Кроме Сергея, Зары, Николая, ехало еще несколько политехников и медичек. Все они были шумливы, веселы. Так же могла бы ехать она: спорить, петь, смеяться...
Николай Толмачев перехватил ее тревожный взгляд, подвинул чью-то тужурку:
- Садитесь, Верочка. Ну-ка, расскажите подробней о вятских делах.
Слушал, сцепив пальцы в замок на остром колене; думал, насупив брови.
- Да, вам, Верочка, надо остаться. Обязательно надо. И как можно быстрее оформляться в организацию - потом на заводы, в гущу... Не десять, не двадцать - сто большевиков ходят рядом, - сказал он и, легко нагнувшись, вытащил из-под скамьи чемодан. - Голодно, наверное, с литературой?
Чувствуя, как от слов Толмачева становится легче, она ответила:
- Очень, очень нужна литература.
Потом, заметив в своих руках ивовую корзинку, виновато проговорила:
- Совсем забыла, что принесла гостинцев.
Петроградцы дружно принялись за луковые, рыбные и мясные пироги. Только Сергей, покосившись на корзинку, закурил.
- Я сыт, - сказал он, и Вере стало жалко его, милого сердитого "француза". Ведь она знала, как сейчас в Петрограде с продуктами.
- Вкусно пекут у вас в Вятке, - похвалил Толмачев. - Будем заезжать, - и протянул ей пачку газет и книг.
- Не смех ли, Бородину придется кусать локти! - крикнула Зара и опрокинула корзинку вверх дном. Но Вера видела, что Кунадзе отложила на стол кусок пирога для Сергея.
Вместе со всеми она смеялась над Бородиным, а он сердился, выдерживал равнодушную мину.
- Злой, какой, - чувствуя себя виноватой перед ним, проговорила Вера.
Сергей не принял этого признания ее вины. Закурил новую папиросу, щуря глаза от дыма.
Когда Вера уже стояла на земле, справляясь с обидой, захлестнувшей тугой веревкой горло, он вдруг спрыгнул с подножки; хрустнув шлаком, решительно шагнул к ней.
- Верочка, я злой, глупый, я... - ловя ее взгляд, порывисто проговорил он. - Я обидел тебя!
- Нет, ты не злой, Сережа, - почувствовав наконец, что веревка, давившая горло, исчезла, сказала она. - Ты, наверное, другим быть не можешь...
Колеса, взвизгнув, трудно сдвинулись с места. Сергей схватил ее руку и, как тогда, на Николаевском вокзале, порывисто прижал к губам.
- Я тебя всегда помню! Слышишь? - крикнул он и, разбежавшись, легко вскочил на уплывающую вагонную подножку.
Поезд ушел, а его голос все еще звучал в ушах: "Я тебя всегда помню! Слышишь?"
Глава 27
Вместе с худощавым скуластым прапорщиком Степаном Барышниковым пришел подтянутый, со статными покатыми плечами незнакомый солдат с желтой цифрой 697 на зеленых погонах. Он говорил уверенно, твердо, скупо жестикулируя правой рукой. Из-под прямых, вразлет, бровей в упор смотрели серые глаза.
- Кучкин Андрей, - коротко отрекомендовался Вере и прошел в комнату. Он придвинулся со стулом к столу, выложил на скатерть записную книжку и сразу же начал говорить о том, что только в Петрограде понял, как топорно работали они до этого в Вятке. Чувствовалось, что Кучкин - не новичок на таких собраниях, привык к любой обстановке и знает, когда надо перейти к главному, ради чего все они собрались сегодня в Вериной комнате.
Вера слегка волновалась, поджидая товарищей, а теперь ее успокоил уверенный голос Андрея. Со сдержанной гордостью Кучкин сказал, что видел на крестьянском съезде Владимира Ильича Ленина и разговаривал с ним...
Землемер Михаил Попов раздавил в спичечном коробке чадящий окурок, подался вперед. Ольга Гребенева, открыв по-детски полногубый рот, завороженно слушала.
- Верно, что он немного картавит? - спросила она.
- Верно.
Кучкин начал рассказывать, как эсеровские делегаты пытались устроить на съезде обструкцию, но Ленин сумел их заставить слушать себя.
У Михаила налилась кровью жилистая тонкая шея. Видимо, разбередило воспоминание, как ему на днях пришлось уйти с трибуны, не дочитав доклад.
Перед глазами Веры всплыла серая весенняя ночь на Троицкой площади, когда уже самые первые слова Ленина перевернули и наполнили все новым смыслом: жизнь, будущее.
Кучкин оглядел собравшихся твердым сухим взглядом, крутнул рукой.
- В ЦК товарищ Стасова нам посоветовала немедленно создать оргбюро, объединить большевиков в организацию и растить ее. Это первостепенная задача.
- Будут люди. У нас в полку есть, - стукнув ребром ладони по подоконнику, вскочил Степан Барышников. - Вот литературы нет, газет. Это нас режет.
Кашлянув, сутуло поднялся Виктор Грязев. Схватился за гнутую спинку стула.
- На первое время есть литература у меня, Зубаревой товарищи кое-что дали. Но нам надо организовать торговлю газетами, журналами. Как это сделать? Продавать есть кому.
Еще накануне он рассказывал Вере о том, что нашел сочувствующую большевикам солдатку, которая согласна торговать литературой. Но тогда они не могли решить, где брать газеты.
- Свою бы газету, - мечтательно проговорила Ольга Гребенева. - А то издают в нашем городе разную ересь: самодельные стихи да ученические опусы.
Виктор, пожевав губами, сел. В местном студенческом альманахе у него были напечатаны стихи и рассказ.
- Насчет литературы я потолкую с железнодорожниками, - окутав себя ватным комом табачного дыма, сказал Попов. - Думаю, выйдет дело.
- О газете пока можно только мечтать, - вставил свое слово высокий красивый землемер Алексей Трубинский и тоже отчаянно задымил. - Придется все давать через "Вятскую речь": и объявление о приеме в партию, и о создании организационного бюро. Это я могу взять на себя.
Вере было приятно, что каждый из товарищей уже что-то сделал или знал, как сделать. Значит, пойдет работа на лад. "Вот только я еще ничего не сделала, но я сразу же начну, сразу. Иначе зачем я осталась".
Было душно. Дым пологом висел над головами, на столе валялись ломаные спички, измятые бумажки.
- Давайте приступим к выборам оргбюро, - сказал Андрей, и Вера пошла за чернильницей и бумагой.
- У тебя те самые гости? - понимающе спросила Любовь Семеновна. - Народ простой, - и показала на выцветшие фуражки, висевшие в прихожей.
- Да, народ все простой, мама, - подтвердила Вера. - А непростые заседают в думе...
Ее неприятно кольнуло замечание матери. Она почувствовала в нем враждебность и, сухо сжав губы, ушла.
- Нет, ты не поняла меня, - услышала она голос Любови Семеновны. - Я без всякой задней мысли... они как раз очень милые, вежливые и обходительные.
Оргбюро выбрали быстро. В него вошли Кучкин, Барышников, Попов, Гребенева, Трубинский, Грязев и Вера. Тут же решили, что председателем будет Кучкин, квартиру Виктора объявили местом приема объявлений.
Когда участники собрания, сдержанно гомоня, ушли, из коридора послышался скрип шагов.
- Ты спишь, Верочка? - спросил голос матери.
- Нет.
- Ты знаешь, они очень такие... простые, стеснительные, - сказала Любовь Семеновна. - Это я тогда хотела сказать.
- Кто, мама?
- Да твои большевики. Они мне понравились.
Обняв мать, Вера прижалась щекой к ее щеке.
- Я очень рада, что они тебе понравились.
"Зря я, наверное, попросила не указывать свою фамилию, - подумала она. - Мама так хорошо относится к ним".