Если бы все было хорошо, Сюзанна, как и положено девушке ее круга, вышла бы замуж и подарила свои таланты и красоту мужу. Однако туманные махинации банка "Лионский кредит" повлекли за собой самоубийство отца, служившего в этом банке, и Сюзанна, оставшись с больной матерью и братом-школьником, похожим на карлика в смокинге, вынуждена была сама зарабатывать на жизнь. Только тогда частые комплименты ее сценическим талантам стали что-то значить для Сюзанны и еще больше - для ее матери.
Вакантных мест в "Комеди Франсез" не оказалось. Сюзанну записали и попросили подождать, а пока она ждала, ее взяли в "Фоли-Бержер", где ее голос, грация, а главное, ее высокая, идеальной формы грудь были немедленно замечены и оценены по достоинству. Болезнь, превратившаяся в основное и единственное занятие ее матери, и бесконечная учеба брата, прерванная только роковой мотоциклетной аварией, заставили Сюзанну пожертвовать химерами искусства и большой сцены ради твердого заработка в "Фоли".
Много лет она украшала сцену "Фоли-Бержер", и не только в шеренге длинноногих раздетых танцовщиц. Она и пела, и декламировала. После двадцати лет прогрессировавшей болезни ее мать умерла. Врачи, правда, не нашли ни единого признака того недуга, на который она всю жизнь жаловалась. Сюзанна к этому времени из танцовщиц перешла в балетмейстеры.
Но она очень, очень устала. Ее грудь по-прежнему была высокой, а вот ступни стали плоскими. Жизнь она уже прожила - относительно добродетельную, как и большинство француженок. Молодые американцы мужского пола часто испытывают разочарование, узнав, что у французов довольно строгая - по меркам американского провинциального клуба - мораль.
Сюзанна хотела дать отдых ногам. Потому и отказалась от мирской жизни, о которой знала, пожалуй, чересчур много, и после послушничества приняла постриг под именем сестры Гиацинты, чтобы спокойно, а главное, сидя поразмышлять о жизни.
Удивительное спокойствие и набожность сестры Гиацинты превратили ее в украшение ордена, а специфический опыт и прошлое сделали ее на редкость терпимой и полезной собеседницей для молодых сестер с их проблемами.
Все годы в обеих своих жизнях она поддерживала контакт со старой школьной подругой Мари. Даже между визитами друг к другу они продолжали обмениваться длинными скучными письмами, заполненными жалобами на жизнь и кулинарными рецептами. Мари по-прежнему восхищалась своей талантливой подругой, которая ныне сподобилась святости. Так что Мари, само собой, решила обратиться к ней за советом по поводу камеры.
В маленькой, уютной монастырской приемной Мари сказала:
- Я просто не знаю, что и делать. Месье - образец благоразумия почти во всем. Но как только дело доходит до этих несчастных звезд, наши деньги тают на глазах.
Сестра Гиацинта усмехнулась и вежливо спросила:
- Почему бы тебе не поколотить месье?
- Что-что?.. A-а, ты шутишь. Уверяю тебя, это очень серьезно. Бондарная в Осере…
- Мари, у вас на столе есть еда? За квартиру вы платите исправно? Вам не отключают электричество?
- Это вопрос принципа. Это прецедент, - обиженно возразила Мари.
- Дорогая, - сказала монахиня, - ты приехала ко мне за советом или пожаловаться?
- Конечно за советом. Я никогда не жалуюсь.
- Конечно нет, - согласилась сестра Гиацинта и добавила: - Многие приходят за советом, хотя мало кто в советах нуждается и вообще никто им не следует. Но один совет я тебе дать могу.
- Буду очень благодарна, - отозвалась Мари холодно.
- В своей жизни я встречала много мужчин. И могу сказать кое-что о них в целом. Первое: мужчины как дети. Иногда - испорченные дети.
- Полностью с тобой согласна.
- Если они все-таки вырастают - от них никакого проку, мужчины всегда либо дети, либо старики. Но в их детской безответственности и сумасбродстве иногда сквозит величие. Пойми: мне хорошо известно, что большинство женщин умнее мужчин, но женщины смотрят на вещи трезво - и очень редко достигают величия. Иногда я скучаю по своему прошлому. Я привыкла к несуразности и глупости мужчин. Это так разнообразило жизнь.
- Он открыл комету, - сказала Мари, - Академия вынесла ему благодарность. Но камера… это уж слишком.
- Скажи, тебе в самом деле нужен совет?
- Конечно.
- Тогда скажи ему, чтобы он купил камеру. Настаивай на этом.
- Но ведь я была против. Он перестанет меня уважать. Я потеряю лицо!
- Наоборот, - возразила сестра Гиацинта. - Если ты будешь настаивать, он сам не захочет расставаться с деньгами. И наверняка, вместо того, чтобы воевать с тобой, взглянет на вещи трезво. Мужчины - странные существа.
- Я привезла тебе носовые платки, - сказала Мари.
- Какая прелесть! Мари, у тебя золотые руки! А какие нужно иметь глаза, чтобы вышить такой узор!
- У меня всегда было хорошее зрение, - ответила Мари.
Когда мадам вернулась в дом номер один по авеню де Мариньи, она обнаружила, что большие двойные двери гостиной распахнуты настежь, а муж ковыряется маленькими блестящими инструментами в своем телескопе.
- Я все обдумала, - сказала мадам, - и мне кажется, ты должен купить камеру.
- Что-о? - переспросил месье.
- А почему бы и нет? Тогда тебя наверняка изберут в Академию.
- Ты очень добра, - сказал месье. - Но я тоже все обдумал и решил. Прежде всего - самое необходимое. Пока я обойдусь тем, что у меня есть.
- Умоляю тебя.
- Нет, - ответил он.
- Я приказываю!
- Дорогая, не забывай, кто глава семьи. Мы не в Америке. Не хватало еще, чтобы куры кукарекали.
- Прости, - сказала Мари.
- Пустяки, мадам. А сейчас я должен приготовиться к ночи. Метеорный поток продолжается, дорогая. Звездам нет дела до наших проблем.
Сверху донесся грохот и лязг. Месье Эристаль задумчиво посмотрел наверх.
- Не знал, что Клотильда дома.
- Это медный столик в коридоре. Клотильда говорит, он все время на нее налетает. Надо бы его переставить.
- Пожалуйста, Мари, не пускай Клотильду на террасу. А то на бедняжку налетит мой телескоп.
Спустившись по лестнице, Клотильда величаво вплыла в гостиную. Платье едва не лопалось на ее пышных формах. С плеч свисала крошечная шкурка какого-то несчастного зверька, отчаянно вцепившегося в собственный хвост.
- Дорогая, ты уходишь? - спросила мадам.
- Йес, мама. У меня кинопробы.
- Опять?
- С режиссером не поспоришь, - ответила Клотильда.
Месье поспешил заслонить собой телескоп. Но дочь благополучно проследовала мимо двери на террасу, разве только споткнулась о порог.
- Так значит, у тебя уже есть режиссер? - спросил месье.
- Само собой. Он подбирает актеров для фильма по роману "Принцесса-голодранка". Там девочка-сирота, и…
- И выясняется, что она - принцесса. Типично американский роман.
- Ты что, читал его?
- Нет, дорогая. Но я знаю.
- А откуда ты знаешь, что он американский?
- Преувеличенный интерес к принцессам - характерная черта американцев. Вдобавок они всегда были неравнодушны к сказке про Золушку.
- Золушку?
- Тебе стоило бы прочитать эту сказку, дорогая.
- Грегори Пек будет играть принца.
- Ну конечно, - сказал месье. - Если бы роман был французский, оказалось бы… осторожно, ради Бога, отойди от телескопа! Я уже настроил его для сегодняшней ночи.
Когда дочь удалилась, вышла во двор и железные ворота лязгнули за ее спиной, мадам сказала:
- Лучше бы она продолжала писать романы. Хоть бы дома бывала чаще. Скорей бы уж она нашла себе приличного молодого человека из хорошей семьи.
- Сперва нужно стать принцессой, - ответил ее муж. - Они все об этом мечтают.
- Не стоит над ней смеяться.
- Я и не смеюсь. Помню себя в ее возрасте. Мечты казались реальностью.
- Я вижу, вы в хорошем настроении, месье.
- Да, я доволен, Мари. Ведь целую неделю со мной будут, - месье ткнул пальцем вверх, - мои друзья!
- И ты будешь ночами торчать на террасе, а днем - отсыпаться.
- Именно так, - ответил месье Эристаль.
События 19** года во Франции следует изучать не в связи с их уникальностью, а скорее в связи с их неизбежностью. Изучение истории хотя и не позволяет делать предсказаний, все же помогает предвидеть наиболее вероятный поворот событий.
Для французского правительства характерно получать вотум недоверия. То, что в других странах называется "нестабильностью", во Франции - норма. Лорд Коттин сказал: "Во Франции анархия - обычный отклик на происходящее, - и добавил: - Стабильность для француза - непереносима, как тирания". К сожалению, мало кто был способен услышать и понять лорда.