- Конечно поправится! Дышло, должно быть, ударило его сбоку, и он отлетел в сторону. Это просто чудо, что по нему не проехалось колесо и он не попал под копыто. Посмотрите, вот след от подковы у него на шапке - отпечатался так четко, что не смыл даже дождь. Через пару недель он снова будет в полном порядке.
- Это хорошая новость. А когда он сможет передвигаться… Пожалуй, я поговорю об этом со своей женой, - сказал фермер.
- Не говорите с ней сейчас. Просто возьмите парня к себе. Уложите его на полу в вашем холле и скажите, что я буду через двадцать минут.
Доктор Карфэкс повернулся к двум подъехавшим линейкам - одна была пуста, во второй лежало бесчувственное тело Тима Уди. Бегло осмотрев страдальца второй раз, доктор остановил один из экипажей, возвращавшихся со скачек, и велел доставить Уди в Трой, в маленькую больницу на Фор-стрит. Люди, сидевшие в экипаже, бодро высыпались из него и набились в другие повозки. Амиота уложили в линейку.
Мэрмана и Мерлина, которые уже успокоились и присмирели, повели домой, в стойло. С ближайшего поля доставили ломовую лошадь, чтобы она оттащила ландо Льюворнов в колесную мастерскую, находившуюся на перекрестке дорог. Когда разместили пострадавших, во второй линейке нашлось место для Линнет, ее мужа и нотариуса. Итак, все покатили в Трой, а доктор Карфэкс, перемолвившись парой слов с мистером Бозанко, вскочил на лошадь и медленно двинулся за первой линейкой.
ГЛАВА 7 Доктор Карфэкс и дискуссия за ланчем
- Это было слово "Лантиэн", - сказал нотариус, - и парень произнес его четко, на английский манер, сделав сильное ударение на "и", так что следующий за ним звук "э" проглатывается и слово звучит как "Лантин". Я заметил, вы почти так же произнесли его сейчас, и фермер тоже - кажется, его имя Бозанко.
- Именно так мы и произносим его в этих краях, - ответил доктор, осторожно счищая ножом кожуру с лимона. - Насколько я понимаю, вы в некоторой степени филолог, а может быть, еще и историк. Дело в том, что на "лан", "стоу" и "честер" ударение не ставится, что вполне естественно: Морвенстоу, Бридстоу, Ландульф, Ланкелли, Дорчестер.
- Простите, но дело не совсем в этом, точнее, меня изумляет вовсе не это, в данный момент я не думаю о филологии. Разумеется, я знаю свой бретонский язык и немного корнуоллский - вполне достаточно, чтобы правильно поставить ударение в названии любого места, когда вижу его напечатанным.
- Вы скромничаете. - Доктор бросил в чашу с пуншем всю кожуру лимона, срезанную в виде идеальной спирали.
- Предположим, это так. В таком случае я остановлюсь на двух моментах. Во-первых, этот Амиот предугадал слово, неизвестное ему, которое вертелось у меня на кончике языка; во-вторых, что еще более удивительно, он предугадал мое произношение и исправил его. Я бы произнес это название как "Лантэн" - что-нибудь в таком роде.
Доктор Карфэкс наклонился над огнем, чтобы водворить чайник обратно на таган. Он сам предложил месье Ледрю зайти и покурить вместе после обеда, и нотариус с благодарностью принял приглашение, радуясь перспективе побывать в этом уголке мира, в гостях у "оригинала". Но когда его принял учтивый, изысканно одетый джентльмен в прекрасно обставленной библиотеке, у камина, в котором пылал огонь, гость перестроился с быстротой, делающей честь его манерам. Комната была с низкими балками, но просторная, с большим эркером, из которого открывался вид на гавань, и в окно проникал рокот прилива и плеск волн. Над камином висел портрет молодой женщины, выполненный акварелью. Это была единственная картина в комнате, тускло освещенной четырьмя восковыми свечами, стоявшими на столе. Они горели в старинных серебряных подсвечниках, хорошо почищенных. Месье Ледрю также обратил внимание, что в комнате пахнет лавандой. Аромат исходил от двух больших ваз, которые он только что заметил: одна стояла на столике из полированного дуба, другая - на высоком комоде. Стены до самого потолка были в книжных полках, уставленных коричневыми томами; то тут, то там на переплетах поблескивала старинная позолота, перекликаясь с пламенем в камине.
- Давайте рассмотрим обе ваши загадки по очереди, - предложил доктор Карфэкс, отступая к столу и набивая трубку табаком. - Что касается первой, то могу вам сказать, что я вовсе не скептик. Да, передача мыслей - это факт. Кто из нас один, два или множество раз в своей жизни не предугадывал слова, которые собирается произнести другой? По роду моей профессии мне часто приходилось выслушивать исповеди, и на основании накопившихся фактов я могу с уверенностью сказать, что среди супружеских пар, когда муж и жена спят вместе, такое случается очень часто. Когда-то, - он затянулся, - когда-то, - повторил доктор, - я частенько отгадывал, что именно скажет кто-либо… Но я рад заметить, что никогда не обладал даром ясновидения.
- Я думал, - сказал нотариус, - об этом мальчике.
Затем он рассказал доктору Карфэксу, откуда взялись рубцы на спине и плечах Амиота, и потом продолжил:
- Допустим на минуту, что одно человеческое существо может предугадать мысль другого и выразить ее в словах. Но это меня не удовлетворяет. Это не полностью объясняет… Я забыл вам сказать, что уже во время нашего путешествия по реке он мне признался, что этот пейзаж: водная гладь и холмы, поросшие лесом, - напоминает ему о каком-то месте, которое он знал когда-то, но не мог сказать, где оно. Когда я стал его расспрашивать, он не мог вспомнить ничего определенного - возможно, видел какое-то похожее место в младенчестве, или это был всего лишь сон. Обнаруживаете ли вы какую-либо связь между этим и тем, что он сорвал слово "Лантиэн" буквально с кончика моего языка? Я имею в виду лишь возможную связь.
- Конечно обнаруживаю. Я также думаю, что этот юноша, у которого не было друзей, пока вы не спасли его с того ужасного корабля, этот несчастный, который был совершенно издерган и вымотан, наверно, неожиданно ощутил, что плывет на лодке в рай.
- Но со сломанной скрипкой.
- Хотя скрипка и была сломана, перед ним открылся настоящий рай.
- Вы только что сказали, - вежливо возразил месье Ледрю, - что в какой-то период своей жизни заранее угадывали, что именно скажет некая особа.
Доктор Карфэкс вынул изо рта трубку.
- Touché! В то время я был молод и переживал муки первой любви.
- Ах! - тихонько выдохнул месье Ледрю. - Так вы думаете…
- Нет, не думаю, - отрезал доктор, словно запирая неосторожно приоткрытый ставень. - Нет, не думаю, - повторил он. - Возможно, мне следует сказать вам, что я в некотором роде, по-своему, являюсь человеком науки. О, у меня нет никаких ученых степеней! Можете называть меня натуралистом, если вам хочется загладить своей любезностью мое нелюбезное приглашение войти в дом через дверь врачебного кабинета. Истина заключается в том, что мое парадное крыльцо заняла одна леди - довольно неприятная леди. Вчера она убила своего мужа и съела его. Короче говоря, это садовый паук, чьи повадки я наблюдаю последние две недели. Почему она выбрала мое парадное крыльцо? Почему Лето выбрала Делос, чтобы произвести там на свет Аполлона? Во всяком случае, я запер парадный вход, дабы не тревожить ее, и прикрепил там табличку с просьбой, чтобы посетители прошли кругом, ко входу во врачебный кабинет.
Доктор Карфэкс поднялся, снял с огня свистящий чайник и сосредоточенно занялся приготовлением пунша в чаше. Эта процедура исключала какие-либо разговоры. Когда она была закончена, доктор взял два бокала с высокими ножками и, быстро поднеся их к пламени свечи, ловко наполнил доверху.
- Оцените, - сказал он, передавая нотариусу дымящийся бокал.
- Вкусно, - сказал месье Ледрю, сделав глоток, и добавил через секунду: - О, удивительно вкусно. Да вы просто художник, доктор Карфэкс.
- Я натуралист, как уже говорил вам. Мой дед тоже был натуралистом, но лучше меня, ибо придерживался только фактов, которые наблюдал, совершенно не теоретизируя.
- Он тоже был доктором?
- О да! У нас в семье было три поколения врачей, и я, бездетный, буду последним в роду. Но все мы, пожалуй, подозревали, что наша практика - чистый эмпиризм и лучшее, что мы можем сделать, каждый в своем приходе, - это облегчить страдания и внушить уверенность, которая облегчает эти страдания. Я говорю не об исключительных случаях или сложных хирургических операциях, а о той загадочной уверенности, которую может внушить доктор, просто войдя в дом и положив в холле шляпу и перчатки. Итак, все мы, Карфэксы, были врачами, но нас все же занимало нечто находящееся за пределами эмпиризма. Подытоживая все, что мы знали, втайне мы всегда искали в природе какое-то шестое чувство - и у человека, и у паука. Вы понимаете, куда я клоню?
- Начинаю понимать, - с интересом ответил нотариус Ледрю, удобно расположившийся в кресле. В тех случаях, когда старики не рвутся выговориться сами, они - самые лучшие слушатели.
Доктор Карфэкс подошел к буфету, стоявшему в углу, достал из него нечто вроде серебряного кубка с крышкой и, наполнив его горячим пеплом из камина, осторожно опустил в чашу с пуншем, чтобы подогреть жидкость.