– И вы мне, – сказал он. – Я завидую Дэвиду. Неужели кроме него вам никто не нужен?
– А как вы думаете?
– Я сужу только о том, что вижу, – сказал полковник. – А теперь выпейте-ка еще этой горькой, как полынь, настойки истины.
– Сейчас не хочу.
– Больше не стесняетесь? Все равно выпейте. Вам на пользу. Вы самая темнокожая из белых женщин. Правда, ваш отец был очень смуглым.
– Должно быть, я в него. Мама была белокурая.
– Я не знал ее.
– А отца вы хорошо знали?
– Пожалуй.
– Каким он был?
– Очень неуживчивый, но обаятельный человек. Вы правда стесняетесь?
– Правда. Спросите Дэвида.
– Вы очень быстро справляетесь с этим.
– С вашей помощью. Каким был мой отец?
– Необыкновенно стеснительным, но мог быть и очень обаятельным.
– Ему тоже нужен был перно?
– Ему все было нужно.
– Я похожа на него?
– Нисколько.
– Это хорошо. А Дэвид?
– Нисколечко.
– Еще лучше. Как вы догадались, что в "Прадо" я чувствовала себя мальчиком?
– А почему бы вам не быть им?
– Я вошла в роль только вчера вечером. Почти целый месяц я была женщиной. Спросите Дэвида.
– Вам незачем отсылать меня к Дэвиду. Кто же вы теперь?
– Мальчик, если не возражаете.
– Мне-то что. Только это не так.
– Просто хочу, чтобы так думали, – сказала она. – А быть им не обязательно. Но в "Прадо" было замечательно. Вот мне и захотелось рассказать об этом Дэвиду.
– У вас еще будет время поболтать с Дэвидом.
– Да, – сказала она. – У нас на все хватает времени.
– Где вы так загорели? – спросил полковник. – Знаете, какая вы черная?
– Еще в Ле-Гро-дю-Руа, а потом недалеко от Ла-Напуль. Там была бухточка, к которой вела скрытая соснами тропинка. С дороги ее не видно.
– Долго загорали?
– Месяца три.
– И что теперь будете делать с таким загаром?
– Носить его, – сказала она. – Прекрасно смотрится в постели.
– Тогда не стоит терять время в городе.
– Пойти в "Прадо" не значит терять время. И потом, я вовсе не прикидываюсь. Я такая и есть. У меня действительно очень смуглая кожа. Солнце только помогает. Мне бы еще потемнеть.
– Ну, вы своего добьетесь, – сказал полковник. – А еще чего хотите?
– Просто жить, – сказала она. – С нетерпением жду каждого дня.
– А сегодня день удался?
– Да. Конечно. В нем были вы.
– Вы с Дэвидом пообедаете со мной?
– С удовольствием, – сказала Кэтрин. – Я поднимусь переодеться. Вы подождете?
– Может, допьешь? – сказал Дэвид.
– Мне теперь ни к чему, – сказала Кэтрин. – Не беспокойся за меня. Я не буду стесняться.
Она пошла к выходу, и они оба посмотрели ей вслед.
– Я был не слишком груб? – спросил полковник. – Надеюсь, нет. Очень славная девочка.
– Хочется верить, что я ей подхожу.
– Подходишь. Сам-то ты как?
– По-моему, хорошо.
– Ты счастлив?
– Очень.
– Помни, все хорошо, пока не становится плохо. Сам почувствуешь, когда будет плохо.
– Думаете?
– Уверен. А не почувствуешь, значит, так и надо. Тогда все едино.
– И как скоро это случится?
– Я ничего не говорил о сроках. Что это ты?
– Простите.
– Ты сам этого хотел. Так наслаждайся жизнью.
– Мы наслаждаемся.
– То-то я вижу. Одно тебе скажу.
– Что?
– Смотри за ней как следует.
– И это все?
– Кое-что добавлю. Потомство не заводи.
– Пока не намечается.
– Великодушнее будет обойтись без него.
– Великодушнее?
– Лучше.
Они еще немного поговорили о знакомых, и полковник очень распалился. Дэвид увидел в дверях Кэтрин в белом костюме из плотной ткани, который еще больше подчеркивал ее загар.
– Вы и вправду необыкновенно красивы, – сказал полковник, обращаясь к Кэтрин. – И все же постарайтесь загореть еще.
– Спасибо. Постараюсь, – сказала она. – Нам незачем идти куда-то в такую жару, правда? Посидим здесь, в прохладе? Можем поесть тут в гриль-баре.
– Я приглашаю на обед, – сказал полковник.
– Нет. Мы приглашаем вас.
Дэвид неуверенно поднялся. В баре теперь было больше посетителей. Взглянув на стол, он заметил, что выпил не только свой абсент, но и Кэтрин. Он совершенно не помнил, как это получилось.
Было время сиесты. Они лежали в постели, и Дэвид читал при свете, проникавшем в комнату с левой стороны через приподнятые на треть высоты жалюзи. Свет попадал в комнату, отражаясь от дома на противоположной стороне улицы. Жалюзи были подняты невысоко, так что неба видно не было.
– Полковнику понравился мой загар, – сказала Кэтрин. – Пора снова ехать к морю. А то загар начнет сходить.
– Поедем куда ты захочешь.
– Вот будет хорошо! Можно, я скажу тебе что-то? Ну можно?
– Что?
– Знаешь, за обедом я по-прежнему оставалась мальчишкой. Я хорошо себя вела?
– Нет.
– Нет? Тебе не нравится? Зато теперь я – твой слуга и готова исполнить все, что пожелаешь.
Дэвид продолжал читать.
– Ты сердишься?
– Нет. – "Я просто отрезвел", – подумал он.
– Все стало проще.
– Не думаю.
– Что ж, буду осторожнее. Сегодня утром все, что я ни делала, казалось мне таким правильным и удачным, таким чистым, хорошим и ясным, как день. А теперь можно?
– Лучше не надо.
– Дай я поцелую тебя, и рискнем?
– Только без превращений.
Грудь болела, точно его пронзили железным прутом.
– Зря ты открылась полковнику.
– Но он сам догадался, Дэвид, и сам заговорил об этом. Он все понимает. Глупо было скрывать. Так даже лучше. Он ведь нам друг. Раз я сама все сказала, он будет молчать. А так он мог бы и проболтаться.
– Нельзя же всем все доверять.
– Мне нет дела до всех. Я люблю только тебя. С другими я бы ни за что не стала ссориться.
– У меня такое ощущение, будто мне грудь заковали в колодки.
– Жаль. А мне так легко дышится.
– Моя милая Кэтрин.
– Вот и хорошо. Можешь звать меня Кэтрин, когда захочешь. Я и так твоя. Стоит тебе захотеть, и твоя Кэтрин всегда рядом. А сейчас давай поспим или, может, попробуем еще разок и посмотрим, что получится.
– Давай лучше полежим тихонечко без света, – сказал Дэвид и опустил плетеный абажур, и они затаились рядышком в постели в просторном номере отеля "Палас" в Мадриде – городе, в котором Кэтрин, превратившись в мальчика, средь бела дня разгуливала по музею "Прадо", и вот теперь, в полумраке, она продемонстрирует все, что до сих пор оставалось в тени, и превращениям ее, как казалось Дэвиду, не будет конца.
Глава восьмая
Утром в Бюан-Ретиро было прохладно, как в лесу. Все было зелено, и стволы деревьев чернели на фоне листвы, но расстояния казались не такими, как прежде. Озеро было совсем в другом месте, и когда они увидели его из-за деревьев, оно показалось им совершенно незнакомым.
– Иди вперед, – сказала она. – Я хочу на тебя посмотреть.
Он свернул в сторону, пошел туда, где была скамейка, и сел. Вдалеке виднелось озеро, и он знал, что добраться до него пешком нелегко. Он все еще сидел на скамейке, когда она подошла к нему, села рядом и сказала:
– Все хорошо.
Но охватившее его здесь, в Ретиро, чувство досады стало таким жгучим, что он попросил Кэтрин встретиться с ним попозже в кафе гостиницы "Палас".
– Ты хорошо себя чувствуешь? Хочешь, я пойду с тобой?
– Нет. Со мной все в порядке. Мне просто нужно уйти.
– Увидимся в кафе, – сказала она.
В то утро она выглядела особенно красивой и улыбнулась ему. Улыбнувшись в ответ, он ушел, унося с собой свою досаду. Он не надеялся, что сможет пересилить себя, но это ему удалось, и позже, когда пришла Кэтрин, он уже допивал второй стакан абсента, и досады как не бывало.
– Как дела, дьяволенок?
– Я – твой дьяволенок, – сказала она. – Можно мне тоже выпить?
Официант отошел. Похоже, он был рад видеть Кэтрин такой счастливой. Она спросила:
– Что это значит?
– Было скверно на душе, а теперь все прошло.
– Тебе плохо со мной?
– Нет, – солгал он.
Она покачала головой.
– Прости. Я не думала, что тебе будет так плохо.
– Все прошло.
– Вот и хорошо. Не правда ли, здесь чудно летом и народу совсем нет? У меня идея.
– Опять?
– Мы можем остаться и не ехать к морю. Здесь теперь все наше. И город, и все вокруг. Можем остаться, а потом ехать назад, прямо в Ла-Напуль.
– У нас не так уж много вариантов.
– Перестань. Мы только начали.
– Да… Всегда можно начать все сначала.
– Конечно, можно, так мы и сделаем.
– Давай не будем об этом, – сказал он.
Он почувствовал, как снова подступает досада, и сделал большой глоток.
– Очень странно, – сказал он. – Этот напиток имеет вкус досады. Неподдельный вкус досады, а хлебнешь – и она исчезает.
– Мне не нравится твое настроение. Это не для нас.
– Возможно, дело только во мне.
– Не раскисай.
Она тоже отпила из бокала, посмотрела по сторонам и сказала:
– Я все могу. Смотри внимательно. Сейчас, сидя в открытом кафе отеля "Палас" в Мадриде, ты видишь и "Прадо", и улицу, и дождеватели под деревьями, и это не мираж. Это грубая действительность. Но я умею превращаться. Вот, смотри. Перед тобой снова губы твоей любимой и все, что тебе так нравится. Правда, получилось? Скажи.
– Зачем ты это?