- В таком случае, - сказал мастер с некоторым облегчением, - я вам скажу, что книга означает разное в зависимости от содержания глав, хотя в самой глубине все и связано воедино. Но по-моему, смысл тут в том, что он хотел сделать из себя свободного человека, и каждый может, согласно его философии, - не знаю, понятно ли я говорю, - все продумав и все связав, если вы согласитесь со мной, ваше благородие.
- Неплохой подход, - сказал Бибиков, - если говорить скорее об авторе, чем о книге. Но слегка коснитесь, если можно, и самой философии.
- Кто же знает, получится ли у меня, - оказал мастер. - Ну может быть так, что Б-г и природа - одно, то же и человек; и богат ли он, беден - это не имеет значена, что-то в таком духе. Да? Если ты поймешь, что разум связывает человека с Б-гом, то ты поймешь все так же, как я. И тогда ты свободен, если ты в разуме Б-жием. Ты тогда все понимаешь. А с другой стороны, вся беда в том, что ты связан Природой, да? Хоть для Б-га это не важно, ибо сам он Природа. Есть еще одна вещь под названием Необходимость, она всегда тут как туг; хотя кому она нужна, и приходится ее одолевать. По штетлу Б-г вечно носится с Законом в обеих руках, но у того, у другого Б-га, хоть они ведает куда большим пространством, гораздо меньше хлопот. В какого ни перестаешь верить, никакой разницы, если у тебя нет работы. Вот вам и Необходимость. И еще я думаю, смысл такой, что жизнь есть жизнь и незачем ее пихать в могилу. Или так, или я не очень хорошо во всем разобрался.
- Если человек связан Необходимостью, откуда же берется свобода?
- Она в твоих мыслях, ваше благородие, если твои мысли в Б-ге. Если ты веришь в такого вот Б-га, и ты ее можешь измыслить. Как бы человек летает над собственной головой на крыльях разума или что-то в таком духе, да? Соединяешься со вселенной и забываешь о собственных горестях.
- И вы верите, что так можно достичь свободы?
- В какой-то степени, - вздохнул Яков. - Очень бы хорошо, но какой у меня опыт? Я мало жил за пределами местечка.
Следователь улыбнулся.
Яков усмехнулся было, но тут же осекся.
- Как по-вашему, то, о чем вы говорите, и есть истинная свобода или человек не может все-таки быть свободен без свободы политической?
Тут надо поосторожней, думал мастер. Политика есть политика. Зачем раздувать горящие уголья, если по ним придется идти?
- Даже не знаю, ваше благородие. Отчасти можно так посмотреть, отчасти по-другому.
- Совершенно верно. Можно сказать, у Спинозы не одна концепция свободы - в Необходимости, говоря философски; а практически - в государстве, иными словами, в области политики и политического действия. Спиноза допускает известную свободу политического выбора, равно как и свободу выбора в образе мыслей, как если бы подобный выбор существовал. По крайней мере он его допускал. Он, вероятно, считал, что цель государства, правительства - безопасность и сравнительная свобода разумного человека. Чтобы человеку было позволено думать. К тому же он полагал, что человек свободней, если участвует в жизни общества, чем ежели пребывает в уединении, как сам Спиноза. Он полагал, что свободный человек в обществе радеет в том, чтобы умножать счастье и интеллектуальную независимость своих ближних.
- Да, наверно, все оно так, ваше благородие, раз уж вы говорите, - сказал Яков, - но что касается меня, тут еще есть о чем поразмыслить, хотя, если ты беден, время твое уходит на другие вещи, само собой понятно какие. И ты оставляешь тем, кому это по плечу, думать о разной-всякой политике.
- Ах, - Бибиков вздохнул. Пыхнул папиросой и ничего не ответил. На минуту в камере повисло молчание.
Я что-то не так сказал? - отчаянно думал Яков. Иногда лучше вообще держать язык за зубами.
Когда следователь снова заговорил, он уже был больше похож на официальное допрашивающее лицо, голос стал сухой, бесстрастный.
- Случалось ли вам слышать выражение "историческая необходимость"?
- Не помню такого. Не слышал, по-моему, но, наверно, могу догадаться, что это значит.
- Вы уверены? Вы не читали Гегеля?
- Не слышал про него.
- А Маркса? Он тоже был еврей, хотя это ему, кажется, не очень нравилось.
- Тоже не слышал.
- Как по-вашему, есть у вас своя собственная "философия"? И если да, то в чем она заключается?
- Если она у меня и есть, то не стоит разговора. Я же только-только начал немного читать, ваше благородие, - извинялся Яков, - и если есть у меня философия, так это, если позволите сказать, что жизнь должна бы стать получше.
- Но как ее сделать лучше иначе как политическими средствами?
Вот она, ловушка, подумал Яков.
- Может, надо, чтобы стало больше работы, - выговорил он, запинаясь. - И чтобы люди были добрее друг к другу. Все должны быть ответственными, иначе все плохое станет еще хуже.
- Что же, для начала неплохо, - спокойно сказал следователь. - Вам нужно и дальше читать и думать.
- Я и стану, как только меня отсюда выпустят.
Бибиков, кажется, смешался. Мастер почувствовал, что его разочаровал, но он не понимал почему. Наверно, нес слишком много вздора. Не так-то легко говорить умные вещи, когда ты в беде, да и на чужом языке нелегко изъясняться.
Немного погодя следователь уронил рассеянно:
- Синяки на голову как посадили?
- В темноте, от тоски.
Бибиков полез в карман и протянул мастеру свой портсигар.
- Угощайтесь. Турецкие.
Яков закурил, чтобы его не обидеть, хотя ему не по нутру была эта папироса.
Следователь вынул из кармана свернутый листок бумаги и огрызок карандаша, положил на стол перед Яковом.
- Оставляю вам этот допросный лист. Нам надо установить кое-какие подробности вашей биографии за неимением полицейских бумаг. Ответьте на все вопросы, подпишитесь, а тогда позовите стражника и ему отдайте эту бумагу. В каждом вашем показании будьте точны. Свечу я вам оставляю.
Яков уставился на бумагу.
- А сейчас мне надо спешить. У моего мальчика жар. Жена с ума сходит.
Бибиков застегнул меховую шубу и надел широкополую черную федору, которая казалась ему велика.
Кивнул арестанту, сказал тихо:
- Что бы ни случилось, будьте мужественны.
- Б-г ты мой, что может случиться? Я невинный человек.
Бибиков пожал плечами:
- Это дело тонкое.
- Помилосердствуйте, ваше благородие, я так мало видел в своей жизни.
- Милосердие - это для Б-га, я полагаюсь на закон. Закон вас защитит.
Он позвал стражника и вышел из камеры. Запиралась гремучая дверь, а он уже спешил прочь по тусклому коридору.
Мастер вдруг почувствовал острый укол тоски.
- Когда вы еще придете? - крикнул он вслед уходящему.
- Завтра.
Хлопнула дальняя дверь. И замерли шаги.
- Жди-пожди теперь завтра ихнего, - сказал стражник.