего? На виллах разводят виноград, сажают оливки: поняли, видно, что это - прибыльнее.
- Что же ты спорил? - удивился Тит.
- Нет, я не спорил. Я думал так: возвращусь на родину, - для себя буду сеять хлеб, а виноград и оливки пойдут на рынок.
Тит засмеялся:
- Эх ты, чудак! Вспомни, что говорил Маний: и ты, и я, и он, - все мы разорены, и нам теперь не подняться.
Марий прищурился:
- У Мания язык вертится, как спица в колесе.
- Он сказал, - продолжал Тит, - что твоя жена продает утварь.
Нахмурившись, Марий молчал. Не дождавшись ответа, Тит встал и вышел из палатки.
Земляки из Арпина, приплывшие в Африку, были их соседями, и Тит хотел расспросить подробнее б жизни разоряющихся земледельцев.
Их было человек восемь - все в заплатанных туниках, в грубой, самодельной обуви из воловьей шкуры, в накинутых на плечи плащах. Они полулежали в палатке, переругиваясь.
- Молчи, чтобы гром тебя поразил! - крикнул человек с бронзовым лицом и быстрыми черными глазами. - Слыхали?
- Голодны мы, с утра не ели, а ты - слыхали! - ответил седой бородач со впалыми щеками.
- Опоздали в легион, понял? Воины поедут на отдых…
- На отдых? Ха-ха-ха… На какой отдых? Они разорены. Ни крова, ни пожитков. Слышишь, Маний? Видно, женам и дочерям идти в Субурру.
- Молчи, бородатый Тифон!
В это время в палатку вошел Тит, и спор прекратился.
- Садись, садись, - заторопился Маний, подстилая свой плащ. - Что один? А где Марий?
- Марий упрям. Он поверит, когда увидит.
- А мы спорили с Аэцием, - он свое да свое…
- О чем? - спросил Тит, повернувшись к Аэцию, которого уважал, как и все соседи, за помощь по хозяйству и за отливку разных вещей из бронзы и меди.
- Что, Камилл, - не ответив, обратился тот к младшему сыну, почти юноше, который сидел в стороне, - видно, в батраки нам идти…
- В батраки, батраки! - крикнул Маний. - А кто возьмет?
- Что же нам делать? - задумался Аэций.
- Требовать земли, - твердо сказал Тит, - пусть народные трибуны подумают о бедняках…
Марий лежал в глубине своей палатки, и сомнения не давяли ему покоя: если земли больше нет, если жена все распродала то как жить дальше? Если бы республика помогла, он поправил бы свои дела и поборолся бы еще с нобилями.
На другой день легионы отплывали в Италию на карфагенских судах, захваченных победителями на римских триремах и квадриремах. Гребцы пели хвалебные гимны в честь Сципиона Эмилиана, величая его Африканским, превознося его подвиги, храбрость, честь.
Марий, Тит, Маний и Аэций, подпевая, смотрели на пустынные берега Африки, на спокойное море, солнечно-лазурное, на небеса, радующие глаза, и забывали о трудностях предстоящей жизни. А когда, после нескольких дней пути, они увидели зеленые берега Италии, леса и рощи, деревеньки и виллы, когда услышали медью звенящую римскую речь, они воздели руки к небесам и воскликнули:
- Хвала богам за счастливое возвращение к ларам! Пошлите нам, боги, мир и благополучие на родине!..