Он мог стать выдающимся артистом, а мог - жалким бедолагой, воробышком с крыльями, украшенными фольгой, которого за это украшение другие воробьи готовы заклевать до крови. Ну а если он и стал бы артистом? Много ли было бы в том для него проку? Много ли славы для человечества с его гордым сердцем? Люди стираются с лица земли и забываются, как снежинки, упавшие в текущую реку, есть лишь единицы, чье дело и имя сохраняются в будущих веках. Завидная судьба! Но грядущие радости могут ожидать нас в новом существовании, где не важно, как высоко мы стоим, лишь бы стояли прочно! Такова утешительная песнь мира, это гулкий, как грохот прибоя, рокот огромных человеческих волн, утешающих себя, обрушиваясь на берег вечности.
По узлам на стволе большой ели мы можем узнать возраст дерева; на человеческой жизни также остаются заметные глазу зарубки. Важный переходный период, можно сказать, ключевой момент в детстве Кристиана представляло это лето: знакомство с Наоми, начало занятий музыкой, поездка на Торсенг.
Как цветок поворачивается к солнцу, душа Кристиана стремилась к звукам. Музыка органа влекла его в церковь, незатейливый псалом казался прекрасным, как Miserere Аллегри. Он завидовал узникам в ратуше, которые в день рождения короля и королевы могли из своих застенков всю ночь слышать музыку, потому что над головами у них танцевали. Чем более раздражительны становились его нервы, тем полнее открывался слух языку звуков. Злосчастные приступы судорог повторялись все чаще, и после них оставалась странная дрожь в веках, боль в глазах, а все окружающее представало в разноцветных, то и дело меняющихся красках. Мальчик часто недомогал, а душа его постоянно витала среди фантазий и грез. При таком характере отцовская тоска по странствиям и причудливая натура крестного были для него все равно что воздух и вода. Только школа с ее превосходством строгости и разума могла охладить этот жаркий ветер фантазий, расслаблявший его душу и тело, но в то время во всем городе не было еще ни одной настоящей школы. Лишь честный и порядочный старик господин Севель вместе со своей глухой женой хоть чему-то учили детей; жили они в старом запущенном здании монастыря, который теперь взорван вместе с развалинами церкви.
Монахи, и на юге и на севере, всегда умели выбирать самые красивые места для постройки своих монастырей. Францисканский монастырь стоял у самого фьорда, с видом на Торсенг и Турё; в сводчатой палате, где, скорее всего, у монахов была трапезная, теперь помещалась школа; в маленькой нише в стене, где когда-то было распятие, теперь стояли розги и висели недовязанные чулки. Под сводчатым потолком на больших скамьях и маленьких скамеечках сидело молодое поколение с малым катехизисом Лютера, где, однако же, картинки - китайцы, курившие длинные трубки, и Дева Мария с младенцем - были не совсем в лютеранском духе, но они-то и были интереснее всего. Узкие окна находились под самым потолком; ничего удивительного, что стоило господину Севелю или учительнице хоть на миг отлучиться, как дети вскакивали на скамьи и столы, чтобы взглянуть на зеленый лес и большие корабли.
Совсем рядом со школой находилась старая пустая церковь; надгробья были снесены, алтарь отсутствовал, но на стенах сохранились полустертые фрески. Надгробные камни еще лежали в коридорах, стекла в окнах были выбиты, сквозь трещины пробивалась сорная трава, а там, где прежде висели большие медные люстры, ласточки устроили себе гнезда. Старая церковная дверь, на которой еще сохранилась надпись железными буквами: "Jesus hominum salvator", иногда бывала открыта, и, если в это время школьники находились где-нибудь поблизости, они устремлялись туда и поднимали дикий крик, который становился просто оглушительным благодаря сильному резонансу.
На Кристиана же церковь производила совсем иное впечатление; он становился там тихим и задумчивым, и все же для него не было места милее: здесь находил он пищу для своих мечтаний и приближался к миру преданий и духов. Он мог так долго смотреть на поблекший портрет, что казалось, тот устремлял на него ответный взгляд, он мог так долго сидеть на корточках рядом с надгробьем, стараясь разобрать буквы, что ему начинало чудиться, будто мертвец снизу стучит по камню, чтобы прогнать непрошеного гостя. Когда от сквозняка плети мокрицы дрожали перед разбитыми окнами или ласточка с бешеной скоростью порхала под потолком, Кристиан думал о невидимых духах, которые играли высокой травой или выгоняли птиц из их спален.
Кристиан по-прежнему был слаб здоровьем; злосчастные припадки судорог мучили его все чаще. К врачам не обращались, так как простой народ не слишком-то в них верил, к тому же это стоит денег. Мария считала также, что можно заболеть от глупостей, которые они прописывают; и от всех болезней у нее было одно чудодейственное средство: ягоды можжевельника, выжатые в водку, - питье полезное и укрепляющее. Это-то лекарство и давали Кристиану.
Время шло, а он не поправлялся; тогда мать решила, что лучше всего было бы при случае поговорить с одной мудрой женщиной в Кверндрупе. Случай представился, и женщина присоветовала несколько магических средств. Кристиану измерили руки и ноги шерстяной ниткой и прописали носить на груди мешочек с освященной землей и сердце крота - надежнее средства лекарка не знала.
Так, неделя за неделей, день за днем, прошли еще два года. Мудрая женщина посоветовала посетить источник в Фрёрупе: он помог многим больным, от которых отказались доктора, и Мария уверовала в его силу, как в слово Божие. В народе еще бытует суеверие, сохранившееся со времен католичества, что некоторые источники у нас, в Дании, обладают чудодейственной силой. На острове Фюн считается, что наибольшая сила присуща источнику святой Рихильды, что у деревни Фрёруп, и, поскольку там устраивается еще и ярмарка паломников, туда устремляется масса пароду. За много миль в округе, даже с другой стороны Оденсе и Свеннборга, идут сюда больные в Иванову ночь; они пьют воду, купаются в ней и ночуют под открытым небом. Три года подряд больной должен прийти сюда, и если за это время он не станет здоровехонек, значит, говорят в народе, ему уже не выздороветь никогда.
- Только источник, - говорила Марии вещунья. - Только источник, и тогда ты увидишь, как все переменится.
Сама того не зная, женщина оказалась пророком: не только Кристиану, но и всему маленькому семейству предстояли в связи с этим паломничеством большие перемены; во всяком случае, оно приблизило их. Сколько раз с тех пор Мария повторяла:
- Да, не пойди мы тогда к источнику, кто знает, может быть, все было бы по-другому!
Может быть? Но ведь мы свободны в своих действиях!
Мария считала, что ради ребенка она должна побывать у источника, не сделай она этого, ей придется отвечать перед Богом. Муж не верил в это столь истово, но ухватился за возможность прогуляться по белу свету. Его друг фельдфебель сейчас как раз находился в городе, его отпустили на несколько дней, поскольку его полк стоял в Оденсе.
До источника было четыре мили, но он находился совсем рядом с трактом, так что мать и ребенок часто могли подсесть в повозку, возвращающуюся в Нюборг; оба друга шли пешком, так они чувствовали себя свободнее, да и веселее идти лугами и лесами. Художник может передать нам игру красок в чудесный весенний день, может заставить нас почувствовать теплый воздух, но он не в силах передать прелесть благоухания, которая воздействует на наши чувства с такой же приятностью, как и формы и цвета предметов: аромат бузины и цветов боярышника, зеленых листьев, дикой розы живых изгородей. Вокруг чирикали тучи воробьев, и портной весело подпевал, как, бывало, в чужих странах.
В путь пешком, в путь пешком, Вот и встретишься с дружком! - с переливами, на тирольский манер, пел он и вскоре уже сел на любимого конька - стал рассказывать о своих странствиях по ту сторону Дуная и По.
- Смотри, вот летит аист, - перебил он сам себя. - Ах, мой бедный аист так и не вернулся! Умер ли он от тоски по своей подруге и птенцам или все еще путешествует, чтобы забыть их? Да простит меня Бог, но я думаю, что, странствуя, можно оправиться от любой утраты.
- Я тоже так думаю, - сказал фельдфебель. - Потому-то я никогда и не высказывал своего мнения в присутствии вашей жены: а не то она затаила бы на меня зло. Вы должны взять тысячу далеров, такую сумму дают по нынешним временам многие крестьянские парни, чтобы не покидать свой состоятельный дом и послать кого-то другого служить вместо себя. На деньги, которые вы получите, Мария с ребенком проживут безбедно. Вы станете унтер-офицером, снова увидите чужие страны, а вы ведь только об этом и мечтаете. Время сейчас неспокойное; ни один солдат не знает, куда попадет. До Франции от нас так же близко, как и до Германии.
Портной покачал головой.
- Этого Мария мне никогда не простит, - сказал он и добавил немного грустно: - Мне кажется, что и я не смогу без нее. Нет-нет! Нечего и думать об этом.
Они шли быстро, направляясь к усадьбе Брохольм. Листья в лесу просвечивали, фиалки цвели целыми кустами. Ясменник был весь в цвету, а между стволами проглядывали Бельт и Лангелани, неясно вырисовывавшийся в вышине со своими лесами и ветряными мельницами.