Разобрать, когда Терлецкий говорит серьезно, а когда шутить изволит, Литвинову, как и большинству друзей и коллег Владислава Терентьевича, удавалось далеко не всегда ("Разве что когда шутит, очень уж серьезное выражение лица состраивает").
- Ну-ну, вам виднее, - пожал плечами Литвинов и двинулся далее по маршруту, продуманно уготованному для высокого гостя.
Центральное место в зале - так сказать, в качестве эпицентра в эпицентре - занимало "Окно". Конечно, совсем не такое, какое стояло у Литвинова на самолете, а блестящее, сверкающее, никелированное, к тому же с разрезами, позволяющими видеть внутреннее устройство некоторых блоков. И, разумеется, с задействованным экраном.
- Смотрите, - предложил Терлецкий. - Вася, машина прогрета? Включи… Передвигаем излучатель, и на экране…
- Спасибо, - вежливо отклонил любезное предложение Терлецкого Литвинов, - я не замминистра. И, кроме того, это уже видел. Много раз…
Но если "Окно", даже в демонстрационном варианте, особого впечатления на Литвинова не произвело, то в кабинете Главного конструктора у него, что называется, отвисла челюсть. В кабинете был сервирован по всем правилам банкетного искусства стол на десять - двенадцать… так и хотелось сказать - не человек и даже не персон, а - кувертов, так это все было здорово устроено: со стоящими на тарелках пирамидками накрахмаленных салфеток, с несколькими ножами и вилками у каждого прибора ("Тут принцип пользования такой - от периферии к центру", - небрежным тоном разъяснил Терлецкий не очень эрудированному в области светского этикета Литвинову) и с уже заготовленной батареей украшенных многими звездами коньячных бутылок.
- Все по указаниям Виктора Аркадьича, - сообщил Терлецкий, с довольным видом поглядывая на Литвинова, которого наконец что-то в объятом приготовлениями КБ действительно поразило.
- Вот уж не подозревал за ним таких талантов.
- И, между прочим, напрасно. Вы обратили внимание, как меняется содержание профессии Главного конструктора? Вот хотя бы на памяти нашего поколения. Где-то в двадцатых годах он свои гениальные творения сам задумывал, сам рассчитывал, сам чертил, сам клепал, как говорится, на коленке. Ну, помогали ему два, три, четыре человека. Что от него тогда требовалось? Знания, конечно. Творческая жилка. Инженерная голова. Эрудиция. Вот, пожалуй, и все. А сейчас? Сейчас техника пошла такая, что вдвоем-втроем ее не спроектируешь и тем более не склепаешь. Конструкторские бюро многотысячные. У нас и то шестьсот человек. Так мы прибористы, агрегатчики. А в самолетных или двигательных КБ - тысячи и тысячи. Чтобы таким коллективом командовать, надо организатором быть! И лидером, как психологи выражаются, не только формальным, но и неформальным - чтобы не только он сам себя лидером считал, но чтобы и коллектив так на него смотрел. И прогнозистом он, бедолага, обязан быть: за пять лет чуять, что будет в его отрасли техники нужно, а что не нужно, что пойдет, а что отомрет, что закажут, а чего не закажут. Да и дипломатом приходится становиться, иначе ни с начальством, ни со смежниками, ни с заказчиком - ни шагу. Ну и, конечно, все, что раньше требовалось, - знания там, инженерная голова, эрудиция - это все тоже при нем осталось, никуда не делось,
Терлецкий перевел дух и добавил:
- А иначе чем вы, дорогой мой, объясните такую вещь. Были в те самые годы - двадцатые, тридцатые - отличные, талантливые конструкторы, скажем, в вашей области, самолетные. Делали они машины, и летали эти машины отлично, даже в серии шли, летчики их любили. А потом почти все эти конструкторы, за исключением единиц - их мы теперь Генеральными знаем, - отсеялись. Кто перешел на вторые, на третьи роли, а кто и совсем из конструкторского дела ушел. Почему? А вот по тому самому! Новым требованиям не соответствовали… Так что не посмеивайтесь. Принять замминистра, который завтра нашим отцом и благодетелем должен стать, это тоже дело не последнее.
- Входит в круг обязанностей Главного?
- А что вы думаете - входит. Обязательно входит.
Вновь назначенный заместитель министра Евграфов подъехал к подъезду вавиловского КБ точно - минута в минуту - в назначенное время. Вопреки традициям, за ним не тянулся хвост "сопровождающих лиц". Приехали только три или четыре работника министерства - непосредственные помощники Евграфова, а в качестве представителя высшего руководства - Лев Сергеевич Шумов, о котором, учитывая занимаемый им ныне пост, видимо, правильнее было бы уже говорить не "приехал", а "посетил".
С Шумовым Литвинова связывала давняя и прочная дружба. Когда-то молодой, совсем еще зеленый испытатель Литвинов и столь же молодой ведущий инженер Шумов летали вместе на стареньком двухместном биплане. Испытывали какое-то оборудование - набирали высоту, пикировали, снова набирали, снова пикировали. Испытание было из самых несложных, но для обоих едва ли не первым. Потому и засело в памяти. Оба любили вспоминать: "Эх, лихо мы тогда пикировали!.." Хотя пикировали нельзя сказать чтобы с предельной крутизной или с выходом на очень уж малой высоте. Да и впоследствии у обоих набралось - на земле и в воздухе - немало поводов для воспоминаний куда более острых. Но все равно ранние воспоминания содержат в себе что-то особенное… В последующие годы Литвинов не раз с удовольствием наблюдал, как спокойно, ответственно, невозмутимо ведет себя при самых сложных обстоятельствах Шумов. Дорожил его дружбой, дружбой глубоко порядочного, доброжелательного, верного своим друзьям человека. Импонировало Литвинову и то, что, делая много добра людям, Шумов не только не афишировал этого, но, напротив, прилагал все усилия к тому, чтобы его помощь оставалась анонимной.
Со временем Шумова начали выдвигать - он, как с удовлетворением сформулировал Белосельский, "пошел вверх". Выдвижение это не было молниеносным - через ступеньки Шумов не перепрыгивал. Но было неуклонным.
Так называемых "звездных часов" в жизненном пути Шумова на первый взгляд как-то не просматривалось. Просто на каждом очередном посту он, что называется, "оправдывал". Был из тех имеющихся на каждом заводе, в каждом институте, в каждом конструкторском бюро людей, у которых всегда все получается.
А "звездные часы"… Перелистав инженерную биографию Шумова чуть повнимательней, все-таки можно было найти в ней и означенные часы.
Старожилы хорошо запомнили историю, которая в свое время имела резонанс весьма широкий. Дело было довольно давно - когда Белосельский находился в самом зените своей летной славы, Федько и Литвинов числились молодыми, хотя и многообещающими, а Шумов успел зарекомендовать себя надежным ведущим инженером с задатками (пока лишь, задатками) сильного организатора. Эти-то задатки и натолкнули нескольких многоопытных министерских зубров на мысль "перевести часы" в одном довольно каверзном деле с себя на молодого, перспективного, быстро растущего (на превосходные степени зубры, остро жаждавшие выйти из игры, тут не скупились)…
Суть же дела, вокруг которого развернулся весь этот политес, была несложна. На далеком сибирском заводе сдавалась заказчику - гражданской авиации - головная серия из двадцати новых транспортных самолетов. Вернее - в том-то и дело! - не сдавалась. Должна была сдаваться, но дело застопорилось по причине, которая на первый взгляд могла показаться ерундовой: не укладывались в заданные пределы характеристики установленного на этих самолетах навигационно-штурманского оборудования. Попытки уговорить заказчика отложить доведение этого оборудования "на потом" (летали же всю жизнь без него, пролетаете еще немножко) успеха не имели. Да и самим работникам завода, предпринявшим эти попытки, было ясно, что это несерьезно. На новых, по тем временам скоростных, заоблачно высотных самолетах ориентироваться в полете по старинке, держась железных дорог, рек и прочих наземных ориентиров, или по компасу ("курс и время"), или даже пеленгируясь по радиостанциям, уже не годилось. Да и вообще самолет - это единый, цельный комплекс! Вынимать из него произвольно составные части нельзя.
Словом, назревал очередной большой аврал. И по всем установившимся традициям полагалось отправить для его ликвидации команду во главе с поднаторевшим в таких делах человеком, который, проявив должную напористость и силу воли, заставит всех там, на месте, крутиться поэнергичнее, в чем-то уговорит представителей заказчика, достанет, используя свои широкие полномочия, что-нибудь нужное… Благо опыт в таких делах, слава богу, имелся.
Но конкретные персоны, чьи кандидатуры на роль подобных спасателей были наиболее вероятными, понимали, что на сей раз испытанные авральные приемы могут ре сработать. Выступать в роли "несправившегося" никому из них не хотелось. И тут в чью-то умную голову и пришла благая мысль - подставить кого-нибудь из молодежи; с них, в случае чего, и спрос будет меньше… Трудно было бы установить, кто именно произнес фамилию Шумова (хотя через несколько лет автор этой идеи сам признался бы в своем авторстве более чем охотно).
Министру предложение, видимо, понравилось: на счету Шумова к этому времени уже было несколько "заметных" работ - четко проведенных испытаний, в которых он был ведущим инженером.
Вызвав к себе Шумова, министр начал с того, что обрисовал ситуацию. Обрисовал откровенно, без умолчаний. Вскользь упомянул о последствиях срыва этого задания ("Тут уж, будь покоен, всем сестрам по серьгам достанется!"). Дал понять, что не склонен выдвигать нереальные лозунги:
- Мы не говорим о всех двадцати. Сдай три, четыре, пять машин. Покажи, что задача решается. С опозданием, не в сроки - за это нас, конечно, тоже по головке не погладят, - но решается. А то получается что? Полный утык! И никакой перспективы. Понял?