Сергею Николаевичу он не верил, достаточно было времени, чтобы сделать выводы о характере этого человека. Проходила спартакиада, посвящённая дню Победы. Мурад победил и занял первое место в силовых упражнениях на турнике. Всех наградили увольнительными, а особо отличившихся отпуском домой на неделю. Мурад остался без награды. Все сослуживцы заметили, что произвол в отношении него наглым образом есть, но своя рубаха ближе к телу. Те, кто выиграл на турнире, ушли в увольнительные, Мурад остался в части и отдыхал как все. Смотрел телевизор и приводил в порядок форму. Неожиданно для него подошёл один соотечественник, казак со Ставрополя, и оскорбительно обратился к нему. Мурад старался следить за словами своими, но тут, учитывая ситуацию, назвал крепким словцом наглеца. Со стороны выглядело всё как обоюдный конфликт. Мурад предложил выяснить отношения за зданием казармы. Тот отказался и ушёл с поля внимания. Каждый продолжал заниматься своими бытовыми делами, используя по максимуму выходной день. Настроение отсутствовало у Мурада, и он решил отдохнуть. Уселся на табурет у своей кровати и стал перечитывать письмо, полученное от Заремы. Писала она аккуратно и хорошо. По всему видно было что под диктовку Садыка: "Дед Хасан совсем состарился, не знаю, дождётся ли тебя из армии. Зрение у него очень ослабло. Сидит в своей комнате и придаётся воспоминаниям молодости. Часто повторяет, что ты нашёл свою правильную дорогу". Сейчас, на втором году службы, он вспоминал родные места как что-то далёкое и наивное. От окружающей действительности веяло совсем другой энергетикой. Военная техника, современное автоматическое оружие, конвои и жёсткие требования режима по уставу – всё это составляло совсем другое восприятие. Тот мир, знакомый с детства, представлялся островком райской жизни. От прочитанного письма и сопровождающих мыслей Мурад испытывал умиротворение: кто-то вспоминает о нём и верит в него. Подошёл мерзавец Фрол, с которым был словесный конфликт в Ленинской комнате. Мурад чётко увидел глаза провокатора, который идёт с целью совершить мерзость. Закалённый уличными интригами Мурад без подготовки нанёс навстречу этому субъекту удар в печень. Фрол рухнул и стал причитать через минуту, что на него напали. Развития эта ситуация не получила. Действие оказалось полезнее слов, и видно провокатора не было.
– Весь праздничный день испортил этот "казачок", награду не дали. Слишком уж навязчиво вёл себя этот Фрол, – подумалось ему.
Мурад не успел вовремя среагировать на возглас, кто-то из друзей с района пытался его предупредить, но не успел. Табурет, запущенный с небольшого расстояния умышленно Фролом, попал прямо в голову Мураду. От предупреждающего возгласа была лишь польза в том, что удар огромной силы пришёлся не в висок, а чуть выше лба. С рассечённой вены струилась кровь. Пол был весь залит, и соответственно, вовремя появился дежурный наряд. Мурад оказался в госпитале, ему наложили швы и повязку.
– Используй больничную койку как способ посмотреть на всё со стороны. Успокойся, боец, ничего не бывает без причин, – сказал ему военврач.
Эти слова действенным образом повлияли на Мурада. Он выспался от души и прочитал книгу из библиотеки. Странное чувство противоречия возникло внутри Мурада. Он не мог смириться, что в чьих-то глазах он конвоир. Но он не видел другого выхода. Присяга обязывала служить, и кто куда дислоцирован, там и служит. Себя он не упрекал, ведь как он иначе построит самостоятельную жизнь, если не отслужит Родине, сколько положено.
Размышляя, он вспомнил все события, произошедшие за полтора года службы. Перед спартакиадой, турниром в честь Дня Победы, замполит вызывал в спортзал части на спарринг. Они встречались трижды. Первые два боя Мурад оказался неподготовленным. Мышцы от накачивания сдерживали скорость, и, по сути, Сергей Николаевич обыгрывал его на опережение. После спарринга довольный комментировал, что все ушибы на лице Мурада от его глупости.
– В боксе надо играть, – философствовал Сергей Николаевич.
Тут был ещё один фактор, который больше имел веса в поражении Мурада. Этот офицер занимал высокое положение в части, и побаивались его все, отбросить всё это сложно, солдату. Мурад помнил, что ему ещё служить, и старался лавировать. Однако после первого спарринга, его стали вызывать в спортзал, когда взбредёт в голову Сергею Николаевичу побоксировать. Чувство безысходности давило на самолюбие, с жестокостью этот мастер бокса старался как можно больше нанести увечий от пропущенных ударов Мураду. Шутки закончились, и это стало походить на цирк. Совсем неискушённым Мурада назвать нельзя. Он прекрасно знал, что движет этим человеком. Он мстит за своё поражение при их первом кулачном поединке, когда ехали в поезде. Всё взвесив, Мурад понял, что будет грушей для битья весь срок службы. Бояться было бессмысленно.
– Бокс надо играть! – вспомнил слова соперника и решил реконструировать тактику боя.
Следующий спарринг был коротким. Мурад сразу пробил правой через руку в челюсть и снизу левой апперкотом добавил чётко с корпусом по голове Сергея Николаевича. Он трудно осознавал, куда делся свет, опустился на настил ринга. Спарринги прекратились. Мурад никому не говорил о том, что он нокаутировал замполита. Армия живёт по законам вертикали власти. Все сослуживцы видели, что после спаррингов Мурад был помят и грустен, а с недавних пор – спокоен и уверен как обычно. Разговоры не заставили себя долго ждать. Сам Мурад не вникал в сплетни, воспитание совсем другое он получил – меньше знаешь, лучше спишь и много болтать – себе вредить. Потом был общий праздник, Юбилейный День Победы, и он остался без поощрения, хотя все победившие участники ушли в увольнение. Потом испортил настроение этот Фрол и концовка, госпиталь со швами на голове. Весь пазл сложился: это Сергей Николаевич помогает ему "весело жить" в части.
Неделя прошла в спокойствии и тёплой койке. Доктор сказал, что швы снимут на следующий день и его выпишут. Еще как бы напевая, произнёс, что бытует такое мнение о Мураде, как о конфликтном человеке, который нуждается в особом контроле. Кто всех характеризует? Конечно, Сергей Николаевич! Злой рок играл в свои игры. Мурад понял, что спокойная служба закончилась, и решил ждать сюрпризов, всё равно не к кому обратиться. После выписки его вызвали в штаб. Всем было известно – вызов в штаб очень нехороший знак. Замполит чётко в официальном тоне выразил кратко суть дела.
– У тебя два варианта: или дисбат за дестабилизацию порядка в специальном подразделении, или другая часть на усмотрение начальства, пока с тобой чего худого не случилось, в целях, так сказать, твоей безопасности.
Мурад молчал, игра была односторонней.
– Делайте, как считаете нужным, – выговорил Мурад и хотел выйти.
– Стоять, смирно. Надо ещё заслужить привилегию использовать эти два варианта.
– Зачем тратите на меня время? У Вас давно всё продумано. Я буду дальше служить, а как Вы знаете лучше меня.
– Слишком много гонору в тебе, – говорил Сергей Николаевич.
Мурад не по уставу вышел из кабинета.
– Сам виноват, влез в эту игру бокс, а избежать – возможность отсутствовала также. Значит такой у меня нрав. Со стороны виднее. Посмотрим, что будет. Бояться бессмысленно.
Дальнейшие события развивались стремительно. После утреннего развода Мурада прямо из строя сопроводили в машину и повезли на станцию. Личное дело было тут же. Сопровождающий офицер был одет иначе, чем в части, где служил Мурад. Он спокойно и по-простому говорил. Объяснил, что решением комиссии по профессиональной пригодности его признали психически неустойчивым и направили продолжать службу в другой род войск.
– Хорошо не в дисциплинарный батальон. Я, вообще, первый раз слышу, чтобы с таких спецчастей кого-то переводили в строительно-инженерные части. Тебе повезло, едем в крайние пределы Севера. Из Сибири в Севера – везёт тебе как утопленнику.
Мураду стало как-то легче, постоянное регламентирование и субординация в виде уставного режима испарились. Сопровождающий вёл себя приветливо и рассказывал всё, что интересовало Мурада о новом месте службы.
– Строим стратегические объекты на крайнем Севере. Железная дорога есть, поэтому доедем по ней к самому пункту назначения твоей дальнейшей службы.
– Новый поворот, – спокойно констатировал Мурад. – Увидим, что увидим! – повторил он любимое выражение деда Хасана.
Путь до Ярославля немного утомил. В Ярославле выдали паёк и на сборном пункте Мурада определили в группу призывников, следовавших в ту же часть, куда был переведён он. В поезде ехали сутки, выпивали, слушали гитару. Офицеры сопровождения делали вид, что не замечают "отдыхающих солдат". Мурад суетился, опасаясь осложнений. Горький опыт научил его тому, что выпив стакан, можно оказаться в немилости руководства на долгое время. Здесь всё наоборот. Никто не обращал особого внимания на солдат. Было такое ощущение, что за сутки в пути весь поезд выпивал, празднуя само движение в эту сторону. Попутчики рассказывали, что много строек на Севере, можно хорошо зарабатывать, и основная ценность – это спиртное, так как всё развлечение – это выпить после работы. Странная философия удивляла ошарашенного Мурада. Полное отсутствие напряга и режима. Такого он не мог представить даже во сне, ему было с чем сравнивать. Знающие попутчики разъяснили, что люди трудятся на Севере. Работают на тяжёлом лесоповале, строят железнодорожные ветки и предприятия – всё осваивается по госплану. Поэтому всё проще. Главное без переборов. Выпил – веди себя прилично, потому что лихие люди в этих местах водятся. Мурад усвоил, что после третьего стакана настроение только улучшилось, жизнь обрела окрас веселья, но строгий устав приучил его к бдительности, и он улёгся в кровать, чтобы выглядеть по прибытии бодрым.